Весенняя страсть - Дениз Домнинг

Гиллиам намеревался что-то сказать – по выражению лица было ясно, что какую-то колкость, но Николь положила свою руку на его и слегка сжала. Он бросил на нее удивленный взгляд, но удержался и промолчал.

– Тогда ешь, – сказала Николь. – Если завтра не так сильно замерзнешь, сам решишь – есть тебе или нет. Уина, принеси Джосу поднос и такую же похлебку, пускай согреется.

– Да, миледи, – ответила женщина.

Джос с благодарностью посмотрел на свою госпожу и жадно принялся за еду.

– Молодец, – еле слышно сказал Гиллиам. – Как ты догадалась?

– Некоторые не выносят твоего юмора, – тоже шепотом ответила Николь. – А мы оба устали быть постоянной мишенью для твоих насмешек.

Гиллиам улыбнулся в ответ и принялся за еду. Новый господин Эшби съел шесть вареных яиц, три маленьких батона хлеба, четверть круга мягкого сыра, а чтобы все это запить, налил чашку подслащенной ячменной воды. Николь уже поела, а он снова взялся за яйца и хлеб.

Кухарка, проходя мимо нее с пустым горшком, сказала:

– Клянусь, миледи, у вашего мужа внутри настоящая яма, и он никак не может ее заполнить.

– Истинная правда, – ответила Николь по-английски, а потом сразу перешла на родной язык. – Гиллиам, я думаю, нам всем придется голодать зимой, чтобы накормить тебя.

Гиллиам только улыбнулся.

– Тебе надо больше верить в свои силы, моя дорогая жена. Так что ты будешь делать теперь, когда снова встала на ноги?

От приятного возбуждения она улыбнулась, задумчиво грызя ноготь большого пальца. Николь всегда так делала, когда хотела привести мысли в порядок.

Во время уборки урожая единственным отличием Николь от остальных женщин Эшби было лишь почтительное обращение “госпожа”. В остальном – никакой разницы. Она занималась забоем выбракованных животных из стада и из отары, солила мясо, делала колбасы, из винограда готовила вино, из яблок – сидр и уксус. Запасов надо было сделать много, чтобы семье и слугам хватило на долгую зиму.

– Я думаю начать с домашней фермы. Надо заглянуть в каждый коровник и в каждый сарай Когда я узнаю, что у нас есть, я пойму, что делать. Если останется время, схожу в деревню. Ах да, еще надо навестить Элис.

– Но перед тем, как идти, найди меня, – велел Гиллиам, сметая крошки со стола и скатывая в шарик, чтобы кинуть Ройе. – Если я не смогу пойти сам, то дам тебе сопровождающего.

– Сопровождающего? – засмеялась она. – Чтобы сходить в деревню? – Потом ее осенило: он собирается держать ее под охраной. – Милорд, я могу поговорить с тобой наедине? – ледяным тоном спросила она.

– Конечно, миледи. – На его лице появилось смущение. – И где ты предлагаешь?

– В дальнем углу, вон там, – указала Николь.

Скрестив руки на груди, Николь шествовала впереди, а Гиллиам медленно следовал за ней.

– После всех слов о нашем с тобой договоре ты собираешься следить за мной? Держать под охраной? – Николь старалась говорить тихо, чтобы он не смог обвинить ее в невежливом поведении. – Ты собираешься держать меня в моем собственном доме, как в тюрьме? – Она так сильно обиделась на Гиллиама, что даже отвернулась, не давая ему возможности заметить всю глубину обиды.

Он положил ей руку на плечо, но она сбросила ее.

– Не прикасайся ко мне, – сказала она довольно громко.

– Если не хочешь, чтобы я прикасался к тебе, повернись ко мне лицом.

Она судорожно вздохнула, собираясь отказаться, но решила, что спорить и сопротивляться бессмысленно. Гиллиам наблюдал за ней, взгляд его был полон разочарования.

– Подумай-ка, Николь, почему я не хочу позволить тебе уехать из замка без сопровождающих?

– Потому что ты думаешь, что я попытаюсь убежать из Эшби, – резко ответила она.

– Убежать? Куда? – Он ласково коснулся ее руки, на этот раз она не протестовала. – Я вижу, как ты любишь это место. Я думаю, ты никогда отсюда не убежишь. Даже если тебе представится такая возможность. Можешь попробовать еще раз… Кстати, ведь не я позвал де Окслейда за тобой.

Николь удивленно приоткрыла рот, упрекая себя в откровенной глупости. Только жадность и желание получить Эшби влекло де Окслейда к ней. В следующее мгновение Николь отмахнулась от этих мыслей.

– Но на что сейчас может надеяться Хью? Для всего мира мы считаемся мужем и женой.

Гиллиам опустил глаза и скрестил на груди руки.

– Какое ему дело до нашей клятвы? Он знает, что у нас нет наследника. – Гиллиам быстро замолчал, не высказав того, что вертелось на языке. Внезапно его лицо просветлело. – О, я теперь понимаю, что это за воры. С их помощью наш сосед пытается развеять зимнюю скуку. Он хочет оставить тебя вдовой. Понимаешь? Он схватит тебя, запрет у себя и станет ждать, когда я приду тебя вызволять. Что будет дальше, я думаю, не стоит рассказывать. Теперь ясно, что де Окслейд намерен одним камнем убить сразу двух птиц!

– Что же я наделала! – воскликнула Николь.

Злобный и хитрый Хью, конечно, попытается завладеть тем, что она имеет. Она понимала это слишком хорошо. Из-за бессмысленной тупой решимости удержать в своих руках Эшби она открыла ворота и пустила волка в овчарню. Подогревая жадность Хью, она снова может стать причиной очередного разрушения ее владений.

– Но не стоит оплакивать меня раньше времени, жена, – толкнул ее локтем Гиллиам и засмеялся. – Я вовсе не собираюсь умирать. Я ищу способ, как свести на нет эту опасность, которую ты навлекла на нас.

– Какой я была дурочкой, – сердито пробормотала себе под нос Николь. Поглощенная своими мыслями и злостью, она забыла, что Гиллиам слушает ее.

– Да, но ты моя дурочка. И будь я проклят, если позволю кому-то отнять тебя у меня. – Снова его смех резанул ее, как удар ножом.

– Да перестань же надо мной смеяться! – ощетинилась она, схватив его за тунику и пнув по ноге. – Тебе мало, что я ненавижу себя за собственную глупость? Ты хочешь, чтобы мне стало еще хуже?

Она повернулась, собираясь уйти подальше от него и от его ужасного юмора, но больные ноги не позволили ей выполнить это намерение. Николь поскользнулась на половике и, если бы Гиллиам не подхватил ее, шлепнулась бы на спину.

Гиллиам поставил жену на ноги, потом привлек к себе и обнял, прежде чем она успела вздохнуть. Николь вся сжалась как пружина, готовая оттолкнуть его, но, как всегда, ее попытки оказались бесполезными. Он положил ее голову себе на плечо.

– Слушай, я не смеюсь над тобой, – сказал он тихо и ласково. – И не собираюсь.

– Отпусти, – простонала Николь, собираясь вынырнуть из его объятий. – Отпусти. Я не выношу этого. Ты меня высмеиваешь всякий раз, когда тебе вздумается.

Но злилась она сейчас не на Гиллиама, а на саму себя. Ей до смерти надоело собственное наглое упрямство.