Заветные поляны - Михаил Фёдорович Базанков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Верно, победил Алешка! — подтверждали женщины.
Верно… Победил Алеша. А мой этюд, как бы я этого ни хотел, никогда уже не наполнится таким доверчивым светом, потому что вошла в него часть моих дум и тревог.
Все вместе возвращались к машине. Сын с достоинством нес рисунок. Волнисто плыло в вечерней синеве над скошенной трын-поляной, заставленной свершенными стогами, большое оранжевое солнце. И каждому из нас казалось, что до заката очень далеко. Пусть дольше верит в свое солнце мой мальчик, пусть счастливый улыбается он…
Короткие рассказы
Рябиновые гроздья
Кружатся, редеют листья, устилают еще не остывшую землю. Кроны деревьев похожи на кружева. Стволы берез стали еще белее, и только на освещенных солнцем опушках они по-летнему сиреневые. Под тяжелыми ветвями елей проходишь, словно под сводами храма. В зеленом сумраке, под тревожные лесные шумы представляешь себя в далеком робком детстве.
И вдруг там, в новом просвете, вспыхнула и заискрилась рябина! А дальше другая, еще ярче. Кажется, они излучают тепло, так красны их гроздья. И хочется оглядеться вокруг, поискать еще такую же. И находишь. И радуешься.
Гудит лес, волнами раскатывается этот гул во все стороны. Листобой гуляет, куролесит и гасит листья, а рябины все светят и светят.
Падут заморозки, пройдут первые непроглядные снегопады. И прилетят к рябинам птицы. И придет человек, осторожно сломит несколько веток, унесет в деревню, домой. И повесит на чердаке под самой крышей, у самого окна, чтобы каждый прохожий мог видеть алые гроздья…
В нашей деревне возле каждого дома растут рябины. Бревенчатые дома будто мрачнеют, если нет поблизости хотя бы маленькой рябинки. Сквозь годы и расстояния греет это домашнее тепло рябинового света.
Рябины дороги мне с тех военных лет, когда не только что о сахаре — о настоящем хлебе не решались вслух вспоминать. Мы бегали по первым заморозкам к манящим рябинам, носили греющие ягоды на чердаки, а средь зимы мама выдавала нам по веточке…
Не могу представить ни детство, ни родную деревню без этого дерева. А разве осень без рябинового света можно представить?
Эх, залетные!
Собрались внучата, пришли к Дорофею с поклоном: «Дедо, разреши на жеребеночке, на Ветерке, покататься». Дорофей глянул поверх очков, разгладил усы.
— На жеребеночке? На Ветерке, значит, хочется? Ишь, вы, какие скорые… Об этом сначала надо не у меня, а у Карюхи спрашивать. Я тут хозяин невелик. — Прищурил глаза, трубку раскурил и все-таки пообещал: — Вот притрусит землю снежком, запрягу Карюху в красные сани, покатаю тогда. А Ветерок пускай поглядит, как это делается, поучится…
Каждое утро в четырех соседних домах раным-ранехонько просыпались Дорофеевы внучата-дошколята (семеро их — четыре девочки и три мальчика, все с хорошими, ласковыми именами: Лена, Лида, Луша, Лиза, Леня, Лева и самый маленький четырехлетний Гоша), на улицу выбегали и собирались возле конюшни, жеребеночка выглядывали: вырос Ветерок или нет?
Ждали они с нетерпением и первого снега. Но зима еще спала где-то за лесом, не торопилась приходить, укрывать землю белым покрывалом. Но однажды она все же проснулась, заворочалась, вздохнула и зародила холодный ночной ветер. Тогда и стало подмораживать. А ребятам дома было тепло, крепко они в эту ночь спали…
Старая же Карюха не подремала даже. Она со своим шустрым жеребеночком ходила вокруг конюшни. Не щипала отаву, не пила из ручья, не будила деревню пугливым ржанием, а только настороженно прислушивалась, вглядывалась в синюю темноту.
Рассвет погасил густые звезды. Запарили луга. Зазеленели свежо и влажно озими, засеянные веселыми блестками. (А может, то небесные звезды упали на землю? — так, наверное, думал жеребенок.)
Чтобы избавиться от ночного недоумения, Карюха осторожно подошла к оврагу, попробовала чудную, синеватую траву, которая каждой осенью после первого заморозка казалась ей незнакомой, подумала о том, что приближается, совсем близко подкралась зима. Она решила рассказать о холодном времени года своему малышу, доходчиво, на своем лошадином материнском языке. Но он не захотел слушать, подпрыгнул на высоких, стройных ножках и пустился галопом через овраг, оставив на траве, покрытой инеем, четкий след.
Карюха тревожно заржала, и, как всегда, ей откликнулся знакомый человеческий голос — отозвался Дорофей. Карюха встряхнула гривой и степенно пошла к конюшне, поглядывая на жеребенка. Конюх, добрый и разговорчивый, похлопал лошадь по крупу, потрепал ее уши и гриву, заглянул в глаза. «Зима, видать, подходит, — сказал он тяжелым старческим голосом. — Опять зима…» Карюха, соглашаясь, фыркнула, мол, холодно будет.
— Твой-то мороза не нюхивал, — рассуждал Дорофей, подгоняя непослушного жеребенка к теплой конюшне. — Ничего, узнает, как морозец трещит. Всего отведает.
Карюха опять, как бы соглашаясь, встряхнула гривой. Подошла к новеньким красным саням-кошевикам, обнюхала, оглядела. И вдруг весело заржала — рассмеялась, увидев стайку Дорофеевых внучат: они уж тут как тут, сани обогревают.
На следующее утро выпал снежок. Вокруг бело и ровно стало. Карюха легко бежала вдоль деревни, чувствовала, как ловко сидит праздничная, с начищенными бляхами сбруя. Под дугой звенел любимый колокольчик.
— Эх, залетные! — кричал Дорофей.
Шуршал и позванивал под полозьями свежий снежок. Маленькие невидимые птички будто бы взлетали из-под саней, вились над ребятишками, весело сообщали: «Мы с вами! Мы с вами!»
— Это что за птички, дедушка? — спросил Гоша. — Они где-то все поют и поют.
— Я и сам слышу. Думаю, птицы радости. Какие теперь лучше могут петь? Для вас они под первым снегом прятались и теперь выпархивают, радуются. Для вас… А Карюха думает, что для жеребеночка.
Редко увидишь теперь коня, запряженного в сани. А увидишь, охватит вдруг острое желание прокатиться в кошевочках по зыбкой зимней дороге. И представляешь себя в быстрых санях. Летите лицо снег из-под копыт резвого коня. И слышится над головой радостный голос отца: «Эх, залетные!»
Вспоминаю белую тишину
Иногда, кажется, живешь не настоящим, а ожиданием и воспоминаниями. Зимой (как в детстве) с нетерпеньем ждешь летнее раздолье, а летом, даже таким вот холодным, вспоминаешь зимние дни, те самые, когда заметил, что уклад лесной жизни резко меняется: зимующие птицы и звери таятся, боясь обнаружить себя неосторожным движением. Только лоси да волки гуляют, будто бы нарочно взметывая широкими размахами глубокий снежный покров. Лишь кое-где хитрые лисицы оставляют длинные бусы легких следов да, спустившись с дерева, пробегает коротконогая куница… Все чаще однообразные серые облака надолго затягивают небо.
