Доспехи Крестоносца - Александр Белых

Судорожно дыша, Бризнер почувствовал, как тело пронизывает сильная дрожь. Монах поднялся, вытирая холодный пот со лба. Дрожащими руками взял кувшин с водой и принялся жадно пить холодную воду. Не полегчало. В воспоминаниях до сих пор плясали отблески пожара, а в ушах слышался гул от рушащихся стен дома.

Держась за стену, Бризнер покинул комнатку. Сейчас может помочь лишь свежий воздух.

На улице простиралась ночь. До рассвета оставалось чуть более часа, но именно этот час тянулся дольше других, собрав в себе весь мрак ночи и ту безнадегу, которую она несла с собой. Даже звезды, россыпью разброшенные на небосклоне лишь слабо сияли. Их серебро отливалось тусклым холодным светом, заставлявшим наполняться сердце мучительной тоской. В такие минуты казалось будто тем, кто царствует наверху нет никакого дела до своих детей. Что, если они также равнодушно наблюдают, как и звезды за людьми и не желают помочь нуждающимся? Что если молитвы не трогают их сердца? Почему молчат, оставаясь безучастными?

Небеса не дали ответов. Звезды по-прежнему продолжали мерно мерцать, излучая холодное безразличие.

В крошечном помещении церкви никого не было. Слишком рано для утренней молитвы. Большинство братьев еще спят. Именно поэтому Бризнер пришел в церковь. Мужчина хотел побыть наедине. Помолиться, окруженный образами могучих богов, в надежде, что они все же снизойдут и ответят на зов.

Пройдя ряд пустых скамей, монах приблизился к алтарям. Поочередно зажег оплывшие свечи. Вместе с колеблющимся пламенем десятка свечей помещение наполнилось жизнью. Бризнер встал на колени и, глядя перед собой, но ничего не замечая, принялся шептать молитву. Поначалу тихие слова становились все громче, настойчивее и увереннее.

Бризнер не услышал, как открылась входная дверь, и в помещение вошел епископ Реми. Старый священнослужитель, молча, опустил на голову Бризнера руку, и, опустившись на колени, тоже затянул молитву.

Два голоса, хриплый и звонкий сплелись воедино. Дрожало пламя свечей, пахло расплавленным воском и благовониями. Молитва продолжалась долго. Стены в углах церкви вытянулись, стали неровными. Свечи оплыли, а в высоких цветных витражах окон, изображающих фигуры богов, заиграли первые лучи восходящего солнца. Вместе с появлением солнечных лучей помещение церкви насытилось яркими красками. Цветные витражи преломили лучи, окрасив стены, потолок и пол радужными оттенками. С рассветом, казалось, ожили и сами боги, превратившись из пестрой неживой мозаики в сияющие ореолы. Ожили в руках Акатоша песочные часы, ставшие отсчитывать время до новой ночи. Завибрировал голубой воздух в витраже Кинарет, богини природы, а зеленый лес за ее хрупкими плечами пришел в движение. Заучилось хитрое лицо Зенитара, бога труда и коммерции и покровителя торговцев и купцов. А золотистые чаши весов в сжатой руке бога закачались, выйдя из равновесия. Пробудились ото сна и другие небесные владыки. Рассвет принес вместе с собой спасительную жизнь и движение.

Рассвет принес изменение и Бризнеру. Лицо расслабилось, пропала нервозность, а движения приобрели плавность. Монах вновь мог нормально дышать. А главное мыслить и жить. Хотя бы до наступления следующей ночи. Вот только больше он не сможет явиться сюда для молитвы. Сегодняшний день последний в июле, а значит, ему придется покинуть стены монастыря, ставшим приютом на долгие годы.

Епископ ощутил душевное беспокойство своего чада. Внимательно посмотрев Бризнеру в лицо, он тихо спросил:

- Кошмары так и продолжают изводить тебя каждую ночь?

- Да святой отец, но я не ропщу. Видно сами Девять желают испытать меня.

- Ты усердно молишься, брат Бризнер. И я знаю, твоя вера крепка. Но пока в твой душе имеются сомнения покоя тебе не обрести. Возможно, ты прав, и кошмар часть испытания богов. А может дело в самом тебе. Не нужно считать себя повинным.

- Но я повинен, святой отец! - голос Бризнера сорвался на крик. Подавив эмоции, монах опустил голову, почти касаясь лбом алтаря. - Я повинен.

- Не дано спасти от смертей всех, - промолвил епископ. - Не бери чужой грех.

- Вы правы, - ответил едва слышно монах, - всех не дано. Но жизнь сестры на моей совести. И смириться с этим моя душа, боюсь, не сможет никогда.

- Не стоит решать за богов, сын мой. Лишь они знают истину, невиданною их слугам земным. Ты пьешь тот отвар, что я рекомендовал?

Бризнер не ответил. Соврать епископу монах не мог, так же, как и перечить.

Епископ Реми понял все и без слов.

- Это твой выбор, сын мой. Не мне осуждать чужое решение.

Мужчины замолчали.

Поднявшись с затекших колен старик, охая, разогнул спину. Оглядел взором витражи, взглянул на алтари.

- Встань. Смирения в тебе хватает и так. Преданность богам можно выразить не только проводя время в молитвах.

Монах послушно выполнил волю епископа, стараясь не замечать возникшую судорожную боль в ноге. И зная, о чем пойдет дальнейший разговор, начал первым:

- Месяц завершается.

- Последний день июня, - кивнул Реми. - По своему великий день в судьбе Империи.

- Почему я? - вопрос прозвучал неожиданно. Но епископ давно ожидал, когда Бризнер огласит мучащую изнутри фразу.

Священнослужитель улыбнулся:

- Полагаю, подобный вопрос мучает каждого из избранных. И причина ясна. Ответственность, возложенная на вас велика. Но не следует изводить себя вопросом, достоит ли ты. Время само ответит. А жизнь покажет. Но я верю. Верю в тебя, и в остальных, пусть даже я их еще не видел.

- Спасти Империю? Но я... я всего обычный монах. Что я могу?

- Очень многое. Уж поверь - слово и вера не менее мощное оружие, чем клинок. Слово способно рушить и созидать, смотря как им воспользоваться. Со временем оружие превратится в ржавую пыль. А слово вечно.

- Но разве вера способна одолеть Умарила?

- Если она истинная, то, безусловно. Пойми, Пеленал Вайтстрейк ни за что не победил бы короля айлендов, будь его доспехи хоть трижды освящены богами, если бы душой Крестоносца овладели сомнение. Но вера, которую он пронес через всю жизнь, помогла ему не хуже заговоренного меча. И благодаря поступку Крестоносца, пожертвовавшим добровольно жизнью ради истиной веры остальные тоже обрели веру. Одна жизнь сумела зажечь огонь в душе сотни тысяч.

- Я боюсь, - честно признался Бризнер. - Один раз я уже подвел самого дорого мне на земле человека. Что если подведу снова? Знать о гибели людей из-за слабости моего духа. Ответственность не просто велика, святой отец. Она непомерна.

- Именно поэтому ее тяжкий груз разделится между членами отряда. Вместе, выступая единым целым, вы одолеете все преграды ожидающие на пути.