Сирруш (СИ) - Марков Павел Сергеевич

— А Нирупама?

При упоминании охотником имени дочери, взгляд Мины немного прояснился.

— Спит. Она теперь часто спит…

— У вас… — начал, было, Шанкар, но она его перебила.

— Что с ним будет?

Охотник на секунду задумался, но затем честно ответил:

— Не знаю.

— Это вправду он убил тех лесорубов?

— Не знаю, — Шанкар тяжело вздохнул.

— Не верю, — сухо проговорила Мина, — он не способен на такое.

Шанкар непроизвольно провел рукой по своей шее. Память о том, как Анил вцепился в нее ледяной хваткой, была еще слишком свежа. Но он не собирался рассказывать бедной женщине о случае в тюрьме. Ей и без того сильно досталось. Однако сам охотник начинал сомневаться в неспособности Анила причинить вред другому человеку. Особенно, если припадок безумия случился с ним в самый неподходящий момент.

— Когда суд? — спросила Мина.

— Он отложен на неопределенный срок. К тому же… — Шанкар на мгновение замялся, — произошли кое-какие события.

— Какие? — голос Мины продолжал оставаться ледяным и бесчувственным. Казалось, в этой жизни ее все перестало интересовать. Она поддерживала разговор только из вежливости.

— Неважно, — Шанкар не горел особым желанием посвящать ее в ужасные события последних дней.

Мина равнодушно пожала плечами. Очевидно, ей было все равно.

— Его казнят?

— Скоро я собираюсь отправиться в лагерь лесорубов и все разузнать. От того, что мне удастся выяснить, будет многое зависеть.

Мина кивнула, а затем впервые за разговор подняла взгляд на охотника. В ее карих глазах стояли слезы.

— Как он там?

Перед мысленным взором охотника вновь предстал образ бывшего лесоруба. Бледное, перекошенное от ярости, лицо. Глубоко закатившиеся глаза. Безумное бессвязное бормотание. Шанкару пришлось приложить немало усилий, дабы ответить.

— Нормально, — выдавил из себя он.

— Можешь передать ему мою пшеничную выпечку?

«О, Мина, ему сейчас не до еды».

— Лучше оставь себе. Я собственно потому и пришел…

— Мне не надо, — резко перебила она, — я все равно в последнее время плохо ем.

— Ты должна есть.

— За меня не беспокойся. Со мной все в порядке.

— Я так не думаю, — возразил охотник, еще раз про себя отмечая, насколько похудела жена лесоруба.

— Говорю же, я в норме.

— Если сама не хочешь, то угости Нирупаму.

— Считаешь, что я не думаю о ней? — наконец-то в голосе Мины появились хоть какие-то нотки, отличные от могильного тона.

— Нет. Не считаю. Но сейчас твоя поддержка нужна ей куда больше, нежели Анилу.

Она не стала возражать. Лишь вновь опустила глаза в пол. Ее взор снова стал постепенно затуманиваться.

— Скоро я отправляюсь на север. В сторону лагеря лесорубов и просеки. Перед отбытием я навещу вас еще раз. Принесу еды и дам серебра. У тебя ведь закончилось серебро?

— Давно, — мрачно ответила Мина, — я уже собиралась идти убирать улицы, ибо скоро будет не на что покупать еду…

— Не стоит, — Шанкар встал, — я скоро вернусь.

— Спасибо.

Охотник окинул Мину сочувственным взглядом и, ободряюще прикоснувшись к ее плечу, двинулся в сторону выхода.

Взявшись за ручку двери, Шанкар внезапно кое-что вспомнил и обернулся:

— Когда ты видела его в последний раз… Анил не вел себя странно?

— Нет, — Мина отрицательно мотнула головой, — просто он не хотел возвращаться туда. Не мог больше держать в руках топор. Но… — тут она запнулась и внезапно умолкла.

Какое-то время Шанкар терпеливо ждал, пока она вновь не заговорит. Откуда-то издалека доносились лай собаки и крик петуха. В хижине же наступила гнетущая тишина. Настолько неприятная, что охотник, в конце концов, не выдержал.

— Но?

— Я заставила его, — тихо прошептала Мина, словно обращаясь к самой себе.

— Заставила?

— Сказала, что нам нужны деньги… что он должен пересилить себя… ради Нирупамы.

— О…

— Это я виновата, — Мина начала давиться слезами.

