Северное сияние - Филип Пулман

Лира встала, прижав свою куклу, и Пантелеймон прыгнул на ее плечо, а медсестра открыла дверь, чтобы показать им дорогу.

Опять коридоры, Лира усталая и сонная, постоянно зевая, еле передвигала ноги в шерстяных шлепанцах, которые ей выдали. Пантелеймон поник и, став мышью, устроился в кармане ее халата. Лира увидела ряд кроватей, детские лица, подушку и затем заснула.

Кто-то тормошил ее. Первым делом Лира ощупала обе банки на талии, они были все еще в безопасности, потом она пробовала открыть глаза, но это было сложно, она никогда не была такой сонной.

— Проснись! Проснись! — шептало несколько голосов. С огромным усилием, как будто она двигала валун, Лира заставила себя проснуться.

В тусклом свете очень слабой ямтарической лампы она увидела трех девочек, собравшихся вокруг нее. Было тяжело смотреть, потому что ее глаза медленно фокусировались, но девочки показались ей ее ровесницами, и они говорили по-английски.

— Она проснулась.

— Они дали ей снотворное. Наверняка…

— Как тебя зовут?

— Лиззи, — пробормотала Лира.

— Прибыла новая партия детей? — спросила одна девочка.

— Не знаю. Только я.

— Тогда, где они тебя нашли?

Лира старалась усидеть. Она не помнила, чтобы брала снотворное, но что-то могло быть в напитке, который она пила. Она чувствовала себя набитой ватой, и слабая боль пульсировала в глазницах.

— Где мы?

— В центре нигде. Они не говорят нам.

— Обычно, они привозят сразу нескольких детей…

— Что они делают? — сумела спросить Лира, собирая свое одурманенное сознание, в то время как Пантелеймон, старался проснуться вместе с нею.

— Мы не знаем, — сказала девочка, говорившая больше всего. Она была высокая, рыжеволосая с быстрыми резкими движениями и сильным лондонским акцентом. — Они измеряют нас и делают эти опыты и…

— Они измеряют Пыль, — сказала другая девочка, доброжелательная, пухлая и темноволосая.

— Ты не знаешь, — сказала первая девочка.

— Они это делают, — сказала третья, выглядевшая забитой, девочка, обнимающая своего деймона-кролика. — Я слышала, как они говорили.

— Они забирают нас по одному — это все, что мы знаем. Никто не возвращался, — сказала рыжая.

— Есть один мальчик, — сказала пухлая девочка, — он считает…

— Не говори ей! — сказала рыжая. — Не сейчас.

— Здесь есть и мальчики, тоже? — спросила Лира.

— Да. Нас здесь много. Около тридцати, я думаю…

— Намного больше, — возразила пухлая девочка. — Скорее сорок.

— Но они продолжают забирать нас, — сказала рыжая. — Обычно начинается с того, что появляется много детей, а потом, один за другим, они все исчезают.

— Они — глакожеры, — сказала пухлая девочка. — Ты знаешь глакожеров. Мы все боялись их, пока нас не поймали…

Лира постепенно все больше просыпалась. Деймоны других девочек, кроме кролика, стояли, прислушиваясь, у двери, и никто не говорил громче, чем шепотом. Лира спросила, как их зовут. Рыжеволосая была Энни, пухлая — Белла, забитая — Марта. Они не знали имен мальчиков, потому их большую часть времени держали отдельно. С ними не обращались плохо.

— Здесь хорошо, — сказала Белла. — Дел — немного, кроме опытов и упражнений. И потом они нас и измеряют, измеряют нашу температуру и тому подобное. Это только скучно.

— Кроме тех случаев, когда приезжает госпожа Коултер, — сказала Энни.

Лира пришлось подавить крик и Пантелеймон затрепетал крыльями так резко, что другие девочки это заметили.

— Он нервный, — сказала Лира, успокаивая его. — Они, наверняка дали нам какое-то снотворное, как вы и сказали — мы все сонные. А кто это — госпожа Коултер?

— Она — та кто поймала нас, большинство из нас, по крайней мере, — сказала Марта. — Они все говорят о ней, другие дети. Когда она приезжает, дети начинают исчезать.

— Ей нравится смотреть на детей, когда их забирают, она любит смотреть на то, что они делают с ними. Этот мальчик, Саймон, он считает, что они убивают нас, а госпожа Коултер смотрит.

— Они убивают нас? — спросила Лира, дрожа.

— Наверняка. Ведь никто не вернулся.

— Они что-то делают и с деймонами, тоже, — сказала Белла. — Взвешивают их, измерят их и…

— Они касаются ваших деймонов?

— Нет! Боже! Они ставят весы и деймон должен взойти на них и меняться, а они делают заметки и фотографируют. И они постоянно помещают нас в камеру для измерения Пыли, они все время измеряют Пыль.

— Какую пыль? — спросила Лира.

— Мы не знаем, — сказала Энни. — Это что-то из космоса. Не настоящая пыль. Если у тебя нет Пыли — это хорошо. Но у каждого в конце-концов появляется Пыль.

