Дом на Харрен–стрит. В сетях шпионажа - Ладислас Фараго

Неймейер

Бенеке умел собирать плоды, когда они уже созрели. Люди, подобные Неймейеру, были самым ценным материалом для вербовки агентов: ведь они почти всегда были известны в стране, приютившей их, как признанные пацифисты и антинацисты.

Казалось бы, что именно поэтому Неймейер и не подходил для роли агента. Но Бенеке все рассчитал. После долгих скитаний у Неймейера появилась сильная тоска по родине. Австрия существовала теперь только как часть Германии. В Норвегию Неймейера привели революционный темперамент и желание бороться против диктатуры. На этом длинном пути он изведал судьбу эмигранта, человека без родины, почувствовал себя деревом с подрубленными корнями, увидел, что отстает от жизни. Его все глубже засасывала скука провинциального города. Знакомство же с Бенеке открывало перед мим возможность снова начать жить в напряженной борьбе. Все, за что он до сих пор боролся, стало иллюзией. Но Бенеке сумел внушить ему, что его существование может снова получить конкретное содержание в службе новой «великой родине», в борьбе с «империализмом западных держав» [23].

У Бенеке не было своих людей среди членов НС [24], или норвежских нацистов. Адмирал Канарис не желал использовать иностранных нацистов на службе в абвере. Об этом он на ухо говорил своим ближайшим сотрудникам, и его аппарат вел себя в этом вопросе весьма последовательно. Кроме того, использовать членов НС в интересах Германии было довольно опасно, так как в случае провала (а норвежским властям ничего не стоило раскрыть подобные связи) германские наставники неизбежно оказались бы в тюрьме. Поэтому Бенеке мог вести вербовку агентов главным образом среди антибритански настроенных кругов или же среди антикоммунистов. Таким образом ему было, бесспорно, легче скрывать свое истинное лицо.

Первоначально планировалось, что деятельность Бенеке не должна направляться против Норвегии. Этой стране отводилась роль промежуточной станции для проникновения в Великобританию и Советский Союз. Первое время важнейшим направлением был Восток. Поэтому Бенеке придавал большое значение своему знакомству с Мариной Ли, которая благодаря своей деятельности имела связи со многими русскими.

Почти всегда опасно использовать женщину в качестве разведчицы, потому что женщина, бессознательно или боясь признаться в этом самой себе, действует, побуждаемая чувствами. Одна лишь Мата Хари [25]была в этом смысле приятным исключением. Марина, обладая экзотической внешностью и очаровательными манерами, также выгодно отличалась от других разведчиц. Она умела нравиться всем мужчинам. Многие артисты и художники в Осло просто восхищались ею. Но она умела и владеть собой. У нее чувство никогда не брало верх над разумом. Она, как никто, была способна дразнить мужчин своим безразличием, и это сражало многих. Ей нравилось завлекать мужчин в свои сети, подчинять их своей воле. Флирт был ее могучим оружием.

Но у нее была одна большая слабость: она страстно любила роскошь и часто позволяла себе довольно странные капризы. Особое удовольствие она получала оттого, что заставляла подолгу ожидать у своего дома по улице Хафрс–фиорд такси, вызванное прислугой по ее приказу. Расположившись поудобнее в глубоком кресле перед окном, она с истинным восторгом наслаждалась беспокойством шофера такси, с недоумением поглядывавшего на дом и на включенный счетчик. Затем, сев в машину, она через 300–400 метров вдруг приказывала остановиться, выходила и шествовала по тротуару, постукивая острыми каблучками своих модных туфелек. Это была ее манера демонстрировать свою зажиточность. Прекрасным для нее было только то, что стоило много денег. Все, что было дешево, не вызывало у нее никаких эмоций. Таков был идеал ее жизни, ее существования.

Вполне понятно, почему Бенеке заинтересовался этой балериной. Он должен был готовить связи на Восток. И нельзя не признать, что связи с Мариной были ему весьма и весьма приятны. Майор стал питать к Марине еще большие симпатии после того, как она рассказала ему о своей довольно трагической судьбе, о том, что ее родители — русские дворяне — были убиты в России во время революции 1917 года, когда ей было только 15 лет. Затем, выйдя замуж за норвежского коммерсанта, она уехала в Норвегию.