— Ты тут не причем, — возразил Шанкар, но она его не слышала.

— А теперь меня еще считают женой кровавого убийцы!

— Мина…

— Меня обходят, словно прокаженную!

Горячие слезы потоком хлынули из ее карих глаз, быстро увлажняя белоснежную рубашку. Под воздействием мимолетного порыва, Шанкар хотел было подойти и обнять несчастную женщину. Попытаться утешить ее. Однако потом осознал, что это ничего не даст. Лучшее, что он может сейчас сделать для нее — это дать побыть одной.

— Я скоро вернусь, — проговорил он, не до конца уверенный в том, что его услышали.

Потянув за ручку, охотник вышел на узкую улочку, аккуратно прикрыв за собой дверь.

***

— Думаете, он еще там?

Смуглолицый воин с курчавыми волосами и в светлой рубахе, опоясанной коричневым ремнем, настороженно взглянул на Шанкара.

— Я надеюсь на это, — ответил тот, забрасывая небольшое пламя походного костра землей.

Воин, которого звали Локеш, ухватился за копье:

— А вот я не горю желанием встречаться с этой тварью лицом к лицу.

Шанкар вскинул на него свои проницательные глаза:

— Чем скорее мы расправимся со зверем, тем лучше.

— Но ведь он в одиночку разметал целый вооруженный отряд! Да еще и во главе с Аджитом! А он был тем еще верзилой.

— Мы этого не знаем, — охотник поднялся, поправляя лук за спиной.

— Но ведь… — начал, было, Локеш, но не договорил, увидев на себе грозный взгляд охотника.

— Твои опасения понятны, Локеш, — холодно проговорил Шанкар, — но мы обязаны расправиться со зверем. Нравится тебе это или нет. Дороги не могут быть закрыты вечно.

— Да, я понимаю, — вздохнул воин, — ладно. Прикончим тварь и никаких проблем. Вернемся к прежней жизни.

«О, Локеш, — подумал охотник, — как жестоко ты ошибаешься. Наши проблемы только начинаются».

Верховный жрец Чудамани предоставил Шанкару для уничтожения зверя поистине огромные силы — сотню воинов. Ни один житель Хараппы или Мохенджо-Даро не помнил на своем веку подобного события, чтобы для достижения какой-либо цели выделялись настоль серьезные средства.

Когда рано утром крупный отряд воинов в светлых рубахах, вооруженных длинными копьями с бронзовыми наконечниками, покидал стены города через восточные ворота, их провожали несколько пар испуганных и обеспокоенных глаз. Люди в последнее время жили, как на иголках. Их беззаботная, лишенная всяких проблем, жизнь закончилась в одночасье. Сначала прекратились поставки древесины для обжига глины, с помощью которой бывший Верховный жрец Девадат намеревался заново отстроить юго-восточный район Мохенджо-Даро, пришедший в негодность. Затем бесследно исчезли и сами лесорубы, а следом за ними — небольшой отряд стражи, посланный на их поиски. И лишь Анил, обезумевший дровосек, содержался в темнице Цитадели, как доказательство того, что на просеке к северу от города произошло нечто ужасное.

Кстати о безумствах…

Весть о том, что милый и добродушный кузнец Брасид, на пару со стражником Нишантом, устроил кровавую бойню прямо посреди рыночной площади средь бела дня вмиг облетела весь Мохенджо-Даро. Об этом событии знал и поговаривал каждый. Люди, привыкшие к покою, гармонии и процветанию, теперь были напуганы и обескуражены. Они опасливо озирались по сторонам и подозрительно косились даже на тех, кого знали с младенческих лет.

Кто знает, быть может, мой близкий друг или родственник тоже выжил из ума? Быть может, за этой добросердечной улыбкой соседа скрывается кровавый безумец, многие годы вынашивающий ужасные планы по моей расправе? Ведь милый и простой Брасид тоже не вызывал ни у кого опасений! Он даже мухи не обидит — так о нем твердил чуть ли не весь город. И что теперь? Что теперь?

Зерна сомнений были посеяны среди населения Мохенджо-Даро. Посеяны в очень благодатную почву. Почву, состоящую из людей, изнеженных беспечной жизнью и не способных адекватно реагировать на изменившуюся обстановку. И эти сомнения не заставили себя долго ждать, прорастая подобно сорнякам на грядках.