Россiя въ концлагерe - Иван Солоневич

-- Гражданинъ начальникъ, у меня къ вамъ очень серьезный разговоръ и на очень серьезную тему.

-- Ну, говорите. {157}

-- Гражданинъ начальникъ, этотъ разговоръ я черезъ щель двери вести не могу.

Лучъ фонарика уперся мнe въ лицо. Я стоялъ, щурясь отъ свeта, и думалъ о томъ, что малeйшая оплошность можетъ стоить мнe жизни.

-- Оружiе есть?

-- Нeтъ.

-- Выверните карманы.

Я вывернулъ карманы.

-- Войдите.

-- Я вошелъ.

Чекалинъ взялъ фонарикъ въ зубы и, не выпуская парабеллюма, свободной рукой ощупалъ меня всего. Видна была большая сноровка.

-- Проходите впередъ.

Я сдeлалъ два-три шага впередъ и остановился въ нерeшимости.

-- Направо... Наверхъ... Налeво, -- командовалъ Чекалинъ. Совсeмъ какъ въ корридорахъ ГПУ. Да, сноровка видна.

Мы вошли въ убого обставленную комнату. Посерединe комнаты стоялъ некрашеный деревянный столъ. Чекалинъ обошелъ его кругомъ и, не опуская парабеллюма, тeмъ же рeзкимъ тономъ спросилъ:

-- Ну-съ, такъ что же вамъ угодно?

Начало разговора было мало обeщающимъ, а отъ него столько зависeло... Я постарался собрать всe свои силы.

-- Гражданинъ начальникъ, послeднiе эшелоны составляются изъ людей, которые до БАМа завeдомо не доeдутъ.

У меня запнулось дыханiе.

-- Ну?

-- Вамъ, какъ прiемщику рабочей силы, нeтъ никакого смысла нагружать вагоны полутрупами и выбрасывать въ дорогe трупы...

-- Да?

-- Я хочу предложить давать вамъ списки больныхъ, которыхъ ББК сажаетъ въ эшелоны подъ видомъ здоровыхъ... Въ вашей комиссiи есть одинъ врачъ. Онъ, конечно, не въ состоянiи провeрить всeхъ этапниковъ, но онъ можетъ провeрить людей по моимъ спискамъ...

-- Вы по какимъ статьямъ сидите?

-- Пятьдесятъ восемь: шесть, десять и одиннадцать; пятьдесятъ девять: десять.

-- Срокъ?

-- Восемь лeтъ.

-- Такъ... Вы по какимъ, собственно, мотивамъ дeйствуете?

-- По многимъ мотивамъ. Въ частности и потому, что на БАМ придется, можетъ быть, eхать и моему сыну.

-- Это тотъ, что рядомъ съ вами работаетъ?

-- Да.

Чекалинъ уставился на меня пронизывающимъ, но ничего не {158} говорящимъ взглядомъ. Я чувствовалъ, что отъ нервнаго напряженiя у меня начинаетъ пересыхать во рту.

-- Такъ... -- сказалъ онъ раздумчиво. Потомъ, отвернувшись немного въ сторону, опустилъ предохранитель своего парабеллюма и положилъ оружiе въ кабуру.

-- Такъ, -- повторилъ онъ, какъ бы что-то соображая. -- А скажите, вотъ эту путаницу съ замeной фамилiй -- это не вы устроили?

-- Мы.

-- А это -- по какимъ мотивамъ?..

-- Я думаю, что даже революцiи лучше обойтись безъ тeхъ издержекъ, который совсeмъ ужъ безсмысленны.

Чекалина какъ-то передернуло.

-- Такъ, -- сказалъ онъ саркастически. -- А когда миллiоны трудящихся гибли на фронтахъ безсмысленной имперiалистической бойни, -- вы дeйствовали по столь же... просвeщенной линiи?

Вопросъ былъ поставленъ въ лобъ.

-- Такъ же, какъ и сейчасъ -- я безсиленъ противъ человeческаго сумасшествiя.

-- Революцiю вы считаете сумасшествiемъ?

