Москва, Токио, Лондон - Двадцать лет германской внешней политики - Герберт Дирксен

Германия и Япония были избраны богом для трагической судьбы, неизбежность которой проистекала из различных, зачастую почти противоречивых, источников. В то время как географическое расположение в центре Европы,, без определенных границ направляло развитие германского рейха и мешало достижению национального единства до 1871 года, история Ниппона была обусловлена его географической изоляцией как островного королевства, усугублявшейся проводимой ее властями недвусмысленной политикой изоляции. История не знает страны, которая бы на протяжении 250 лет рассматривала политику изоляции от внешнего мира как свою единственную и высшую цель, как это было в случае с Японией.

В течение всех этих веков японские государственные деятели сосредоточили свои усилия на формировании в высшей степени эффективной бюрократической и военной машины, предназначенной для решения задач ограждения их страны от любых связей с кем бы то ни было из внешнего мира. Они верили, что таким образом японцы сумеют избежать пагубного иностранного влияния и не станут жертвами жадности других наций, которые бросали завистливые взгляды на Дальний Восток на протяжении всей первой половины XIX века.

Но островному королевству недолго позволили продолжать эту оборонительную и негативную по отношению к пришельцам политику, и вскоре "Черные Корабли" эскадры адмирала Перри вынудили Японию открыть ворота для ч вторжения западных наций в их конкурентной борьбе за новые рынки и новые сферы влияния. Теперь ей пришлось столкнуться с альтернативой: или быть низведенной до уровня полуколониального и зависимого государства типа Турции или Китая, или же принять вызов и проложить свой путь наверх, пробиться к статусу суверенного современного государства, способного противостоять иностранному влиянию.

Несмотря на свою поистине средневековую отсталость, феодальную армию, вооруженную лишь мечами и стрелами, Япония решает принять вызов. Преодолевая трудности своего положения, обусловленные бедностью почв и отсутствием природных богатств, Япония, благодаря неустанным усилиям на протяжении десятилетий и огромной жертвенности, добилась успеха в построении государства по западному образцу с могущественной армией и современной промышленностью. Но в результате этого самого успеха Япония оказалась втянутой в мировые дела. Для того чтобы обеспечить свое растущее население едой и другими жизненно необходимыми товарами, она была вынуждена покупать сырье для своей индустрии в зарубежных странах. В качестве средства платежа за это сырье ей пришлось экспортировать конечную продукцию. Само ее существование стало зависеть от готовности остального мира продать ей сырье и желания купить ее готовую продукцию, и потому Япония стала очень чувствительной к малейшему волнению в мировых делах и была обречена на ненадежное существование. Любой сбой в регулярном потоке импорта - экспорта неизменно угрожал самому существованию государства.

Сходные причины привели и германский рейх на путь индустриализации и роста экспорта. Будучи новичками на мировом рынке, обе страны вынуждены были бороться за свою долю экспортной торговли методами выскочки: высокой производительностью труда, демпингом, продолжительным рабочим днем, и обе достигли одних и тех же результатов, а именно: растущей враждебности имущих наций к неимущим. Пока в мировой экономике господствовали свободная торговля и безудержная конкуренция, у новичков был шанс заработать себе на жизнь. Но как только для защиты внутренних рынков были воздвигнуты таможенные барьеры, трудности неизмеримо возросли. В результате ограничений на мировых рынках эти нации почувствовали неудержимое стремление создавать собственные экономические сферы влияния, в пределах которых они могли бы без помех покупать сырье и продавать конечную продукцию.

Подобное стремление расшириться не могло не угрожать всеобщему миру, и опасность была значительно усилена наличием в характерах обоих народов многих сходных черт. Так, в фундаментальных проблемах отношений личности и государства и немцы, и японцы по разным причинам, но пришли к одному и тому же выводу. Согласно их философии, государство должно быть институтом высшим и первичным, которому подчинены все личные интересы и желания индивидуума. Лишь работая на благо общества и граждан, объединенных в государство, индивидуум может выполнить высочайшую обязанность, возложенную на него богом, а именно: способствовать дальнейшему повышению благосостояния соотечественников. Этот спартанский образ мыслей был принят как в Пруссии, так и в Японии, и привел к возникновению авторитарного государства с очень эффективной исполнительной властью, управляемой солдатско-чиновничьей иерархией.

