Если покинешь меня - Зденек Плугарж

— Не пущена ли по трубам вода? — сказал Ярда.

— Где там, трубы замерзли бы.

Но Капитан на всякий случай слез по ступенькам в ближайшую шахту и попробовал повернуть вентиль. Он был закрыт. Капитан отвязал свой мешок, обернутый вокруг тела, положил на землю ножовку, гаечный и французский ключи.

— Оставайся пока наверху. — Его голос был спокоен, движения точны, экономны.

«Мировой парень, — подумал Ярда с облегчением. — Без него бы человеку прозябать в Валке до бесконечности».

Ярда помог Капитану спуститься в траншею. Тот начал орудовать быстро и споро. Временами в траншее вспыхивал прикрытый ладонью огонек карманного фонаря, слышался звук металла, тяжелое пыхтение, когда Капитан напрягался чтобы снять ту или иную фасонную деталь. Капитан продвигался по траншее, выдавая на-гора все больше и больше арматуры.

— Сволочь, не идет! Подай ножовку!

Скрежещущий звук распиливаемого железа неприятно смешивался с завыванием ветра. Ярда напряженно поглядел вдаль на освещенный перекресток, потом в другую сторону, в поле. Ему казалось, что трубки перепиливаются бесконечно долго. Вдруг он затаил дыхание: через перекресток двигалась фигура, даже отсюда виден был огонек папиросы.

— Стой, — тревожно сказал Ярда и опустился на колени у кромки траншеи. — Кто-то идет по главной улице.

Скрип пилы прекратился. Капитан ладонью вытер пот с лица и прислонился спиной к дощатой обшивке траншеи.

— Герой, — сплюнул он в сердцах. — Если бы кто-то шел сюда, Пепек уже давно бы примчался. При таком ветре пилку не слышно и в тридцати шагах. Наше сегодняшнее дело — забава для школьников. Никакого спортивного интереса!

Наконец последняя деталь была отмонтирована. Над краем траншеи появилась правая рука Капитана. Ярда вытащил его наверх. Капитан разделил добычу. Часть положил себе в рюкзак, а остаток — в сумку Ярды.

— Этот кабель обмотай вокруг тела, я иду к Пепеку, — прошипел Капитан.

Ярда сбросил плащ и снял кабель с деревянных козел. Постепенно проходило напряжение, и на сердце становилось легче. Когда Ярда остался один в темном тупике, он, к удивлению своему, начал чувствовать романтическое волнение. Не страх, а глубокая благодарность Капитану наполнила его душу. Когда они вернутся на родину, в новую республику, они до гробовой доски будут друзьями. Ветер приятно овевал его пылавшее лицо. Ярда даже не подумал о том, что ветер нарушает его заботливо уложенную прическу. Наконец кабель был обмотан вокруг тела, Ярда отправился было на перекресток, но споткнулся, ударился коленкой о замерзшую груду глины и, зашипев от боли, вынужден был присесть. Дьявол его побери! Он всегда считал себя ловким, а вот, поди ж, поворачивается, как увалень. К нему приближались приглушенные голоса.

— Так, теперь ты действуй, я свое дело сделал, — сказал Капитан и вытянул из мешка «кошки».

Пепек молча прикрепил их.

— А ты топай на перекресток. — Капитан в шутку ткнул Ярду.

Уходя, Ярда видел, как Пепек, сняв пальто, полез на ближайший столб; через минуту перерезанный провод, падая, просвистел в темноте. Ярда шел к перекрестку, но кабель сдавливал его, как кобра: в спешке он обмотал себя слишком туго и теперь еле дышал. Однако снимать плащ и перематывать кабель ему не хотелось.

Минут через пятнадцать его нагнали соучастники. Капитан, повернувшись спиной к ветру и устроив из воротника щит, закурил. Все трое направились по пустынной в этот час улице в город.

— На следующем перекрестке рассредоточимся. Встреча «У Максима», — пробормотал Капитан, не вынимая изо рта сигареты.

Но вдруг в десяти шагах от угла из боковой улицы вышли две фигуры. Ярда замер: длинные зимние шинели, форменные фуражки, на плечах карабины — полиция! Как слепой, Ярда вытянул вперед руку, колени у него вдруг ослабли, а язык, казалось, стал огромным, мешал дышать, кобра, обвившая грудь, теперь стала сжимать его в смертельном объятии. Конец.

Капитан выплюнул сигарету и направился к патрулю.

— Будьте добры, далеко ли до вокзала?

Старший полицейский, обутый в высокие сапоги, переступил с ноги на ногу.

— Да так, с полчаса пути.

Капитан приподнял рукав над запястьем, на котором не было часов.

