Сто лет Папаши Упрямца - Фань Ипин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Война с японцами закончилась победой, Папаша Упрямец считал, что теперь сможет вернуться домой. Да кто бы мог подумать, что сразу же разразится гражданская война и, судя по всему, еще три-пять лет домой будет не попасть, главное – выжить.
Больше всего Папаша Упрямец хотел сохранить свою жизнь, желание жить было в нем сильно как никогда. Он не погиб в те семь-восемь лет, что воевал с японскими дьяволами, нельзя же теперь пасть в междоусобице от рук таких же китайцев, как и он. Если бы он сейчас умер, то это было все равно как отдать жизнь в дурной драке между родственниками, не стоит оно того. Однако опыт участия в боях, где шансы выжить были один к девяти, придавал Папаше Упрямцу уверенности. Да, он верил, что уцелеет, к тому же он ведь жадно к этому стремился.
Беспокоился он и за тот кусок золота, который хранил уже более семи лет. Ведь он мог сохранить жизнь, но потерять золото, если с ним неправильно обращаться. И тогда ему было бы не отмыться, даже если бы он ради этого прыгнул в великую реку Хуанхэ, потому что это не его золото.
Оно терялось дважды. Первый раз – когда после купания кто-то другой по ошибке взял его вещи. А второй – когда он лежал без сознания после ранения в больнице и ему сменили одежду. И хотя оба раза он находил золото, его сердце замирало от ужаса. Нельзя больше терять его. Если Папаша Упрямец сохранит свою жизнь, то и золото тоже нужно сохранить.
Тогда-то Папаша Упрямец решил сделать из золота зубы и таким образом поместить его во рту. Это был идеальный план и мудрый ход. Он считал, что нет другого выхода.
Это произошло осенью 1946 года, когда гражданская война была в разгаре, Папаша Упрямец беспокоился и нервничал все больше и больше и перед выступлением войска в поход отправился делать зубы из золота. Сначала он нашел дантиста в городе, где расположилась их часть, и выяснил, что из такого куска золота можно сделать четыре моляра. Потом вырванные четыре зуба отнес в ювелирную лавку, чтобы по их форме ювелир из выданного ему куска золота отлил зубы. После того как золото превратилось в зубы, Папаша Упрямец отнес их к дантисту, а тот вставил их ему в рот. Таким образом, четыре золотых зуба заменили его собственные, теперь они излучали необычное сияние. Золотые зубы в его теле, словно маленькие духи, сражались вместе с ним на севере и бежали вместе с ним на юг, оставшись в итоге целыми и невредимыми, и даже когда Папашу Упрямца забрали в плен и перевоспитали солдаты Народно-освободительной армии, золото никто не обнаружил и не конфисковал.
То, что Папаша Упрямец не перешел на другую сторону и не вступил в НОАК, а предпочел вернуться домой и сделаться простым крестьянином, тоже связано с золотыми зубами. Он уже слишком давно хранил это золото, и выполнить поручение павшего друга стало его заветным желанием, не терпящим отлагательств.
Это и есть рассказанный Папашей Упрямцем секрет его золотых зубов. Я обменял его на половину свиного копыта. Но я также понимал, что это еще не вся история целиком, ведь зубы все еще сияли во рту Папаши Упрямца. Я справедливо полагал, что за половину свиного копыта можно было узнать только часть тайны. Поэтому я вторично утащил из дома половинку свиного копыта, Папаша Упрямец его съел, но про зубы рассказ не продолжил. Насчет последующих событий он упорно держал рот на замке, словно это щекотливая тема. Его глаза тоже ничего не выдавали, хотя, может, и выдавали, но я-то этого не понимал, потому что в то время был слишком мал.
По мере того как Папаша Упрямец старел, я становился взрослее, когда ему был шестьдесят один год, мне стукнуло шестнадцать, ему семьдесят, а мне – двадцать шесть. Как бы ни старел он, как бы ни взрослел я, золотые зубы все еще оставались во рту Папаши Упрямца, словно айсберг, то скрытый темными тучами, то сверкающий в ярких лучах солнца, в них заключалось множество неразгаданных тайн, они сияли загадочным светом.
Я уверен, что именно в тот год, когда мне исполнилось шестнадцать, женщина, с которой жил Папаша Упрямец, ушла от него.
В то время ей не было и тридцати. Судя по ее возрасту и слухам, можно было сделать вывод, что она точно не являлась сестрой хозяина золота Вэй Юаньшэна. Я не знал, как ее зовут и какая у нее фамилия. Все в деревне звали ее по-чжуански «май конгчы», то есть «жена Папаши Упрямца». Но обычно я называл ее «тетушка», потому что мы с Папашей Упрямцем имели одну фамилию, он принадлежал к одному поколению с моим отцом и был старше его, поэтому я звал его дядей.
Когда та женщина ушла от Папаши Упрямца, я уже не мог называть ее тетушкой.
Я предполагал, что ее уход связан с характером Папаши Упрямца. Причина, по которой моего дядю по фамилии Фань люди называют Папашей Упрямцем, заключалась в том, что, согласно слухам, у него на голове растут рога, как у быка, и к тому же он постоянно со всеми препирается и всегда упрямо стоит на своем.
В день, когда она ушла, я был в деревне. Это была весна, весной в Шанлине расцветают красные цветы, зеленеют ивы, шелестит трава и птицы поют, весна наряжается, словно невеста.
Почти все деревенские повыбежали из домов, чтобы поглазеть на уходящую жену Папаши Упрямца.
Женщина выглядела радостной, воодушевленной, словно освободилась от тяжести и шагала к новой жизни. На ней была одежда из красного шелка, а в руках она несла черный чемодан, быстрыми шагами она удалялась – от деревни и от обступивших ее со всех сторон людей, – ровно вырвавшийся из клетки фазан, устремившийся в бескрайнее поле.
После ее ухода деревня вдруг застыла, как ледник. Все замерли, не в силах понять, что происходит.