Столь простое и строгое установление в соединении с нуждой, лишениями и скудными землями и породило типы людей, которые вознаграждали себя за свое самопожертвование и тяжелую работу автократическим методом правления. И Германия, и Япония привыкли к своей непопулярности в мире. Факт, что методы, используемые этими непопулярными режимами, достигли результатов, которые делали им честь, таких, как Корея, Формоза и восточные провинции Пруссии, был проигнорирован остальным миром и не получил какого-либо признания до самого их крушения.

Ни Германия, ни Япония не добились успеха в поиске решения проблемы как им следует приспособить себя к сообществу государств, развивавшихся в другом направлении - иначе говоря, к западным демократиям. Когда эти две страны почувствовали, что самому их существованию угрожают растущие барьеры, воздвигнутые, чтобы воспрепятствовать экономической экспансии или эмиграции излишнего населения, тогда и возникла опасная философия "жизненного пространства", которая, будучи насильственно применена на практике, и привела к всемирной катастрофе.

Склонность к применению силы также была характерной чертой, общей для обоих народов. Они оба дисциплинированны; сознательное повиновение сильному и эффективному руководству - одно из их выдающихся качеств. Но если они узнают, что их ведет и ими правит неэффективное правительство, эта готовность подчиняться сменяется неожиданным и страшным взрывом. Подобное же характерно и для их поведения в международных делах: Германия и Япония прошли длинный путь по дороге сотрудничества с мировым Сообществом: немцы на протяжении периода существования Веймарской республики и японцы - во времена либеральной эпохи Шидехара. Но когда они чувствуют растерянность и видят тщету своих усилий, они резко останавливаются и вновь обращаются к мирному труду.

Тесная крепость, которая установилась между немецким и японским народами после того, как они выбрали тоталитарный путь развития, и которая привела к заключению альянса в 1940 году, имела, таким образом, глубокие корни с обеих сторон. Но в то время как дружеские чувства к Германии были широко распространены в Японии, симпатии к японцам в Германии были весьма ограничены. В Японии чувства особой дружбы и восхищения Германией испытывали представители науки, особенно медицинской, и армии. Эти люди учились у германских инструкторов и наставников, а пожизненная благодарность учителю одна из благороднейших черт японского характера. Один германский профессор или военный инструктор привлек на сторону Германии сотни или даже тысячи людей, тогда как число немцев, симпатизирующих Японии, ограничивалось лишь немцами, когда-то жившими в Японии, и теми, кто по роду деятельности или по другим причинам интересовались Японией и знали ее.

Германские симпатии на Дальнем Востоке больше относились к Китаю, чем к Японию. Китай представлялся германскому уму родиной конфуцианства. Лао Цзы был философом, чьи работы и учение появились в многочисленных популярных изданиях. Романы Перл Бак и других американских писателей многое добавили к этой популярности. Китайское искусство очень высоко ценилось растущим числом немецких коллекционеров. Были и такие, кто считали себя настоящими ортодоксальными знатоками - поклонниками ранней китайской керамики эпохи таких мастеров, как Сунг и Танг, а были и просто коллекционеры, кто ценил фарфор XVIII века и неплохо в нем разбирался. Некоторые эклектики даже специализировались на художественных свитках. В сравнении с этой огромном армией поклонников китайского искусства немного было энтузиастов японских гравюр на дереве и изделий из лака, тогда как рынок был наводнен ужасными подделками, наштампованными японскими торговцами для иностранных покупателей. По-настоящему утонченное или иначе говоря "сдержанное", классическое искусство Японии приходилось усиленно изучать, совмещая эту страсть с привязанностью к самой стране.

В Германии, равно как и в других европейских странах, все китайское пользовалось большей популярностью, нежели японское. Легкая, веселая манера, чувство юмора и владение иностранными языками делали китайцев более привлекательными и особо располагали к ним на фоне подчеркнутой официальности японцев, чья преувеличенная вежливость, даже если она и служила прикрытием для робости и застенчивости, равно и отсутствие каких-либо способностей к изучению иностранных языков, граничили с надменностью. Даже немцам, много лет прожившим в Японии, так и не удавалось отыскать путь к сердцам своих японских хозяев, хотя не существует более надежного и верного друга, чем японец, если европейцу однажды удалось пробить кору подозрительности и формализма и завоевать его доверие. Японцы действительно являются самым сложным и трудным для управления народом.