Северное сияние - Филип Пулман

Большую группу детей нельзя долго держать в одном месте, не отвлекая их какой-нибудь работой, и поэтому Больвангар был в некотором отношении устроен как школа с расписанными по графику занятиями вроде гимнастики и «искусства.» Девочки и мальчики содержались отдельно, кроме перемен и перерывов для еды, и поэтому шанс переговорить с Роджером представился Лире лишь через полтора часа рукоделия, которое вела одна из нянь. Но все должно было выглядеть естественно; и в этом была сложность. Здесь были собраны дети более или менее одинакового возраста, как раз такого, когда девочки разговаривают преимущественно только с девочками, а мальчики — с мальчиками, усердно игнорируя противоположный пол.

Шанс поговорить им представился снова в столовой, куда дети пришли выпить молока с печеньем. Лира послала Пантелеймона в образе мотылька поговорить с Сальцилией, на стене, у которой стоял ее стол, в то время как их хозяева были разъединены в разных группах. Трудно поддерживать разговор, пока внимание твоего деймона чем-то отвлечено, поэтому, глотая свое молоко вместе с остальными девочками, Лира напустила на себя угрюмый и недовольный вид. Она слушала вполуха, потому что половина ее мыслей была сосредоточена на слабом жужжании разговора деймонов, но вдруг в разговоре одна из девочек, с ярко-светлыми волосами, назвала имя, которое сразу заставило Лиру выпрямиться.

Это имя было — Тони Макария. Поскольку внимание Лиры переключилось, Пантелеймону пришлось приостановить свой разговор, и обое детей прислушались к рассказу девочки.

— Да нет же, я знаю, зачем они его забрали, — сказал она, когда они все сдвинули головы. — Это потому что его деймон не менялась. Они решили, что он на самом деле старше, чем выглядит, и, в сущности, вовсе не маленький мальчик. Но на самом-то деле его деймон не часто менялась, потому что он редко об этом думал. Я видела ее превращения. Ее звали Крысятиной…

— Почему они так интересуются деймонами? — спросила Лира.

— Никто не знает, — сказала блондинка.

— Я знаю, — сказал слушавший их мальчишка. — Что им надо, так это убить твоего деймона и посмотреть, умрешь ли ты сам.

— Ну, а тогда зачем им снова и снова это повторять? — возразил кто-то. — Им нужно было сделать это всего один раз, разве нет?

— Я знаю, что они делают, — сказала первая девочка.

Все внимание было обращено на нее. Но поскольку никому не хотелось, чтобы об их разговорах проведали, и поэтому они вынуждены были скрыть свое пылкое любопытсво под личинами полубеззаботного равнодушия.

— Что же? — спросил кто-то.

— Я ведь была с ним, когда за ним пришли. Мы были в прачечной, — пояснила девочка.

Она зарделась румянцем. Если она и ожидала колкостей и поддразнивания, то их не последовало. Все дети были подавлены, и никто даже не усмехнулся.

Она продолжила:

— Мы тихо себя вели, но вдруг зашла эта няня с таким слащавеньким голосом. И она говорит: «А ну, выходи, Тони, я ведь знаю, что ты здесь — давай, выходи, мы тебя не обидим…» А он тогда спрашивает: «А что вы собираетесь делать?» А она и отвечает: «Мы уложим тебя спать и сделаем маленькую такую операцию, а потом ты как ни в чем не бывало проснешься!». Ну, он ей, конечно не поверил. Он и говорит, мол…

— Дырки! — сказал кто-то. — Они делают в головах дырки, как татары! Зуб даю!

— Помолчи, а! А что еще сказала та няня? — встрял еще кто-то. В этот раз вокруг их стола собралось около дюжины детей, их деймоны, как и они сами, были растерянными, напряженными и изумленными.

Белокурая девочка продолжала:

— Видите ли, Тони хотел знать, что собираются сделать с Крысятиной. А она ему и говорит: «Ну, как только ты уснешь, она уснет вместе с тобой.» А тони отвечает: «Вы собираетесь ее убить, да? Я это точно знаю! Мы все знаем, что происходит.» И няня принялась увещевать его, что нет, дескать, конечно нет. Что это всего лишь небольшая операция. Только небольшой надрез. И это вовсе не больно, но они для уверенности его усыпят.

Вся столовая к этому времени притихла. Надзирающая за ними нянька на время вышла, а окошко раздаточной было закрыто, и оттуда их никто не мог услышать.

— Что еще за надрез? — спросил какой-то мальчик тихим напуганным голосом. — Она сказала, что это за надрез?

— Она сказала, что это сделает его взрослее. Что это надо делать всем, и от этого деймоны взрослых перестают меняться. Им делают такой разрез, и деймон остается в одной форме, а мы становимся взрослыми.

