Народная Русь - Аполлон Коринфский

После этой — затягивающейся на довольно продолжительное время — песни все садятся в кружок: пьют пиво, а то и водку, едят пироги и начинают петь новые, круговые песни. Вот, например, одна из таких песен, поющаяся, что называется, в самую первую голову:

«Уж ты, ластовка, ты косатая,Ай лели-лели, ты косатая!Ты возьми ключи, лети на небо.Ай лели-лели, лети на небо!Ты запри зиму, отомкни лето.Ай лели…»

Эту песню сменяет вторая — не менее красноречиво говорящая сердцу молодых певунов затейливых:

«Вир, вир, колодезь стюденый!..А што в тебе воды нет?Ай лели…Кони воду выпили,Выпили, выпили, выпили.Копытом землю выбили,Выбили…Што в тебе, Иванушка, жены нет?Жены нет…Была бы голова, будет и женаИ жена, и…»

За второй идет, звонкой трелью соловьиной-голосистою разливается третья:

«Как у нашей у Машечки вышит рукавок…Бог ей дал, царь жулувал,А Ванечка сполюбил, свое личко украсил,Взял душу-игрушу…» и т. д.

При пении последней песни, по словам одного из местных собирателей словесной народной старины, парень выбирает девушку и целуется с ней. Песня эта поется столько раз, сколько соберется на «гуканье» парней и девушек. Чуть не до поздней ночи веселятся девки с ребятами на свят-Благовещеньев день…

С незапамятных пор ведется на Руси добрый обычай — выпускать о Благовещенье птиц из клеток на вольную волю. Он соблюдается повсеместно: и по селам, и в городах. Этим празднуется приход весеннего тепла, победившего зимнюю стужу студеную, а одновременно как бы приносится бескровная жертва матери-природе. В городах к этому дню нарочно ловят бедные люди птичек и приносят на рынок целыми сотнями, выпуская их за деньги, охотно даваемые купцами и всяким прохожим людом, вспоминающим при виде чирикающих пернатых пленниц о завещанном стариною обычае. Впрочем, птицеловы и сами напоминают всем об этом своими возгласами вроде: «Дайте выкуп за птичек, — пташки Богу помолятся!» У деревенской детворы есть целый ряд особых песенок-«веснянок», приуроченных к благовещенскому выпусканию птичек на волю. Вот одна из них, записанная в симбирском Поволжье:

«Синички-сестрички,Тетки-чечетки,Краснозобые снегирюшки.Щеглята-молодцы,Воры-воробьи!Вы по воле полетайте,Вы на вольной поживите,К нам весну скоре ведите!За нас Божью Мать молите!Синички-сестрички»… и т. д.

До вечерней зари тешатся на улице ребята малые — старым старикам на утешение. А все кругом так и дышит желанной близостью весны; благой вестью о ней так и разливается разымчивый теплый воздух, — словно и он вырвался на волю из леденящих оков зимней стужи. Три века тому назад, на Москве, в палатах государевых справлялся-праздновался Благовещеньев день по особому торжественному обиходу-обряду. В канун великого праздника изволил выходить государь ко всенощному бдению, а в самый день его — к обедне, в Верховый Благовещенский собор. За всенощною совершался патриархом особый «чин хлеболомления». Этот чин состоял в том, что, благословив «благодарные хлебы и вино», патриарх раздроблял первые и подносил целый хлеб с чашею вина государю; затем — остальное раздавалось боярам, детям боярским, служилым людям и всему предстоявшему во храме народу. В царицыны палаты посылались патриархом особые ломти («укруги») хлеба и кубки с вином; то же — и всему семейству государеву. Это патриаршее поручение исполнял который-нибудь из ближайших бояр со стольниками — по нарочитому указу. На самое Благовещение венценосный богомолец, в большом наряде царском, окруженный сонмом бояр в золотых ферезеях, стоял обедню; а затем возвращался в палаты свои. Здесь, «в покоевых хоромах» (в «Комнате» и «Передней»), происходило, по его государеву изволению, кормление нищей братии, собиравшейся кроме того на Аптекарском дворе — под надзором дьяка Тайного Приказа. Кроме рыбных и мучных яств, нищим раздавались — от щедрот царских — деньги. Убогие гости расходились с благовещенской трапезы по стогнам Белокаменной, повсюду разнося благую весть о благочестии и щедротах государевых.

