Дело о пропавшем боге - Юлия Латынина

Что ты тычешь мне в нос запиской, которая ни в одном архиве значиться не может и не будет! Увести его! – махнул рукой Нан, – и пусть хорошенько подумает, о чем ему говорить завтра.

Снета вывели, а инспектор откинулся в кресле и закрыл руками лицо.

– Ну, – наконец спросил он своего секретаря, – что вы об этом думаете?

– Снет видел меня с господином Нишеном и решил, что мы действуем по приказу аравана. Я думаю, что он наврал половину, только не знаю, какую: про монастырь или про горцев.

– Про горцев, – ответил инспектор, вынимая из рукава бумагу. – Сегодня утром Айцар передал мне список военачальников, ждущих лишь приказа Вашхога, чтобы присоединиться к горцам.

Шаваш кивнул. После распоряжения накормить солдат Айцара снотворным он как раз и ждал вещей в таком роде.

– Легко и приятно, – сказал Нан, – иметь общие интересы с господином Айцаром. Потому что если бы Айцар не затеял переворота, то, узнав об измене племянника, он сделал бы из нее великое предприятие. А теперь победа горцев для него страшнее, чем арест. Отправляйтесь к Айцару да поторопите обещанный им отряд Канасии. О Снете Айцару, естественно, не рассказывать.

– А чем объяснить Айцару, что вы не пожаловали сами?

– Скажите, что меня потребовал вечером в монастырь настоятель.

Шаваш искоса взглянул на Нана. Отчего это Нан уверен, что настоятель или отец Лиид захочет его слушать? И даже если вы слушает, что тогда?

Иметь законы, карающие желтого монаха за преступление, было так же нелепо, как иметь законы, воспрещающие красть солнце и плавать по каналам в телегах. Нан сказал Снету правду: если заговор действительно был, то упоминание о нем причинило бы существующему порядку больше вреда, нежели сам заговор. Шаваш вдруг с беспокойством подумал, что империя защищена от желтых монахов не более, чем от землетрясений или эпидемий; а между тем времена наступают столь смутные, что даже желтый монах прельстился размышлять о мироустройстве: и да же не один, судя по смущению господина Нишена.

Нан хотел спросить что-то еще, но потом молча поклонился недвижному, вырезанному из белой, как бараний жир, яшмы, небесному судье Бужве, и направился к выходу. У самого порога Нан все-таки обернулся.

– Слушайте, Шаваш, а вы как относитесь к изложенной программе?

Шаваш пожал плечами.

– Я сегодня начитался про то, как при справедливом мироустройстве на душу населения должно быть в сто раз больше зерна. А теперь услышал, что при справедливом мироустройстве на душу населения должно выплавляться в сто раз больше меди. Признаться, – усмехнулся Шаваш, – первый идеал народу как-то понятней.

Роджерс не удивился и волнения не выказал, увидев в покоях Келли господина Нана. Он поклонился инспектору, сел на резной деревянный табурет, аккуратно расправил складки платья и с вежливой предупредительностью наклонил голову.

– Когда вы последний раз виделись с Айцаром, мистер Роджерс?

– Точно не помню. Приблизительно неделю назад.

– То есть до праздника?

– Получается так.

– И с тех пор никак с ним не встречались и вестями не обменивались?

– Разумеется, нет.

– О чем вы беседовали с Айцаром обычно?

– Мы уже, кажется, говорили о тайне исповеди.

– Я уважаю тайну исповеди, но тайны проповеди, надеюсь, не существует? Я беседовал с господином Айцаром. Я оценил его деловую хватку. Я также оценил его общие идеи относительно, например, научно-технического прогресса, которые для Веи весьма нетипичны. Мне почему-то показалось, что их ему внушили вы.

– Вы можете осведомиться о моих взглядах у любого сотрудника. Я их не скрываю.

– Если не скрываете, так тем более нет препон услышать их изложение именно от вас.

Роджерс заложил ногу на ногу, поудобнее устраиваясь на табурете.

– А то, – сказал он, – вы нуждаетесь в моих разъяснениях. Кому нужны справедливые цены? Кому выгодно государственное землевладение? Кто полощет народу мозги баснями этими дикими о социальной справедливости, историю превратил в руководство по почитанию больших и малых Иршахчанов? Говорят, этот правдоискатель отдал городу все свое имущество! А зачем? Чтобы стать полным властителем государства и конфисковывать имущество чужое. Тоже мне, великий полководец! Да у него и выбора не было, кроме войны за ойкумену, после того как в его царстве вместе с богатыми вывелось и богатство, а остались одни антиправительственные заговоры, для вящего поддержания единодушия.

Страна стоит на пороге промышленной революции, – продолжал Роджерс, – и мешает ей один-единственный класс – бюрократия. Это вздор, что у чиновника нет собственности. Она у него есть – но не в форме имущества, а в форме привилегий. У предпринимателя собственность на предметы производства. У чиновника – на процессы распределения. Предприниматель имеет тем больше, чем он произведет. Чиновник – тем больше, чем он отнимет.

Предприниматели производят, чиновники – только воруют. Одни – корни культуры, другие, господин инспектор, тля на ее листьях.

Нан тихонько потянулся и сгреб со стола бронзовую фигурку черепашки Шушу. Черепашка была девятиглазой – четыре гранатовых глазка на макушке, и по одному на хвостике и лапах.

Луч заходящего солнца чиркнул по черепашке, и глазок на правой лапке особенно одобрительно выпучился на Нана. Разговор Нану нравился. Ему захотелось выразить от имени вейского чиновничества благодарность за исчерпывающее разъяснение их роли. Второе исчерпывающее разъяснение за этот день – первое он слышал от наместника провинции.

– Сегодня ночью, – с удовольствием сказал Нан, – баржи, пришедшие в имение господина Айцара, сгрузили в его амбары более семи тысяч шурров риса, проса и прочей снеди, которые князь Маанари награбил из государственных и крестьянских за пасов.

Роджерс вздрогнул и посмотрел на него озадаченно.

– Что вы так уставились на меня? Такая торговая операция не подходит под ваше определение производительной деятельности? Что делать! Теория суха, а древо жизни пышно зеленеет. Но вы, кажется, шокированы?

– Нет. Господин Айцар вправе делать деньги так, как ему выгодно.

– Ах вот даже как. Хорошо. Тогда я вам расскажу еще один эпизод из деятельности частного предпринимателя. Знаете ли вы некоего Снета?

– Допустим.

– Как вы познакомились?

– Я его в некотором роде… спас от смерти. Он мне встретился, когда его вели на казнь, и я, как имеющий право помилования, помиловал его.

– Желтые монахи редко бывают в городе. Почему вы в этот день оказались на пути Снета?

– Случайно.

– Скольких еще человек вы так случайно помиловали?

– Допустим, только Снета.