Ангел Кумус - Нина Васина

В шесть сорок она звонит в обитую черным дерматином дверь и поднимает к глазку клетку с хомяками.

– Ваш заказ, – говорит она, глядя за спину открывшей ей женщины. Там, в конце коридора, стиснув под подбородком кулачки, замер худой мальчик.

– Дуся!.. Жмурик, – шепотом, не веря, мальчик пробует на слух имена и пробирается к двери.

– Минуточку, – молодая желтоволосая женщина пытается его задержать, он проскальзывает под ее рукой и берется за клетку. – У Жмурика еще одно пятно появилось, – восторженно объявляет он и умоляюще смотрит на мать, потом на Еву: – Вы их на помойке нашли? Вы их помыли? Мама сказала, что они удрали на помойку.

– Нет. Я их нашла далеко отсюда. Вот, распишись пожалуйста. Это наш с тобой договор и цена.

Мальчик замирает, приоткрыв рот и испугавшись бумажки.

– С вас одиннадцать рублей тридцать копеек.

После этих слов Евы он срывается с места и бежит к себе в комнату. Женщина укоризненно качает головой.

– Вот! – он возвращается, запыхавшись, – и тридцать копеек, посчитайте!

– Распишитесь.

Мальчик кладет листок на пол и старательно выводит: «Кеша».

– Можно вас на минуточку? – женщина зовет Еву на лестничную клетку.

– Да. Вот только вручу заказ.

Руки мальчика обхватывают клетку. Он ничего не слышит и не отвечает на прощание Евы.

– Вам не кажется, что подобные вещи нужно делать, только согласовав все с родителями?! – мать Кеши возмущена и удивлена. – Что еще за благотворительность? Какие одиннадцать рублей? Одна только клетка стоит больше сотни! Зачем вы это делаете?

– Он мне позвонил. Он сделал заказ. Я его выполнила.

– Послушайте, – шипит женщина, прикрыв дверь в квартиру, – я не знаю, что это за розыск мужей и животных, может, вам нечем заняться, как только отыскивать съеденных хомяков, но вы портите психику ребенка, поймите это! Когда-нибудь он увидит момент родов, это будет для него ударом! Эти чертовы хомяки жрут своих детей, оставляя только шкурки!!

– Не увидит, – Ева спокойно разглядывает высокую взволнованную женщину, нервно скручивающую прямые длинные волосы в жгут. – Самец подрезан. У него подрезаны семенные каналы.

Женщина опешила. Она открывает и закрывает рот, потом решительно заявляет:

– Я не разрешаю вам вмешиваться в нашу жизнь! Если я сказала сыну, что хомяки пропали, значит пропали!

– Ну не упорствуйте. Ваш сын сделал сам этот шаг, который не каждому взрослому придет на ум, он позвонил специалисту по розыску. Он хочет иметь этих хомяков. Ну что, снова покормите кота? Я вас умоляю, Кеша наберет мой номер телефона, только представьте, как я буду выглядеть перед продавцом зоомагазина, когда опять закажу парочку хомяков с белыми ушками и в пятнах!

– Вы не смеете!

– Ладно. Давайте разрешим нашу проблему по-другому, давайте предоставим мужчинам самим разбираться с мужскими желаниями. Поговорите с отцом ребенка, и пусть он решит с сыном участь хомяков.

Лицо желтоволосой женщины пошло красными пятнами.

– Я специалист в области детской психологии и в состоянии сама решить все проблемы моего сына с научной и с физиологической точки зрения!

– Так. Похоже, что отца Кеши ваша специальность не устраивала. Его нет, да? – вздыхает Ева.

– Я больше не желаю с вами разговаривать. Не смейте отвечать на звонки моего сына!

После оглушительного хлопка дверью, Ева громко и яростно проговаривает все, что она думает о психологах.

В семь тридцать Ева, наконец, выяснила у угрожавшей суицидом девушки адрес ее возлюбленного, который не отвечает на звонки, не открывает дверь и не зажигает свет в окнах. Всего этого он не делал уже три дня. Жил молодой человек совсем рядом с Евой, и она решила, что успеет за оставшиеся до приема посетителей двадцать четыре минуты навестить спрятавшегося. Она пообещала девушке, что позвонит, как только поговорит с предметом ее страданий, но когда заезжала во двор высотки, была остановлена полицейским.

Минут шесть-восемь ушло на предъявление документов, выяснения фамилии старшего группы из отдела убийств, приехавшего на вызов соседей, потом на звонок знакомому, который может знать этого старшего.

Она поднялась в квартиру на третьем этаже вместе с медиками.

– Убит? – спросила она высокого молодого человека с гримасой отвращения на лице.

