По битому стеклу (СИ) - Озолс Агата

Плетнев ответил коротко и по существу:

— В спальню.

— Там будет удобнее, — согласилась с ним.

— Ты готова продолжить? — спросил Плетнев, бережно опуская меня на кровать.

Я раскинулась в позе морской звезды и прислушалась к своим ощущениям.

— Готова, — пришла я к выводу и похлопала рукой по кровати. — Иди ко мне.

Плетнева не пришлось долго упрашивать, быстро скинул с себя смокинг, рубашку и брюки и устроился рядом, опираясь на локоть.

— На чем мы остановились? — спросил с провокационной улыбкой.

Я легонько толкнула его в грудь и, когда Плетнев перевернулся на спину, нависла сверху. Очертила кончиками пальцев мужские губы, пробежалась по обнаженной груди, обрисовала впадинку пупка и лишь на миг замерла над резинной боксеров. А потом моя рука нырнула под резинку, опустилась ниже и легла на твердую плоть.

— На этом, — произнесла я ему в рот и лизнула мужские губы.

Они приоткрылись, пустая внутрь мой язык, а член дернулся в моей ладони. Я сильнее сжала пальцы и выпила сладкий мужской стон.

— И на этом.

Оторвалась от его рта и провела языком по шее, чуть прикусила кожу на плече, лизнула плоский сосок и опустилась ниже.

— А еще на этом, — выдохнула, целуя напрягшийся живот.

— На этом, — рисуя восьмерки вдоль темной дорожки волос и освобождая налитой член из плена нижнего белья.

— И на этом, — дотронулась губами до головки, ощущая солоноватый вкус смазки. — Как тебе маршрут?

— Замечательный, — ответил Плетнев, с силой сжимая челюсти. — Задержись на конечной остановке.

Он собрал мои волосы на затылке, открывая лицо.

— Пожалуйста, Ядя, — попросил, не отрывая от открывшейся ему картины жадного взгляда.

И от его горящих глаз мне снова сделалась нестерпимо жарко…

Утро для меня началось поздно.

Я открыла глаза, спальню заполнял солнечный свет. Мельком отметив, что за эти дни так и не увидела знаменитых малазийских дождей, приподняла голову и огляделась. В кровати, да и в спальне я была одна. Пришлось с усилием приподнять запястье и глянуть на часы. Посмотрела и охнула: мамочка дорогая, время перевалило за полдень! Вот это я разоспалась. И почему это Плетнев до сих пор меня не разбудил?

Вспомнила Плетнева и все, что произошло между нами этой ночью. Щеки моментально заалели, я застонала и уткнулась лицом в подушку.

Божечки, неужели это была я? Неужели это я вытворяла прошлой ночью такое, от чего сейчас краснею, как девочка? Это я, как настоящая звезда порнофильма, оседлала Плетнева и устроила какую-то безумную скачку и орала при этом так, что наверняка было слышно всему отелю? Это я, делая минет, возбудилась настолько, что кончила одновременно с Плетневым? Это я, не иначе, как в приступе помешательства, впилась зубами в крепкий мужской зад?

Лежать, уткнувшись лицом в подушку, было жарко и неудобно, поэтому я перевернулась и уставилась в потолок. Нет, если подумать, то ничего ужасного не произошло: постояльцы не вызвали полицию и не вломились в президентский люкс с требованием выселить жильцов этого самого люкса. Ощутимого вреда здоровью Плетнева я не нанесла — наоборот, судя по тому, как он стонал ночью, ему все очень понравилось. Да и я оторвалась по полной программе — тело, несмотря на ноющие мышцы, просто звенит от пережитого наслаждения.

Но куда же делся мой новоявленный любовник?

Я со вкусом потянулась. Наверное, нужно подняться и освободить помещение. Но вставать категорически не хотелось. Напротив, организм требовал освежиться, позавтракать и вернуться в кровать. Интересно, в котором часу разошлись с банкета остальные участники конференции?

Черт! Конференция завершилась, а значит нам пора возвращаться в Москву. Но во сколько у нас обратный вылет? Вчера я совершенно забыла спросить об этом у Плетнева. Вот будет смешно, если я проспала самолет.

При мысли о том, что Плетнев мог улететь в Москву без меня (и взбредет же такое в голову!) я подскочила, как укушенная. Заметалась по спальне, собирая разбросанные вещи. Мог бы, между прочим, собрать и развесить все аккуратно, если такой жаворонок.