-- Я не вижу никакихъ основанiй скрывать передъ вами этой прискорбной точки зрeнiя.

Чекалинъ помолчалъ.

-- Ваше предложенiе для меня прiемлемо. Но если вы воспользуетесь этимъ для какихъ-нибудь постороннихъ цeлей, протекцiи или чего -- вамъ пощады не будетъ.

-- Мое положенiе настолько безвыходно, что вопросъ о пощадe меня мало интересуетъ... Меня интересуетъ вопросъ о сынe.

-- А онъ за что попалъ?

-- По существу -- за компанiю... Связи съ иностранцами.

-- Какъ вы предполагаете технически провести эту комбинацiю?

-- Къ отправкe каждаго эшелона я буду давать вамъ списки больныхъ, которыхъ ББК даетъ вамъ подъ видомъ здоровыхъ. Этихъ списковъ я вамъ приносить не могу. Я буду засовывать ихъ въ уборную УРЧ, въ щель между бревнами, надъ притолокой двери, прямо посрединe ея. Вы бываете въ УРЧ и можете эти списки забирать...

-- Такъ. Подходяще. И, скажите, въ этихъ подлогахъ съ вeдомостями -вашъ сынъ тоже принималъ участiе?

-- Да. Въ сущности -- это его идея.

-- И изъ тeхъ же соображенiй?

-- Да.

-- И отдавая себe отчетъ...

-- Отдавая себe совершенно ясный отчетъ...

Лицо и голосъ Чекалина стали немного меньше деревянными.

-- Скажите, вы не считаете, что ГПУ васъ безвинно посадило?

-- Съ точки зрeнiя ГПУ -- нeтъ.

-- А съ какой точки зрeнiя -- да?

-- Кромe точки зрeнiя ГПУ, есть еще и нeкоторыя другiя {159} точки зрeнiя. Я не думаю, чтобы былъ смыслъ входить въ ихъ обсужденiе.

-- И напрасно вы думаете. Глупо думаете. Изъ-за Якименокъ, Стародубцевыхъ и прочей сволочи революцiя и платить эти, какъ вы говорите, безсмысленныя издержки. И это потому, что вы и иже съ вами съ революцiей идти не захотeли... Почему вы не пошли?

-- Стародубцевъ имeетъ передо мною то преимущество, что онъ выполнить всякое приказанiе. А я всякаго -- не выполню.

-- Бeлыя перчатки?

-- Можетъ быть.

-- Ну, вотъ, и миритесь съ Якименками.

-- Вы, кажется, о немъ не особенно высокаго мнeнiя.

-- Якименко карьеристъ и прохвостъ, -- коротко отрeзалъ Чекалинъ. -Онъ думаетъ, что онъ сдeлаетъ карьеру.

-- По всей вeроятности, сдeлаетъ.

-- Поскольку отъ меня зависитъ -- сомнeваюсь. А отъ меня зависитъ. Объ этихъ эшелонахъ будетъ знать и ГУЛАГ... Штабели труповъ по дорогe ГУЛАГу не нужны.

Я подумалъ о томъ, что штабели труповъ до сихъ поръ ГУЛАГу на мeшали.

-- Якименко карьеры не сдeлаетъ, -- продолжалъ Чекалинъ. -- Сволочи у насъ и безъ того достаточно. Ну, это васъ не касается.

-- Касается самымъ тeснымъ образомъ. И именно -- меня и "насъ"...

Чекалина опять передернуло.

-- Ну, давайте ближе къ дeлу. Эшелонъ идетъ черезъ три дня. Можете вы мнe на послeзавтра дать первый списокъ?

-- Могу.

-- Такъ, значитъ, я найду его послeзавтра, къ десяти часамъ вечера, въ уборной УРЧ, въ щели надъ дверью.

-- Да.

-- Хорошо. Если вы будете дeйствовать честно, если вы этими списками не воспользуетесь для какихъ-нибудь комбинацiй, -- я ручаюсь вамъ, что вашъ сынъ на БАМ не поeдетъ. Категорически гарантирую. А почему бы собственно не поeхать на БАМ и вамъ?