Именно это и заставило Бенеке установить деловые отношения с Мариной. Она охотно согласилась помогать Бенеке и тем самым связала себя с германской разведкой.

Между тем в течение лета и осени 1939 года международная обстановка еще больше обострилась. Майор Бенеке постоянно находился в разъездах. Он появлялся то в Западной, то в Южной Норвегии, чтобы наладить агентурную сеть против Советского Союза.

23 августа Германия и Советский Союз заключили пакт о ненападении. Одним из последствий этого акта было обещание немцев прекратить свой шпионаж против СССР, в которое никто не верил.

Глава третья. ГЕРМЕТИЧЕСКИ ЗАКУПОРЕННАЯ СТРАНА

31 августа, за день до начала второй мировой войны, норвежские газеты опубликовали интервью с начальником центрального паспортного управления Констадом. Проверка отъезжающих за границу и прибывающих в страну лиц стала, по заявлению Констада, более строгой, чем когда бы то ни было раньше. Правда, было всегда нелегко пробраться в Норвегию нелегально. Сейчас, как никогда, требовалось, чтобы все документы были в идеальном порядке. В случае войны контроль должен был стать еще более строгим. Констад несколько самоуверенно полагал, что Норвегия превратится в некую герметически закупоренную страну для всех, кроме норвежских граждан и тех, кто прибывает в страну законным путем.

— Впрочем, — сказал Констад, — именно сейчас большое число иностранцев просит разрешения на въезд в Норвегию.

Начальник паспортного управления всего лишь за несколько дней до этого имел телефонный разговор с норвежским посольством в одной из стран, которое было буквально завалено просьбами о визах. Констад ке сказал, какую страну он имел в виду, однако норвежцы, без сомнения, догадывались, что речь идет о Германии. Норвежские власти согласились тогда на порядок оформления виз, предложенный немцами и заключавшийся в том, чтобы не требовать от каждого лица отдельной визы, а ограничиваться лишь ходатайством германского министерства иностранных дел о лицах, занесенных в общие списки. Это был® началом вторжения немцев в Норвегию.

Для полиции по делам иностранцев настала горячая пора. Сомнительные иностранцы, по мнению Констада, не имели никакой возможности надолго задерживаться в Осло, не рискуя «попасть на крючок». Контроль осуществлялся систематически.

Обострение международной обстановки перед началом второй мировой войны побудило отделение абвера в Гамбурге ускорить создание германской агентурной сети в странах Скандинавии для наблюдения за движением судов в Северном, Балтийском и Норвежском морях. В важнейшие портовые города Скандинавии — Берген, Кристиансани, Осло, Гётеборг и Скаген были засланы новые агенты или привлечены к разведывательной деятельности сотрудники германских консульств. Эти «официальные представители» поддерживали ежедневную неофициальную связь с разведывательными центрами в Германии. Как следует из высказываний Герберта Вихмана, бывшего в то время начальником отделения абвера в Гамбурге, в Скандинавии удалось создать довольно плотную сеть наблюдательных постов, которые позволяли следить за движением почти всех судов. Особо важное значение придавалось оперативным донесениям о конвоях судов, следующих в Великобританию, об их составе и времени выхода из портов. Эти донесения были настолько точны, что 10–й воздушный корпус генерала Гейслера, если позволяла погода, вел весьма эффективную борьбу с конвоями. В течение зимы было потоплено судов общим водоизмещением свыше 150 тыс. тонн.

В начале войны Германия имела очень небольшое число подводных лодок, с помощью которых нельзя было контролировать все важные порты. Тем большее значение приобретали бомбардировщики и самолеты–торпедоносцы. Решение этой важной задачи было возложено прежде всего на 10–й воздушный корпус, базировавшийся на аэродромы в районе Гамбурга.

В Берлине пристально следили за развитием событий на Севере с самого начала войны. За два дня до нападения на Польшу германский посланник в Осло доктор Зам направил министерству иностранных дел Германии в высшей степени тревожную шифровку. Посланник недвусмысленно предупреждал, что Норвегия и Швеция в любое время могут оказаться между жерновами великих держав, хотя в данный момент и Лулео и Нарвик, через которые идет железная руда, пока находятся вне опасности.

В середине дня 30 августа 1939 года из Норвегии в Берлин пришла еще одна телеграмма, которая была немедленно разослана соответствующим военным штабам. В ней значилось следующее: