Прах Энджелы. Воспоминания - Фрэнк Маккорт

Я знаю, что надо сходить к статуе святого Франциска Ассизского, только он меня поймет. Но он на другом конце Лимерика - я поминутно сажусь на ступеньки, держусь за стены и добираюсь туда целый час. Свечка стоит один пенни, и я думаю: может, так свечку зажечь, а пенни себе оставить? Нет, святой Франциск узнает. Он любит птиц небесных и рыб речных, но он не дурак. Я зажигаю свечу, становлюсь на колени перед статуей и прошу вызволить меня из пятого класса, куда меня упекли и где учится мой брат, который теперь, наверное, расхаживает по переулку и всем хвастает, что его старшего брата оставили на второй год. Святой Франциск молчит, но я знаю, что он слышит все, и уверен, что он меня выручит. А как же иначе? Мне ведь стоило такого труда добраться до этой статуи – и на ступеньках сидел, и за стены держался, – когда я мог бы пойти в церковь св. Иосифа и поставить свечку святой Терезе Младенца Иисуса, или Самому Пресвятому Сердцу Иисуса. Какой смысл носить его имя, если он бросит меня в беде?

Я сижу в классе у мистера O’Ди и слушаю про катехизис и про все остальное, что мы проходили в прошлом году. Мне хочется тянуть руку и отвечать, но мне говорят: молчи, пусть ответит твой брат. Все пишут контрольные по арифметике, а мне велят сидеть и проверять их. Все пишут диктанты по гэльскому, а меня заставляют их проверять. Потом мистер О'Ди дает мне особое задание: написать сочинение и прочесть его перед классом, чтобы все видели, чему я научился у него в прошлом году. Вот, говорит он, обращаясь к классу, Фрэнк Маккорт вам покажет, как хорошо он выучился у нас в прошлом году. Он напишет сочинение о Господе Нашем. Так, Маккорт? Расскажет нам, что вышло бы, если бы Господь Наш вырос в Лимерике – а наш город самый набожный в Ирландии, у нас даже есть Архи-Братство Святого Семейства. Мы знаем, что если бы Господь Наш вырос в Лимерике, Его никто бы не распял, потому что жители Лимерика - добрые католики и не охотники до распятий. Итак, Маккорт, пойдешь домой, напишешь сочинение и принесешь его завтра.

Папа говорит: у мистера O’Ди богатое воображение. Разве Господь Наш мало страдал на кресте? Нет, Его теперь в Лимерик запихнуть надо, где из-за Шеннона вечная сырость. Он надевает кепку и уходит надолго гулять, а мне самому приходится думать о Господе Нашем и сочинять, что я прочту назавтра.

На следующий день мистер O’Ди говорит: итак, Маккорт, прочитай всему классу свое сочинение.

Название сочинения…

Заглавие, Маккорт, заглавие.

Заглавие сочинения: «Иисус и погода».

Как?

«Иисус и погода».

Хорошо, читай.

Вот мое сочинение. Не думаю, что Иисусу, Который есть Наш Господь, понравилось бы, какая в Лимерике погода, потому что у нас вечно идет дождь и из-за Шеннона кругом сырость. Мой отец говорит, что Шеннон – река-убийца, потому что она убила двух моих братьев. На всех картинах мы видим как Иисус, обернувшись простыней, странствует по древнему Израилю. Дождя нигде нет, и не слыхано, чтобы там кто-то кашлял, болел чахоткой или чем-то подобным, и никто у них не работает, потому что они только слоняются без дела, едят манну, потрясают кулаками и ходят на распятия.

Когда Иисусу хотелось есть, Он мог пройти пару шагов до смоковницы или апельсинового дерева при дороге и наесться досыта. Если Ему хотелось пива, Он проводил рукой над большим стаканом – и вот вам пинта. Или же, Он мог сходить в гости к Марии Магдалине и к сестре ее Марте, и они без вопросов кормили Его обедом и омывали Ему ноги, отирая волосами Марии Магдалины, пока Марта мыла посуду, что по-моему нечестно. Почему она должна мыть посуду, пока сестра ее болтает себе с Нашим Господом? Хорошо, что Иисус решил родиться евреем в теплых краях, потому что если бы Он родился в Лимерике, Он подхватил бы чахотку и через месяц бы умер, и не было бы никакой Католической церкви, никакого Причастия и Конфирмации, и нам не пришлось бы изучать катехизис и писать о Нем сочинения. Конец.

Мистер O’Ди молчит и как-то странно на меня смотрит, и я начинаю беспокоиться, потому что когда он так молчит, это значит, что кому-то влетит. Маккорт, говорит он, кто написал это сочинение?

Я, сэр.

А не твой ли отец его написал?

Нет, сэр.

Пойди-ка сюда, Маккорт.

Я выхожу вслед за ним за дверь и иду по коридору в кабинет директора. Мистер O’Ди показывает ему мое сочинение и мистер O’Халлоран так же странно на меня смотрит. Ты сам это написал?

Да, сэр.

Меня переводят из пятого класса в шестой, где преподает мистер O’Халлоран, и где учатся все ребята, которых я знаю: Пэдди Клохесси, Финтан Слэттери, Вопросник Куигли, - и в тот же день после уроков я снова иду к статуе святого Франциска Ассизского, чтобы поблагодарить его, хотя ноги после тифа у меня по-прежнему слабые, и я то и дело сажусь на ступеньки, держусь за стены, а сам думаю: все-таки, что же я написал в сочинении - что-то хорошее или плохое?

Мистер Томас Л. O’Халлоран преподает в одном кабинете трем классам: шестому, седьмому и восьмому. Голова у него как у президента Рузвельта, а на носу очки. Он носит пиджак темно-синего или серого цвета, а на животе между карманами висит золотая цепочка от часов. Мы зовем его Хоппи , потому что у него одна нога короче другой, и при ходьбе он подпрыгивает. Он знает о своем прозвище и говорит: да, я Хоппи, и вы у меня попрыгаете. Он ходит с длинной указкой в руках, и если ты невнимателен или отвечаешь невпопад, получаешь три удара по рукам или пониже спины. Он требует, чтобы мы учили все наизусть, и поэтому его считают самым строгим преподавателем в школе. Он обожает Америку, и мы учим названия всех американских штатов в алфавитном порядке. Дома он рисует таблицы по грамматике гэльского языка, по ирландской истории и алгебре, развешивает их на подставке, и мы хором вслух проговариваем падежи, спряжения и склонения гэльского языка, места великих сражений, пропорции, коэффициенты, уравнения. Нам надо знать наизусть даты всех важных событий в ирландской истории. Он объясняет, какое событие является важным и почему. Раньше ни один преподаватель нам так не объяснял. Если ты что-то спрашивал, то получал тумака. Хоппи не называет нас идиотами, и когда задаешь вопрос, он не впадает в ярость. Он единственный преподаватель, который прерывает объяснения и спрашивает: все понятно из того, что я говорил? Вопросы будут?

Он говорит: битва при Кинсэйле в тысяча шестьсот первом году была самым трагическим эпизодом в ирландской истории; в бою на близкой дистанции обе стороны проявляли жестокость и совершали зверства. Все потрясены: жестокость - и обе стороны? Даже с ирландской стороны? Как же так? Раньше преподаватели говорили нам, что ирландцы всегда сражались благородно, всегда воевали по-честному. Он читает стих, который мы будем учить наизусть:

They went forth to battle, but they always fell,

Their eyes were fixed above the sullen shields.

Nobly they fought and bravely, but not well,

And sank heart-wounded by a subtle spell.

Все равно, в нашем поражении виновны предатели и доносчики. И все же мне надо знать: какие такие зверства были с ирландской стороны?

Сэр, а ирландцы в битве при Кинсэйле тоже совершали зверства?

Да, совершали. В летописях есть данные о том, что они убивали пленников - но они вели себя не хуже и не лучше англичан.

Мистер O’Халлоран врать не может. Он директор. Нам столько лет твердили, что ирландцы всегда вели себя благородно и перед казнью обращали к англичанам храбрые речи. И вот, Хоппи O’Халлоран утверждает, что ирландцы поступали плохо. Вам надо заниматься, надо учиться, говорит он, чтобы составить собственное мнение об истории, обо всем на свете - а вы не составите никакого мнения, если в голове будет пусто. Наполняйте голову, обогащайте ваш разум. Это ваша сокровищница, и никто в целом мире ее не тронет. Представьте, что вы выиграли на скачках и купили дом, который надо обставить - вы ведь не свезете туда разный хлам. Ваш ум – это ваш дом, и если забьете его киношным хламом, он сгниет у вас в голове. Пусть вы бедны, пусть ботинки у вас дырявые, но ваш ум – это царский дворец.

Он вызывает нас одного за другим, ставит перед классом и осматривает наши ботинки. Он интересуется, почему обувь дырявая, или почему ее нет вовсе. Это стыд и позор, говорит он, и обещает устроить лотерею и раздобыть денег, чтобы у всех нас к зиме были крепкие теплые ботинки. Он вручает нам билетные книжечки, и мы разбегаемся по всему Лимерику, чтобы собрать средства в обувной фонд школы - первый приз пять фунтов, и пять призов по фунту каждый. Одиннадцать босых мальчиков получают новые ботинки. Нам с Мэлаки ничего не достается, потому что у нас обувь есть, хотя подошвы стоптаны, и мы думаем: зачем это мы бегали по всему Лимерику и продавали билеты, если ботинки дали другим ребятам. Финтан Слэттери говорит, что мы можем получить полную индульгенцию за работу в благотворительных целях, и Пэдди Клохесси отвечает: иди-ка ты, Финтан, просрись как следует.