— Иисус-Мария, ведь мы опоздаем! Говорил я вам, черти, заведите будильник! Ты когда-нибудь проспишь второе пришествие! — прикрикнул он на Пепека. — Danke bestens[89] — обратился он на ходу к полицейскому и, ускорив шаг, начал громко по-немецки ругать своих спутников. — Болваны, — кричал Капитан, махая руками, — с вами только свяжись! А ну, веселей двигай ногами, а не то курьерского поминай как звали!

Они чувствовали на своих спинах пронизывающие взгляды, ожидали свистка, требования остановиться. Каждый из них лихорадочно думал, что он в таком случае будет делать. Секунды казались бесконечно долгими. Сердце Ярды готово было выскочить из груди. Еще двадцать шагов — и он свалится наземь, кобра его задушит. Но в этот момент он услышал чешские слова Капитана:

— Только ты, сопляк, не вздумай обернуться!

Наконец они вышли из поля зрения полицейских. Капитан с облегчением закурил новую сигарету.

— Ну, сегодняшняя затея приобрела наконец некоторый спортивный интерес. — Капитан сильно затягивался, но сигарета не разгоралась. — Тьфу ты, проклятая! — Он вытер платком вспотевший лоб и так и оставил шапку сдвинутой на макушку.

— Теперь нам уже ни к чему расходиться. В крайнем случае, если встретим другой патруль, повторим тот же прием, — осклабился Пепек и поправил под пальто обмотанный кругами провод.

Ярда только теперь почувствовал некоторое облегчение. Крепко прижатая к телу обмотанным кабелем, мокрая от пота рубаха начала холодить спину. Где-то далеко два раза пробили башенные часы, и сразу же откуда-то донесся протяжный гудок электровоза.

Но, наконец, они оказались в шумных, прокуренных, теплых стенах трактира «У Максима». Здесь они себя почувствовали, как в родной гавани после бурного, полного приключений плавания. Генерал в белом фартуке уже спал. После полуночи посетителей было немного, и с ними управлялась одна официантка. Приятели жадно отхлебывали из чашек горячий кофе с большой дозой рома, чувствуя приятную усталость и удовлетворение. Один за другим они поднимались и уходили в чулан за баром. Там сгружали добычу. Капитан зашел туда последним.

— До утра, — шепнул он официантке и в завиток ее прически всунул скатанную пятимарочную кредитку.

Она согласно кивнула, зашла в угол чулана, подняла деревянную крышку люка и, зевая во весь рот, ногою сбросила все в погреб. Раздался страшный лязг железа, скатывавшегося по ступенькам деревянной лестницы, но никто из гостей не обратил на это никакого внимания.

— Будем закрывать, друзья! — сказала она через четверть часа, опершись локтями об их стол. При этом длинный нос Ярды чуть не очутился в вырезе ее платья.

На улице их пробрала дрожь. Шаги гулко раздавались в тишине, мороз щипал лица. Было очень неприятно оттого, что они снова очутились на улице. «Затравленные мы, — осенило Ярду. — Гонят нас, как бездомных псов, и даже несколько марок в кармане не помогают!» Домой в лагерь идти было нельзя: у ворот их наверняка заметят, а завтра может явиться полиция на розыски.

— Пойдем к «Гитлеру», — предложил Пепек и напялил шапку поглубже на уши. — Там открыто до четырех.

Вскоре они остановились перед аркадой средневекового дома, над центральным сводом которого висел поблекший транспарант, освещенный изнутри одной лампочкой. Конец надписи был нечетким: «У круглого стола». У противоположного тротуара стояла мусороуборочная машина. В распивочном зале горизонтальными слоями висел густой дым. В углу группа картежников хлестала картами по столу. Некоторые игроки были в кожаных фартуках мусорщиков. Напротив над рюмкой зеленого абсента сидела некрасивая женщина с невыразительными глазами и нечистой кожей. Ее партнер, на полголовы ниже, чем она, напряженно тянулся к ее уху и что-то настойчиво шептал. На распивочную стойку облокотились двое мужчин. Один был в короткой кожаной куртке и тирольской шляпе.

Трое вошедших сели возле печки. Хаусэггер за стойкой, могучий и мрачный, пошевелил черными усиками.

— Три чая с ромом, — забывшись, сказал по-чешски Ярда.

Мужчины у стойки обернулись и устремили на него удивленные взгляды.

— Tee mit Rum[90], — поправил его Пепек.

Капитан снял пальто и стер с него остатки желтой глины, налипшей в траншее. Чай распространял приятный запах, дрова в печке потрескивали, морозные узоры на широком окне усиливали ощущение тепла и уюта. У Ярды от усталости слипались глаза, и он начал клевать носом. Задремывая, он все же заметил, что один из мужчин, стоявших у стойки, придвинул стул и подсел к их столу.