— Но…

— Это ведь не значит, что…

— Неужели у всех взрослых есть такой надрез?

— А как же насчет?…

Внезапно все замолчали, словно им самим кое-что отрезали, и все взгляды обратились к выходу. Там стояла Сестра Клара, вся такая мягкая, кроткая и бесстрастная, а рядом с ней — незнакомый Лире мужчина в белом халате.

— Бриджет МакДжинн, — позвал он.

Белокурая девочка, дрожа, встала. Ее трепещущий деймон прижался к ее груди.

— Да, сэр? — промямлила она едва слышным голоском.

— Допивай свое молоко и ступай за Сестрой Кларой, — велел он. — Всем остальным — разойтись в свои классы.

Дети покорно поставили кружки на тележку из нержавеющей стали и в полной тишине покинули столовую. Никто не посмотрел на Бриджет МакДжинн, никто, кроме Лиры, которая прочла на лице белокурой девочки вспышку ужаса.

Остаток утра прошел в занятиях. На станции был небольшой спортзал, потому что во время предлинной полярной ночи заниматься на улице трудно, и каждая группа детей по очереди играла там под присмотром няни. Им полагалось разбиться на команды и перебрасываться мячом, и Лира, которая раньше ничем подобным не занималась, пришла в растерянность. Но она быстро ориентировалась в спортивных играх и была прирожденным лидером, а потому вскоре обнаружила, что игра ей нравится. Маленький зал наполнился криками детей, визгом и гиканьем деймонов, которые постепенно вытесняли из головы пугающие мысли, что, разумеется, и было настоящей целью занятий.

Перед обедом, когда дети снова выстроились в очередь в столовой, Лира почувствовала чириканье Пантелеймона, который кого-то узнал, обернулась и оказалась лицом к лицу с Билли Костой.

— Роджер мне сказал, что и ты здесь, — проговорил он вполголоса.

— Твой брат направляется сюда, вместе с Джоном Фаа и всей бандой бродяжников, — ответила она. — Они намереваются забрать тебя домой.

Он едва не заверещал от радости, но вовремя сделал вид, что закашлялся.

— И еще, ты должен называть меня Лиззи, — добавила Лира, — ни в коем случае не Лирой. И должен рассказать мне все, что тебе известно, вот.

Они сели вместе, рядом с Роджером. В обед, когда дети только то и делали, что ходили между столами и раздаткой, где пресного вида взрослые подавали им такую же пресную еду, они могли общаться без опасений. Под звон ножей, вилок и тарелок Билли и Роджер рассказали ей все, что знали сами. От одной из нянь Билли слышал, что детей, которым сделали операцию, отправляют в общежития ближе к югу, что могло объяснить, почему Тони Макария стал бродяжничать. У Роджера, однако, нашлось кое-что поинтереснее.

— А я нашел тайник, — сообщил он.

— Неужели? Где?

— Видите эту картину. . — он имел в виду большую фотограмму тропического пляжа. — Взгляните на ту потолочную панель в верхнем правом углу?

Потолок состоял из укрепленных металлическим каркасом больших квадратных панелей, и одна из них, над картиной, была слегка приподнята.

— Когда я ее увидел, — сказал Роджер, — то подумал, что они все похожи на эту панель, и попробовал приподнять их все, но все попусту. Под ними ничего нет. Однажды ночью я и этот парень из нашей спальни, которого забрали, решили все проверить. Там оказалось пустота, куда можно залезть. .

— И насколько далеко можно пролезть под потолком?

— Не знаю. Мы продвинулись совсем немного. Мы хотели убедиться, что, когда придет время, мы сможем там спрятаться, но, возможно, нас вычислили.

Лира видела в рассказанном скорее лазейку, чем тайник. Это было лучшее, что она слышала за все время пребывания в этом месте. Но прежде чем они снова начали разговаривать, какой-то доктор постучал ложкой по столу и начал свою речь.

— Внимание дети! — сказал он. — Слушайте внимательно! Время от времени мы должны проводить пожарные учения. Очень важно, чтобы при этом все оказались тепло одеты и без паники вышли наружу. Поэтому сегодня после полудня мы собираемся попрактиковаться с пожарной тревогой. Когда зазвонит звонок, вы должны оставить все свои дела и делать то, что велит ближайший взрослый. Запомните, куда вас поведут. Это и будет место, куда вы должны направляться в случае пожара.

А что, подумала Лира, это идея!

Большую часть послеобеденного времени она и еще четыре девочки проходили проверку на Пыль. Доктора не говорили, что занимаются именно этим, но и без этого догадка напрашивалась сама. По одной их забирали в лабораторию, и это их, естественно, пугало; как жестоко обойдется с ней судьба, думала Лира, если позволит вот так погибнуть, не нанеся по ним удара! Но кажется, пока им не собирались делать никаких операций.