— Вы знаете, я слышала, что говорил Саймон — сказала Белла. — Он сказал, что Татары делают дырки в своих черепах, чтобы позволить Пыли попасть внутрь.

— Да, он-то знает, — сказала Энни презрительно. — Я думаю, что я спрошу госпожу Коултер когда она приедет.

— Ты не посмеешь! — сказала Марта восхищенно.

— Я посмею.

— А когда она приедет? — спросила Лира.

— Послезавтра, — ответила Энни.

Холод ужаса пробежал по спине Лиры, и Пантелеймон прижался ближе. У нее был один день на то чтобы найти Роджера, узнать все, что могла об этом месте, и или сбежать или быть спасенной, а если всех бродяжников перебили, то кто же поможет детям выжить в ледяной дикой местности?

Другие девочки продолжали говорить, но Лира и Пантелеймон забившись в постель пытались согреться, зная что на сотни миль вокруг ее маленькой постели есть только страх.

Глава пятнадцать. Узилища деймонов

Слепое ожидание Лире не подходило; она была сангвиником — практичным ребенком, лишенным, к тому же, воображения. Никто с более развитым воображением не воспринял бы всерьез саму идею пройти такой тяжкий путь, чтобы спасти Роджера; либо, приди такая мысль в голову ребенку с богатой фантазией, он тут же нашел бы сразу несколько причин, по которым этот замысел не удастся. Быть искушенным лжецом вовсе не одно и то же, что иметь дар воображения. Большинство прожженных пройдох лишены его начисто; и именно это придает их лжи такую наивную убедительность.

Теперь, сама очутившись в лапах Коллегии Жертвенников, Лира больше не впадала в панику от того, что могло статься с бродяжниками. Все они были хорошими бойцами, и даже если Пантелеймон утверждал, что Джона Фаа подстрелили, он мог и ошибаться; а если даже и не ошибся, то ранение могло быть не слишком серьезным. Да, ей не повезло, что Самоеды поймали ее, но скорее всего, бродяжники очень скоро придут сюда и вызволят ее, а если они с этим не справятся, за дело ее освобождения возьмется Йорек Барнисон, и никто не сможет его остановить; а затем они полетят в Свельбард на воздушном шаре Ли Скорсби и спасут лорда Азраэля.

Все это представлялось ей простым делом.

Поэтому проснувшись поутру в совей спальне, она была бодрой и готовой справиться со всем, что готовит грядущий день. Ей страстно хотелось увидеть Роджера, хотелось увидеть раньше, чем он увидит ее.

Долго ждать ей не пришлось. Во всех cпальнях детей разбудили в половину восьмого приглядывающие за ними няни. Они оделись, умылись и вместе отправились завтракать в столовую.

А там был и Роджер.

Он сидел за столом вместе с другими пятью мальчишками сразу за дверью. Строй Лиры прошел мимо них, и она успела сделать вид, что уронила платок и поднимает его, нагнувшись достаточно низко, чтобы Пантелеймон мог поговорить с деймоншей Роджера, Сальцилией.

Та была в данный момент зябликом, и внезапно стала так трепыхаться, что Пантелеймону пришлось превратиться в кота и прыгнуть на нее, заставляя ограничиться шепотом. Такие оживленные поединки и драки между деймонами детей были, к счастью, в порядке вещей, и никто не обратил на это внимание, однако, Роджер вмиг сделался бледным. Лире еще не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь настолько бледнел. Он поднял глаза, встретился с высокомерным равнодушным взглядом, и щеки его снова залила краска переполнившей его надежды, волнения и радости; он бы так и подскочил и закричал, приветствуя своего лучшего друга и товарища по оружию, но от этого его удержал трясущий Сальцилию Пантелеймон.

Но, увидев, как она пренебрежительно отвела взгляд, он последовал ее примеру, безоговорочно, как привык делать это во всех забавах и военных кампаниях. Ни одна душа не должны была ни о чем догадаться, потому что оба они были в смертельной опасности. Она подняла глаза на своих новых друзей, и они скучились вместе со своими подносами с кукурузными хлопьями и тостами, усевшись рядышком — этакая временная компания, исключающая кого-либо из посторонних — чтобы о них посплетничать.

Большую группу детей нельзя долго держать в одном месте, не отвлекая их какой-нибудь работой, и поэтому Больвангар был в некотором отношении устроен как школа с расписанными по графику занятиями вроде гимнастики и «искусства.» Девочки и мальчики содержались отдельно, кроме перемен и перерывов для еды, и поэтому шанс переговорить с Роджером представился Лире лишь через полтора часа рукоделия, которое вела одна из нянь. Но все должно было выглядеть естественно; и в этом была сложность. Здесь были собраны дети более или менее одинакового возраста, как раз такого, когда девочки разговаривают преимущественно только с девочками, а мальчики — с мальчиками, усердно игнорируя противоположный пол.