Мой прекрасное платье лежало на ковре перед кроватью и при ближайшем рассмотрении больше напоминало скомканную тряпку. Подхватила его, встряхнула, радуясь, что идти мне недалеко, всего лишь спуститься на лифте на несколько этажей. Если очень повезет, никого по дороге не встречу. Бюстгальтер нашелся под подушкой, а трусы валялись на туалетном столике, только туфли все никак не желали находится.

Нет, я слышала, что иногда, после бурной ночи, женщины не могут найти свое нижнее белье, но чтобы потерялась обувь…. Это надо было очень постараться. И как я теперь пойду босиком? Золушка, блин.

Стоя посреди спальни с мятым платьем в руках, я раздумывала: стоит ли принять душ или лучше сделать это у себя в номере, когда хлопнула входная дверь. Надеюсь, это не горничная.

Я повернулась в сторону двери, гадая: кто же это пришел.

— Какая встреча, — издевательски протянул Валентин, заходя в спальню.

Я прикрылась платьем и отступила к кровати.

— Что ты здесь делаешь? — спросила с удивлением.

— Я? — он растянул губы в улыбке. — Я здесь работаю. А вот что ты здесь делаешь, это вопрос.

И, не дав мне сказать и слова, продолжил:

— Может, ты тоже тут работаешь? Жрица любви за недорого.

Этот мерзкий, издевательский тон подействовал на меня, как удар хлыста на норовистую лошадь. Я отшвырнула изрядно помятое платье — все равно собиралась освежиться, расправила плечи и, вздернув подбородок, шагнула в строну ванной.

— Почему же «недорого»? — презрительно бросила через плечо. — Как раз наоборот, очень дорого. Не всем по карману.

Я собиралась закрыться в ванной, принять душ и, заодно, переждать, пока Валентин уйдет из номера. Не будет же он тут век сидеть?

Но он сделал стремительный выпад и перехватил меня, ощутимо стиснув предплечье.

— Не так быстро, — сказал сердито и с силой швырнул меня на кровать.

— С ума сошел?!

— Я? Нет, дорогая, я, как никогда, трезв умом. А вот у тебя с головой явные проблемы, если ты решила залезть в койку в Плетневу.

— А вот это не твое дело! — повысила я голос.

— Ошибаешься, — протянул Валентин. — Это очень даже мой дело.

— С чего бы? — хмыкнула и сделала попытку подняться.

Но Валентин не дал мне этого сделать — довольно грубо толкнул в плечо и ответил:

— Ты, кажется, забыла, что он сделал с твоей семьей? С родителями? С любимым мужем? С сыном твоим единственным? Или это уже не важно? А помнишь, Ядвига Карловна, как ты бегала, правды искала, пыталась его засудить? Как тебя крутанули на приборе, и ему условно дали? Как ты сопли размазывала да чуть в петлю не полезла? Кто тебя тогда утешал? Кто все время был рядом, помогал? А теперь все побоку? Ноги раздвинула и рванула навстречу большой любви?

— Замолчи, — рассерженной кошкой прошипела я вне себя, перекатилась через кровать и вскочила на ноги. — Заткнись! Я все помню! И то, как ты меня поимел, когда у меня сил не было даже слезы лить. Будем считать, что я тебя за все отблагодарила. Мы в расчете, так что пошел вон!

У Валентина дернулся глаз.

— Я тебя, Ядвига, больше жизни любил, люблю и любить буду, — сказал он тихо.

Но я не желала ни его чувств, ни его признаний.

— Уходи. Просто уходи и больше никогда ко мне не подходи.

Он испугался.

— Ядвига!

— Не подходи!

Валентин обошел кровать и оказался в паре метров от меня. Я попятилась, но свободного пространства было катастрофически мало, и я уперлась спиной в стену.

— Прости меня, — Валентин протянул руку и заправил мне за ухо прядь волос. — Я опять все испортил.

— Просто уйди, — попросила я уж спокойнее.

Но он продолжал стоять рядом со мной и смотреть, как побитая собака.

Не знаю, сколько бы продлилось наше стояние, если бы вдруг в тишине спальни не раздалось:

— Что тут происходит?!

Мы оба повернулись на голос — Плетнев стоял в дверях и гневно сверкал на нас глазами.