Лжец, лжец - Т. Л. Мартин

этом. Может, сейчас и середина дня, но в Питтсбурге это мало что значило.

Наконец, я добралась до клуба. Он выглядел так же, как я его запомнила, за исключением того, что на этот раз здесь мертвая тишина, и никто не стоял за дверью. Просто охуенно. Мой кулак дрожал, когда я поднесла его к помятой стальной двери и постучала.

Из-за двери донеслось ворчливое ругательство. Затем она распахнулась.

Я подняла глаза все выше и выше и обнаружила, что смотрела на человека, который, должно быть, самый высокий мужчина в мире. Ему пришлось вытянуть шею, чтобы увидеть меня. Он оглядел меня с ног до головы, издал недовольный звук, затем рявкнул на спорящие голоса позади себя. Сигарный дым вырвался через открытую дверь.

Я открыла рот, но мужчина не дал мне возможности что-либо сказать, прежде чем начал захлопывать дверь у меня перед носом.

— Подожди! — я положила руку на дверь, как будто могла помешать ему закрыть ее. — Я кое-кого ищу.

С ворчанием он захлопнул дверь.

Черт.

Черт, черт, черт.

Я оглянулась через плечо, ненавидя себя за то, что внезапно почувствовала себя незащищенной. Несколько человек, слоняющихся по переулку, находились в своих собственных наркотических мирах. На меня никто не смотрел. Дрожа, я закинула рюкзак на плечо и повернулась обратно к двери.

Тук-тук.

Тишина.

Тук, тук, тук…

Дверь открылась, и я, спотыкаясь, вышла вперед.

Великан недоволен.

— Какого черта тебе нужно?

— Одетта, — это слово сорвалось с моих губ в отчаянии.

Он непонимающе посмотрел на меня.

— Одетта, — повторила я.

— Ты что, тупая, что ли?

Как только он собрался снова закрыть дверь, чей-то кулак обхватил край рамы, останавливая ее. Медленно она открылась, и я посмотрела в знакомые темные глаза. С моим выдохом в прохладный воздух вылилось облегчение.

— Дай нам секунду, — пробормотал знакомый гиганту.

Он не дожидаясь ответа, вышел наружу и закрыл за собой дверь. Его раздражение ощутимо.

— Ты больше не можешь приходить сюда с этим именем, малыш.

— Я знаю. Прости. Еще одно письмо…

— Нет.

— Пожалуйста. Я не знаю, куда еще пойти.

— Тогда жди, — огрызнулся он. — Это все, что я знаю.

— Все, что ты знаешь? Чушь собачья.

Мои смелые — или глупые — слова вырвались из-за нетвердой хватки, когда я вытащила письмо из кармана. Я протянула его ему.

— Мне нужно это, чтобы добраться до него. Ты должен что-то знать.

Парень долго смотрел на меня. Он покачал головой.

— Сколько тебе лет? Восемнадцать? Девятнадцать?

Я вздернула подбородок.

— Да.

Он хихикнул.

Этот звук вывел меня из себя.

— Что? Сейчас есть какие-то возрастные требования, чтобы вручать кому-то лист бумаги?

Прищуренные глаза изучали меня.

— Клянусь, меня бы здесь не было, если бы это не было важно.

Когда он тяжело вздохнул, я поняла, что победила.

— Даже если я заберу твое письмо, я не могу гарантировать, что оно дойдет до него.

Я продвинула письмо поближе.

— Просто попробуй. Это все, о чем я прошу.

Наконец он взял письмо, и я отступила, пока он не передумал.

— Благодарю.

— Смотри, чтобы я тебя здесь больше не видел. Поняла, малышка?

Я кивнула.

Он исчез внутри клуба, и я обернулась, оставаясь настороже на обратном пути к автобусной остановке. Паранойя — не единственное, что беспокоило меня сейчас. Во что ввязался мой кузен? С каждым годом достучаться до него становилось все труднее и труднее. С каждым годом он, казалось, все глубже забирался в кроличью нору.

Нервы сжали мои легкие. Я молила Бога, чтобы мое письмо нашло его.

Ева

Отсутствие Истона ощущалось в доме. По понедельникам футбольная тренировка всегда заканчивалась допоздна, но часть меня надеялась, что сегодня он пропустил бы.

Сделав домашнее задание, я зашла на кухню, чтобы перекусить, но когда открыла холодильник и посмотрела на его содержимое, на меня накатила тошнота. Я сжала ручку, прежде чем позволила дверце закрыться. Я уже пропустила обед, и из-за сломанной воображаемой коробки, похоже, я проступила бы и ужин.

— Jovencita (Пер. Молодая леди), — сказала Мария, спеша на кухню с корзиной для белья на бедре. — Наверх. Rápido. (Пер. Быстро.)

Я нахмурилась, но когда она отмахнулась от меня настоящими звуками кыш, я подчинилась и направилась к лестнице. Она неожиданно толкнула меня, и я схватилась за балясину.

Я бросила в ее сторону быстрый взгляд.

— Что за черт?

— Por favor, hazme caso (Пер. Прошу прощения, послушайся меня), — она подтолкнула меня локтем. — Иди сейчас.

— Ладно, ладно, — я закатила глаза.

Мой ответ, казалось, успокоил ее. Она убежала. Я была только на полпути вверх по лестнице, когда остановилась, услышав эхо каблуков в фойе.

У подножия лестницы появилась Бриджит. Заметив меня, она остановилась. Ее глаза с тяжелыми веками остекленели под светом люстры, а бокал вина безвольно повис в ее руке.

— Привет, Ева, — невнятно произнесла она, делая нетвердый шаг в мою сторону. Темно-красная жидкость колыхалась в ее стакане. — Надеюсь, ты прекрасно провела время на вчерашней вечеринке.

Горький тон ее голоса предполагал, что она надеялась, что я провела как угодно, но только не прекрасно. Мой желудок сжался.

— Эм, все было нормально. Спасибо, — я повернулась, чтобы сделать еще один шаг вверх по лестнице, но ее следующее слово остановило меня.

— Нормально? — Бриджит направилась ко мне, спотыкаясь на первой ступеньке. — Это нормально, что я приютила тебя? Что я дала тебе еду? Кров? Образование? И все это даром? Ни черта?

Комок подкатывал к моему горлу.

— Я действительно признательна за это, миссис Резерфорд. Все, что вы для меня делаете.

Она сухо усмехнулась.

— Признательна. Так вот какого слова не хватало в этом доме.

Я не знала, что на это сказать, поэтому продолжила свой путь вверх по лестнице, а неуверенный стук каблуков Бриджит следовал за мной. Она достигла верха лестницы через несколько секунд после меня.

Когда мы стояли бок о бок, она смотрела на меня. Минуту мы просто смотрели друг на друга, и это второй самый ужасающий момент в моем дне.

— Знаешь, я не самая плохая мать в мире, — в конце концов пробормотала она.

Я не ответила.

— Я не плохая, — она повторила это, как будто пыталась убедить меня. Как будто она пыталась убедить саму себя. — Я люблю Истона. Он знает это, — ее голос задрожал. — Разве нет?

Я отвела взгляд, но она ждала. И ждала.

— Я не знаю, — честно ответила я. — Но я знаю, что он любит тебя.

Ее глаза наполнились слезами, и я повернулась и с тоской посмотрела на дверь своей