Призрак кургана - Юхан Теорин

Еще шаг. А может, это Мате взломал замок? Мате, Каспер и Урбан? С утра они были дома, а потом куда-то исчезли. Ему, как всегда, ничего не сказали.

Сидят там в темноте и наблюдают за ним. Ну уж нет. Страшновато, конечно, но не показывать же им, что он боится. Если уходить, то быстро и решительно, чего топтаться тут как идиот.

А можно и остаться. Чего бояться? Призрака здесь нет… почти наверняка. Всего-то два шага до двери, и первый он уже сделал. Шагнул, остановился и прислушался. Ничего не слышно, никаких ударов, никакого скрежета. Подумал – и вошел. Ему пришлось пригнуться – широкий и высокий порог предназначался, скорее всего, чтобы дверь нельзя было выбить ударом снаружи, так что, когда он на него наступил, тут же уперся головой в потолок.

Странно, несмотря на открытую дверь, в бункере было душно, даже у самого входа. Глаза постепенно привыкли к темноте. Он находился в совсем маленьком помещении, но в дальнем конце слабо различалась еще одна, очень узкая дверь. Лучи замершего напротив входа в бункер солнца до нее не достигали.

Никакой мебели, если не считать старого покосившегося стола. В том, что он покосился, не было ничего удивительного – одна из ножек сломана, и под нее подставлен камень.

А на столе лежал какой-то предмет.

Юнас прищурился, потом закрыл глаза, подумал – не померещилось ли? – и снова открыл.

На столе лежал пистолет.

Все сомнения и страхи как ветром сдуло – победило любопытство. Неужели настоящий?

На всякий случай стараясь не шуметь, он спрыгнул с высокого порога и подошел к столу.

Протянул руку и взял пистолет.

Юнас даже не ожидал, что он окажется таким тяжелым. Очень тяжелый и наверняка старый – деревянная рукоятка вся исцарапана. Но никаких сомнений – самый настоящий пистолет.

Вновь из глубины бункера послышались скребущие звуки. Он вздрогнул и поднял голову. Это за той, маленькой дверью. Там кто-то есть. Призрак?

Надо мотать отсюда поскорее.

Юнас трясущимися руками завернул пистолет в купальное полотенце и выскочил из бункера.

Ему уже было не до купания. Рискуя упасть, он пробежал по ложбине и быстро поднялся по каменной лестнице, прижимая к груди невероятную находку.

Минуя курган, перебежал дорогу и прямиком направился к своему крошечному домику.

Запер дверь, тщательно задернул гардины и сел на кровать – надо же разглядеть как следует. Подумать только – настоящий пистолет!

Возвращенец

Он стоял в темноте, опираясь на лом.

Выбрал дальнюю стену, где трещины в цементе были побольше и поглубже, по крайней мере на вид, и работал – терпеливо, настойчиво, уже несколько дней, но чтобы докопаться до центра кургана, оставалось еще не менее двух метров. Много сил уходило, чтобы оттащить выломанные куски цемента и камня.

Никакого клада там нет, он это знал лучше, чем кто-то другой.

Передохнув, Возвращенец снова взялся за лом, поднял – и замер. Ему почудился какой-то звук. Или не почудился?

Что-то происходит за дверью. Он затаил дыхание. Какой-то шорох, может быть, осторожные шаги. А может, мыши. Он вспомнил, что неплотно закрыл дверь, но сейчас вечер, во впадине и быть некому. А с дороги и с вилл на той стороне увидеть его невозможно.

Наверное, это было нерасчетливо – начать работу до захода солнца, но он сам чувствовал, что силы его на исходе. Ночью много не наработаешь.

Он прислушался еще раз. Все тихо. У него затекла нога, и он, стараясь не шуметь, покачался несколько раз с пятки на носок.

Надо еще немного выждать. Он положил лом и двинулся к выходу.

В наружной секции бункера никого не было. Стальная дверь полуоткрыта.

Сломанный деревянный стол светился грязноватой древесной желтизной – солнце стояло над самым горизонтом, вровень с лверью бункера.

И только сейчас он вспомнил, что положил на этот стол свой «вальтер» – хорошо смазанному оружию нечего делать в пыльном закутке, где он работал.

А сейчас стол пуст.

Он совершил самое страшное преступление, которое только может совершить солдат, – потерял свое оружие.

К счастью, не последнее.

Земля обетованная, июль 1936

В начале года пришло требование: все документы должны быть с фотографиями. Удостоверения охранников в том числе. Мало ли затаившихся врагов народа присвоили себе чужие имена?

Но Арон спокоен. Вся эта процедура ему только на руку – теперь он всегда может предъявить документ. Пожалуйста. Владимир Николаевич Шевченко, вот моя фотография.