-- Статьи не пускаютъ.

-- Это ерунда!

-- И потомъ, вы знаете, на увеселительную прогулку это не очень похоже.

-- Ерунда. Не въ теплушкe же бы вы поeхали, разъ я васъ приглашаю.

Я въ изумленiи воззрился на Чекалина и не зналъ, что мнe и отвeчать.

-- Намъ нужны культурныя силы, -- сказалъ Чекалинъ, дeлая ударенiе на "культурный". -- И мы умeемъ ихъ цeнить. Не то, что ББК.

Въ пафосe Чекалина мнe послышались чисто вeдомственныя {160} нотки. Я хотeлъ спросить, чeмъ собственно я обязанъ чести такого приглашенiя, но Чекалинъ прервалъ меня:

-- Ну, мы съ вами еще поговоримъ. Такъ, значитъ, списки я послeзавтра тамъ найду. Ну, пока. Подумайте о моемъ предложенiи.

Когда я вышелъ на улицу, мнe, говоря откровенно, хотeлось слегка приплясывать. Но, умудренный опытами всякаго рода, я предпочелъ подвергнуть всю эту ситуацiю, такъ сказать, "марксистскому анализу". Марксистскiй анализъ далъ вполнe благопрiятные результаты. Чекалину, конечно, я оказываю весьма существенную услугу: не потому, чтобы кто-то его сталъ бы потомъ попрекать штабелями труповъ по дорогe, а потому, что онъ былъ бы обвиненъ въ ротозeйствe: всучили ему, дескать, гнилой товаръ, а онъ и не замeтилъ. Съ точки зрeнiя совeтскихъ работорговцевъ -- да и не только совeтскихъ -- это промахъ весьма предосудительный.

СНОВА ПЕРЕДЫШКА

Общее собранiе фамилiи Солоневичей или "трехъ мушкетеровъ", какъ насъ называли въ лагерe, подтвердили мои соображенiя о томъ, что Чекалинъ не подведетъ. Помимо всякихъ психологическихъ расчетовъ -- былъ и еще одинъ. Связью со мной, съ заключеннымъ, использованiемъ заключеннаго для шпiонажа противъ лагерной администрацiи -- Чекалинъ ставитъ себя въ довольно сомнительное положенiе. Если Чекалинъ подведетъ, то передъ этакимъ "подводомъ" онъ, вeроятно, подумаетъ о томъ, что я могу пойти на самыя отчаянныя комбинацiи -- вeдь вотъ пошелъ же я къ нему съ этими списками. А о томъ, чтобы имeть на рукахъ доказательства этой преступной связи, я уже позабочусь -- впослeдствiи я объ этомъ и позаботился. Поставленный въ безвыходное положенiе, я эти доказательства предъявлю третьей части. Чекалинъ же находится на территорiи ББК... Словомъ, идя на все это, Чекалинъ ужъ долженъ былъ держаться до конца.

Все въ мiрe -- весьма относительно. Стоило развeяться очередной угрозe, нависавшей надъ нашими головами, и жизнь снова начинала казаться легкой и преисполненной надеждъ, несмотря на каторжную работу въ УРЧ, несмотря на то, что, помимо этой работы, Чекалинскiе списки отнимали у насъ послeднiе часы сна.

Впрочемъ, списки эти Юра сразу усовершенствовалъ: мы писали не фамилiи, а только указывали номеръ вeдомости и порядковый номеръ, подъ которымъ въ данной вeдомости стояла фамилiя даннаго заключеннаго. Наши списки стали срывать эшелоны. Якименко рвалъ и металъ, но каждый сорванный эшелонъ давалъ намъ нeкоторую передышку: пока подбирали очередные документы -- мы могли отоспаться. Въ довершенiе ко всему этому Якименко преподнесъ мнe довольно неожиданный, хотя сейчасъ уже и ненужный, сюрпризъ. Я сидeлъ за машинкой и барабанилъ. Якименко былъ въ сосeдней комнатe. {161}