XVII

Апрель — пролетний месяц

Март позимье кончает, — апрелю, пролетнему месяцу, путь-дорожку кажет. Апрель весну починает необлыжную; в апреле, по народному слову, земля преет. Недаром молвится, что «апрель всех напоит», что «март — пивом, апрель — водою славится». Идет весна к апрелю еще с самого Алексея — человека Божия, идет да зиму со свету белого сживает! А как перешагнет она — красная краса — через порог позимнего март-месяца, да поравняется с Марьями Египетскими (1-м апреля), — так и зиме, седой лиходейке, карачун пришел! Оттого-то и слывет в народе св. преподобная Мария Египетская за «Марью-зажги-снега» да за «Марью-заиграй овражки». Но русский мужик прост-прост, а сам все-таки не верит ни первой ласточке, ни первому апреля. «Апрель сипит да дует, бабе тепло сулит, а мужик глядит: что-то еще будет!» — говорит посельщина-деревенщина. «Апрель обманет — под май подведет!» — приговаривает она, памяту-ючи, что май — самый тяжелый в году месяц. Но есть и более доверчивый народ на Руси: «Дождались полой водицы, ай да батюшка апрель!» — не нарадуется, не натешится он, по заваленкам сидючи да на апрельском солнопеке пригреваючись. Что такому легковерному мужику-рубахе до воркотни стариков, семь раз меряющих да один отрезающих, — пусть их там твердят-повторяют свои поговорки, вроде: «Не ломай печи, еще апрель на дворе!», или — «Ни в марте воды, ни в апреле травы!» Играют полой водою овражки, горят-тают снега, — стало быть, весна на дворе, стало — пришла она «с милостью, с великою радостью», с надеждами на будущий урожай, — думает надеющийся на весну люд. Не привыкать ему к «пустым щам», с которыми приходит на светлорусский великий простор первый день пролет-него месяца.

В стародавние годы звался на Великой Руси апрель-месяц «про-летником», на Малой Руси слыл он — как и у поляков — за «кветень» («цветенем» прозывался также и май по другим славянским местам); чехи со своими сородичами-соседями, словаками, величали апрель «дубенем», сербы — «налетним», кроаты — «джюджревчаком» (от Юрьева дня); у иллирийцев звался он «травяным». Древняя Русь встречала апрель вторым в году из двенадцати братьев-месяцев; затем, при сентябрьском новолетии, стал он приходиться восьмым по счету, а с 1700 года пришлось ему быть четвертым. На этом самом месте остается он и до наших дней.

Апрельский Марьин день (1-е число) повсеместно, а не на одной только Руси, слывет днем всяческого обмана: походя, с шутками да прибаутками, лжет об эту пору чуть ли не весь мир, населенный живыми людьми. И ведется этот привившийся к жизни обычай с незапамятных лет. «Первого апреля не солгать, так когда же и время для этого потом выберешь!», «На Марью-заиграй-овражки и глупая баба умного мужика на пустых щах проведет и выведет!», «Врать-то, брат, ври, да оглядывайся: нынче не первое апреля!» — говорят в народе. «Не обманет и Марья Тита, что завтра молотить позовут, — по гумнам на Поликарпа (2-го апреля) одно воронье каркает!», «Ворона каркала-каркала да Поликарпов день мужику и накаркала!» — приговаривают подсмеивающиеся над своими недохватками-недос-тачами деревенские краснословы. По старинной примете, если с Марьи на Поликарпов день разольется полая вода, надо ждать больших трав да покоса раннего по весне. Наблюдения старожилов-погодове-дов советуют хозяевам придерживаться в своих расчетах этой приметы: оправдывается она, по их словам, на деле сплошь да рядом.

С третьим днем апреля, пролетнего месяца, связана в народной Руси примета промышляющего рыбным ловом трудового люда. «Не пройдет на Никиту-исповедника лед — весь весенний лов на нет сойдет!» — замечают они. В некоторых местностях, — преимущественно по рыбным северным рекам, — приурочивают к этому дню рыбаки угощенье «дедушки-Водяного». Минут сутки, смотрит деревня, а на двор уж «пришел Федул (5-е апреля, день памяти мученика Феодула), теплый ветер подул!» Домовитые бабы-хозяйки твердо памятуют, что «на Федула растворяют оконницу», и до этого дня ни за что не выставляют в избе рамы. «Раньше Федула окна настежь — весеннему теплу дорогу застишь!», «До Федула дует сиверок (холодный северный ветер), с Федула теплынью тянет!» — говорят они. Поверье деревенское заставляет и циркунов-сверчков прилетать на огороды вместе с первыми весенними теплыми ветрами. «Пришел Федул, теплый ветер подул, окна отворил — избу без дров натопил; сверчок — цок-цок, с огорода под шесток!» — гласит об этом волжский прибауток. «С Федулова дня и стряпать бабе веселее: сверчок под шестком ей песню поет!» — вторит ему другой, подслушанный в тех же местах великорусского красного говора.