– Укушен ядовитым насекомым, или змеей, – старший лейтенант кивнул на полуоткрытую дверь, перед которой как раз совещались медики и сразу предупредил: – Частный сыск не уважаю. Женщин с оружием презираю.

– За что? – удивилась Ева, становясь на цыпочки и стараясь рассмотреть, как кто-то за полуоткрытой дверью в желтом комбинезоне и с маской на лице бродит около лежащего на полу юноши.

– За несоответствие мечте. Женщина с оружием все равно, что женщина с членом, – он уставился на выступающую из-под легкого пиджака Евы кобуру.

– Хотите посмотреть разрешение на мой член? – интересуется Ева.

В комнату с мертвым пропустили врача. Через полторы минуты он быстро вышел и громко объявил, что на руке жертвы имеется явный след от укуса, а яд может быть определен…

– Только после вскрытия и соответствующих анализов, – вздохнула Ева. – Можно войти в комнату?

– Конечно нет! – возбудился старший лейтенант.

– Личность юноши установлена?

– Да. Соседи опознали.

Ева сверяет свою запись в электронной записной книжке с записью корявыми буквами карандашом на обрывке тетрадного листка.

– Документы смотрели? – интересуется она.

– Документы в той самой комнате, в которой может находиться смертельное насекомое или змея.

– Можно я только пошире открою дверь?

В проеме распахнутой двери внутренность комнаты накатывает сумрачно размытыми предметами. Свет не включают, занавески закрыты. На письменном столе чужой гостьей стоит маленькая коробка от торта. Крышка приоткрыта. Ева прищуривается, стараясь рассмотреть, что выступает из нее, потом удивленно смотрит на старшего лейтенанта.

– Видите коробку на столе? – она дожидается кивка головой. – Стоит на письменном столе, это странно. А из нее торчит клочок ваты.

– Вы полагаете? – он тоже начинает щуриться, просит человека в желтом комбинезоне включить свет, но тот отрицательно качает головой в шлеме с защитной сеткой. – Послушайте, посмотрите коробку на столе. Что? Ничего? Ничего, – поворачивается он к Еве, а она смотрит, как рука в толстой резиновой рукавице вертит крышку от коробки, поднимает слой ваты. Ева вглядывается в предметы рядом с коробкой и просит принести синюю ленту с искусственным цветком на ней и открытку, на которой лежит ручка.

– Не полагается, – упорствует младший лейтенант, и Ева, заметив краем глаза движение на стене, замирает, поймав глазами огромного черного паука – мохнатый призрак смерти на светлых обоях.

«Любовь моя! – написано на открытке с банальной розой, – все предопределено!»

Паука отлавливают сачком и увозят в банке. Юношу укладывают на носилки, старший лейтенант снисходительно соглашается показать Еве документы юноши, обнаруженные в ящике письменного стола, в комнату набивается много народу, старший в группе пытается успокоить прорывающихся соседей. В суматохе Ева обшаривает ящик стола, потом просматривает бумаги и перекидной календарь на столе, потом склоняется к мусорной корзине. У наблюдающего за ее действиями старшего лейтенанта выражение брезгливости на лице сменяется гримасой снисходительного терпения, он интересуется, что такого ищет Ева, и уже собирается выпроводить действующую ему на нервы дотошную женщину, когда она сует ему в лицо скомканную бумажку из мусорной корзины. Кто-то уже плачет, громко, навзрыд. Он зовет подчиненного на помощь и считает необходимым предупредить, что за сопротивление представителям власти при исполнении ими служебных обязанностей полагается наказание, а Ева упирается и просит только прочесть, что написано на бумажке, один вид которой приводит старшего лейтенанта в раздражение – это что-то типа товарного чека, вернее, написанная под копирку его копия. Бумажка эта измята и испачкана вытекшей пастой для авторучки.

Поднимается гвалт, молодой подчиненный расставляет руки в стороны и подталкивает Еву к входной двери, двое других из группы выпроваживают соседей, у кого-то сбежала с рук болонка, она лает и носится по комнатам, уже слышен несдерживаемый полицейский мат, и вот Ева, растрепанная и злая, стоит с пятеркой соседей на лестничной площадке перед закрытой дверью, которую загораживает собой выставленный для этого случая дежурный из группы. Он очень молодой, слегка напуган, но упрямо вздергивает вверх подбородок с завившимися кое-где рыжими волосками.

– Родной, – говорит Ева в напряженное молодое лицо, – прошу тебя, иди и скажи этим кретинам в квартире, что пауков в коробке было два. Два! – кричит она и сует ему в нагрудный карман свернутый трубочкой грязный товарный чек из зоологического магазина.