Он посмотрел на фотографию – и не узнал себя. Не глядел в зеркало много лет. На фотографии парень с грубоватым лицом, перебитым носом и розовым шрамом на лбу. Это не он, не Арон Фред. Это Влад.

Наряду с удостоверением охранника Арон-Влад получает паспорт и военную форму. Заботами Полынина он уже не совсем заключенный. Свободный человек. Или, вернее сказать, почти свободный. Во всяком случае, ему разрешено в любой момент покидать зону.

В бараке охраны тепло, пожилая женщина готовит им еду и стирает одежду Впрочем, сапоги он чистит сам, хотя блестят они только несколько секунд после чистки – в лагере такая пыль и грязь, что достаточно выйти, и сапоги выглядят так, словно их последний раз чистили месяц назад. Сапог у него две пары. Но винтовка одна, и он с ней не расстается. Каждый вечер разбирает, чистит, смазывает подвижные детали. Оружие должно быть в идеальном состоянии. Всегда.

Весной участились попытки побегов. Влад никогда не сомневается – стреляет на поражение. Расставляет ноги для устойчивости и стреляет. Полынин даже наградил его за бдительность – грамота и денежная премия. Сто рублей.

А потом началось лето. Тепло пришло волнами откуда-то из тайги. Побеги почему-то прекратились, но и работать стали хуже.

Газет в лагерь почти не привозят, но можно было догадаться, что в Советском Союзе наступило своего рода затишье. Кулаки раскулачены, коллективизация закончена, иностранные шпионы разоблачены и уничтожены. Наступает светлое будущее.

В начале июля у Полынина появляется новый зам. Лейтенант Беридзе с горящими черными глазами, откуда-то из южных краев. Новенькая форма с эмблемой на рукаве – меч, разрубающий змею.

Полынин собрал вохру в комендантском бараке, но держит речь Беридзе.

– Важные новости, – сообщает лейтенант. – Враги окопались на юге, и в городах, и в сельской местности. Их больше, чем мы думали. Огромный заговор, тысячи заговорщиков, которые только и мечтают уничтожить советскую власть.

– Кулаки, что ли? – спросил один из охранников.

– Кулаков больше нет, – отвечает Беридзе решительно. – Но эти еще хуже. Еще опасней. Эти притворяются интеллигенцией. Троцкисты. Фанатики.

– И что они там? Войну, что ли, объявили?

– Да, – без секундной заминки подтверждает Беридзе. – Да, это война. Они начали необъявленную войну. Враги маскируются под честных людей, пытаются слиться с массой. А потом наносят удар, как правило, исподтишка. Вредительство, беспорядки. Они не гнушаются и убийством. Вспомните, как погиб товарищ Киров.

Наступает тишина. Да, конечно, все помнят, как погиб товарищ Киров. Полтора года назад. Секретарь ленинградской парторганизации, замечательный человек. Популярен, говорят, был очень, почти как сам товарищ Сталин. И его прямо в коридорах Смольного застрелил какой-то сумасшедший.

– Руководит всей этой нечистью не кто иной, как предатель Троцкий. Дергает ниточки из-за границы.

Троцкий… Арон смутно припоминает: кто-то ему говорил, что когда-то Сталин и Троцкий были лучшими друзьями. Соврал, должно быть.

– Но мы с ними разберемся. – Беридзе впервые улыбнулся. – На днях прибывает поезд с группой прожженных троцкистов. Они будут жить в отдельном бараке.

Герлоф

Он позировал, опершись на трость. Затвор щелкал и щелкал. Герлофу было немного не по себе от этой фотосессии на кладбище, но это была его идея. Никто его не заставлял. Только для пользы дела, уговаривал он себя.

Только чтобы как-то выманить Арона Фреда.

Он поднял глаза. Фотографировал не кто иной, как ветеран Бенгт Нюберг, корреспондент местной газеты. Он писал обо всем, что происходило на севере Эланда.

– Я читал твою заметку о желудочном гриппе, – сказал Герлоф.

– В «Эландике», да. – Бенгт был явно доволен, что кто-то читает его заметки. – Они хотели бы спустить эту историю под сурдинку, но не на того напали. Больше сотни случаев! Только представь – такая куча людей одновременно блюет и дрищет… Подумай только – канализация забилась!

– А сам-то ты не заболел?

– Нет… к тому же эпидемия какая-то странная. Ограниченный очаг – и больше нигде. Думаю, дело в их водопроводе. Какой-нибудь микроб или паразит, шут их разберет. Я не пью воду из-под крана.

– Ой… – Герлоф горестно покачал головой. – И надо же, в разгар сезона…

– Ла… Клоссам не позавидуешь. А остальные руки потирают – довольно много людей из «Эландика» сбежало в другие места.