Дневники. 1946-1947 - Михаил Михайлович Пришвин

Калинин, не струсил и прямо сказал: «Плохая и холодная вещь». Ясно, что писатель - это я, а плохая вещь - «Мирская чаша». Что же касается «холодная», то это, наверное, перепуталось у Шолохова. Теперь становится понятным все поведение Калинина... Этот бедный слесарь хорохорился на президентском кресле, понятно и все лишнее, о чем он говорил. Это он старался выпрыгнуть из своего президентского положения. Бедный хороший Михаил Иванович! Не знал, какого змия ласкал ты на груди своей.

История с автомоб. номером. Весь день в кабине душной из-за номера и перевода стоянки на Казачий.

И все сделали, и все на пользу. Вечером были Игнатовы. Рассказывали о Вавилове («физикан»). «Гордость» Наташи и «смирение» Евст. Вас. (представь себе оба лица!).

8 Июня. Изо дня в день жара. В ЦК комсомола у Моршакова. Достал три ящика стекла. Часть печных, оконных, дверных приборов. Достал письмо на кирпич, на штукатурку. Сильно продвинул дело строительства.

Когда он взялся за поэзию - пришлось признать даже облака за реальность, и когда жизнь заставила уважать государство, то реальностью истории оказались парады! Облака и парады! Еще немного, придет длительный мир, и наши «материалисты» поймут, наконец, реальность личности в человеческой жизни и вместе с личностью реальность Бога.

Преступная любовь: 1) Мадам Бовари. 2) Кармен. 3) Анна Каренина. 4) «Грешница» в Евангелии. Когда Христос тростью писал на песке. 5) Св. Магдалина.

174

9 Июня. Троица.

Навестили Пушкино. Валек и Настя. Распад дома Артемьевых (хирург Михаил Георгиевич, жена его Клавдия Лукинична, старшая дочь главн. врач поликлиники Валентина Михайловна, младшая дочь, замужем за наивным малым, ее детки. И герой романа, возлюбленный Валентины Мих., инженер «Cher amie» (Шерами). Старики разбежались, младшая сестра с детьми ушла, осталась Валентина и Шерами привел свою мать. Валентину душит астма. Если не задушит вовремя, Шерами ее посадит и завладеет домом).

Рекс разлопался и стал похож на Геринга (а весь развал-то и начался из-за Рекса).

Валентина рассказывала о местных администр. нравах, о положении врачей и больных. Мороз пробегает по коже.

Меня остановило на улице блестящее общество, в нем был директор театра Вахтангова, какой-то член Верховного Совета, какой-то знаменитый актер и др. Все подвыпившие, начали восхищаться моими рассказами. - По радио слушаем, восхищаемся. - Ну, как же, -ответил я, - мне золотые часы подарили. Никто не понял моей иронии. Кто-то сказал: - Часы! - это очень наивно придавать значение часам. -Вы не понимаете, - ответил я, - в наше время, помню, в день коронации в Ельце на Сенной площади был воздвигнут высокий гладкий столб, кажется, даже намыленный, и наверху столба лежали серебряные часы. Вот все и бросились по мылу наверх. Только один самый умный не бросился в очередь, а дождался конца. И когда мыло все стерлось, он полез, и дополз, и взял часы. Вот я и хотел вам сказать, что и я дополз, и взял часы, да еще не серебряные, как тогда, а золотые. Дай Бог и вам доползти. Тогда все меня поняли и завопили: -Доползти, доползти!

Благодаря слухам о моей болезни, слава Богу, меня не тащат на 10-летие Горького. «Встреча с Горьким!» Видел я

175

Горького, но вот именно встречи-то не было. Все кругом около. Но «Бабушка» его - это драгоценность. В ней моя встреча, и есть нечто в моих писаниях, удивившее Горького, - тут тоже встреча.

10 Июня. Накладная на стекло и печные приборы.

11 Июня. Звонили в Поречье: дом строится.

12 Июня. Еду с утра на профилакт. станцию.

Думаю о наследстве, какое мы оставляем своим детям... Вот уж наследство! Атомная энергия и «весьчеловек», т. е. что весь-то человек вне времени яснее показывается...

На Якиманке у забора на камне сидел, опустив глаза, старый человек, очень красивый и весь насквозь осмысленный. Что, он устал или только очень задумался?

Я взглянул на него и в душе встрепенулась знакомая радость. Не знаю, с каких пор, даже в детстве она посещала меня, эта радость конца. Мне всегда казалось, что в руках человека находится средство радостной кончины «живота». Сейчас понимаю, что именно этим чувством жили аскеты. Теперь, в наше время суровых условий жизни, стоит только их принять, как принимали аскеты: принять, признать - и будешь свободным. Только непривычно как-то думать: признать жизнь как неизбежное страдание и через это стать свободным и радостным.

Вчера был у нас гомеопат Грузинов, не очень образованный, но правильный человек: верующий православный врач.

Ночью звонили из Поречья, что дом строится, что надо достать провода и арматуру.

13 Июня. Даже самое легкое дыхание ритма в душе поэта исходит от вечности, куда мы все друг за другом уходим. И врожденное всем нам чувство природы, культуры,

176

связи - все это долетает до нас живых с той стороны, где собирается наша общая могила от начала веков. Но это большая тайна, постигнуть которую можно только любовным и милостивым вниманием к жизни.

Пермитин читал рассказ о медвежьей свадьбе, чудесный алтайский ландшафт, но той чуточки, в которой собирается человеческий смысл ландшафта, нет. Вместо него какая-то чепуха, выводы ума, грубые догадки. Вот почему и трудно так писать о природе - из-за этой чуточки. Левитан только этим и взял, Тургенев, но и то теперь даже у них грубовато.

Дела наши на ближайшее время.

Сегодня шнур для Жульки и сборы в Пушкино. Накачать баллон. Захватить аккумулятор. Снести в ЦК заявления об арматуре. Коврики для машины. Кожаный чемодан (термос, «Канал»). Машинка + дневник звенигородский. Резинов. сапоги + чулки.

14 Июня. Переезд в Пушкино.

Перовская рассказывала, что однажды мать ее разговорилась на улице с «крымчаком» туберкулезным, пожалела его и привела к себе на квартиру. Оказалось, что чекист. Он высмотрел, что полквартиры не занято и явился с ордером. Отец бросился. Но мать удержала его, отправилась по начальству, ее там оскорбили, и она скоро умерла. Этот рассказ в коллекцию. Важно в нем то, что отец бросился, а мать вступила в переговоры. Так вот эти две души: броситься или удержаться.

Это самое у Маруси: героизм и обида, т. е. что героизм мужской для нее, женщины, привыкшей сносить обиду, пустяки («а боюсь одного: обиды»). На фоне героизма обида.

Это в «Канал» к Анне: «обида» ее в обмане, а мужчины-герои и их дело - это детское дело в сравнении с обидой.

NB. К воде: падение воды с неба сопровождается слиянием ее капель и работой на земле. Напротив, ее «вознесение»

177

на