Группа сопровождения - Олег Татарченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— К Лехе! — Игорь мотнул головой в сторону кабинета главного редактора.
— Думаешь, он не предвидел такой результат?
— Тогда зачем я ездил? — Уфимцев растеряно остановился посередине комнаты.
— Чтобы продемонстрировать независимость нашей газеты. Показать, что и мы имеем свою точку зрения, а не питаемся только из официальной кормушки.
— И мы показали…
— И мы показали! — кивнул Швед.
— Прокукарекали…
— Прокукарекали!
— А дальше хоть не рассветай!
— Можно сказать и так… — сморщил Швед свой длинный нос.
— А я… Эту отраву хавал, по болоту ползал, от электричек увертывался… Блин, а люди, которые там…
— Это твоя работа, Игорь!
— Кукарекать.
— Ну зачем так трагично…
— Ничего, все нормально…
Уфимцев сгреб со стола листы черновика очередного материала, небрежно сунул их в верхний ящик стола, подхватил сумку и направился к выходу.
— Ты куда? — кинул ему в спину Швед.
Уфимцев не ответил.
В «Бристоле» было накурено — работал бармен Андрей, и по этой причине в полутемном баре тусовалась привычная компания. Она сразу приняла в свои ряды Игоря, и «Сленчев Бряг» горькими обжигающими комочками покатился в горло, рассасывая застрявший в груди горячий комок обиды.
— Чего-то тебя давно не было! А тебя тут вспоминали… — редактор студенческого альманаха Рязанцев наклонился к его уху и показал на вход.
Игорь поднял глаза от стакана и увидел у двери брюнетку Жанночку. Она улыбалась, глядя на него. Улыбалась несколько неуверенно, что на нее совсем было непохоже.
«Как нельзя кстати!» — подумал Уфимцев, швырнул в горло остатки бренди и пошел навстречу девушке, — «Как там говорил дон Румата? Будем веселиться, черт возьми! Будем веселиться!»
…Апрель подходил к концу. Снег сошел с крыши и поэтому капель уже не долбила жизнерадостно в пузырящуюся лужу. Солнце просто отражалось от нее, весело пускало зайчики в грязное окно редакционного полуподвала и резало глаза. Уфимцев щурился, тер похмельную голову, мечтал о обеденном перерыве с бутылкой пива и, как обычно, вполуха слушал привычно-надоедливое бухтение Шведа.
Телефон на соседнем столе зазвонил. Швед взял трубку и протянул ее Игорю:
— Тебя!
…-Уфимцев? Игорь? Это Седков говорит. Из управления транспортной милиции. Помнишь? Не передумал на Кавказ с нашими ехать? Тогда собирайся! Завтра-инструктаж. Выезжаем во вторник.
Уфимцев посмотрел на календарь. На нем значился понедельник.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Группа сопровождения
Глава шестнадцатая
Дагестанский ветер
Все было очень похоже на армейский марш-бросок.
Стремительный инструктаж актовом зале. Группа сопровождения сидит на стульях в его середине. Офицеры, провожающие их — вдоль стен, по периметру комнаты. Больше всего говорит подполковник необъятных размеров, рассказывая на все лады, что в далекой республике в делать нельзя, а что можно. (И оказывается при этом, что «можно» только одно: бдительно нести службу, не забывая о высоком звании российского милиционера). Подполковник тучен, говорит отдуваясь, и поэтому его слова на фоне непрерывного посапывания кажутся всего лишь необходимым привеском мероприятия.
Генерал, единственный из присутствующих сидящий в президиуме, за столом на небольшой сцене, в свою очередь, краток. Сказал лишь, что группа сопровождения должна вернуться обратно в том же составе, что и сейчас.
От этой речи у Игоря по лопаткам протянуло сквозняком.
За стенами актового зала последовало короткое знакомство с четырьмя товарищами по группе: Вадимом, усатым капитаном из Архангельска; Саней, коренастым старшиной из Сыктывкара; и двумя сержантами — белобрысым усатым постовиком из Данилова, Володей и — совсем молодым, чернявым, в берете морской пехоты, Валерой из родного Ярославля. «В дороге познакомимся плотнее», — заметил старший группы, капитан, когда все пятеро вышли из управления и сгрудились на трамвайном кольце недалеко от вокзала Ярославль-Главный.
И они разбежались в разные стороны. Приезжие — по магазинам, докупать мелочи в дорогу, Игорь и Валера, которого журналист за глаза назвал «морпехом» — по домам.
Если быть точным, домой Игорь придет поздно. И изрядно навеселе. И тут же закроется в своей комнате, чтобы не встречаться с хмурым взглядом отца и — полным надежды взором матери, до последнего момента надеявшейся, что их непутевый сын откажется от очередной своей сумасшедшей затеи…
…А через несколько часов будет ночной проходящий на Москву, в который они станут грузиться на промозглой платформе. Необъятные сумки из плотной синей ткани, в которых лязгали консервы, каски, бронежилеты и упакованные в брезентовые чехлы автоматы АКСу, заволакивались в тамбур под удивленным взглядом проводницы: весной 93-го российская железная дорога еще не привыкла к отправкам на Кавказ…
Потом было отдельное купе, в котором молча сидели все пятеро, старавшиеся, как по команде, не дышать друг на друга…
В Москве на перроне их встретили двое офицеров из МВД. Пустая платформа и первые лучи солнца в прозрачном еще, не загазованном воздухе столицы. Короткие и крепкие рукопожатия, обмен фразами и — почти бегом к подъезду линейного отделения Ярославского вокзала, где их ждали машины.
Уже позже отправки в Чечню перестанут быть делом секретным. Милицейские отряды станут провожать на Кавказ под оркестр и отчеты прессы, на слезы провожающих и на радость разведке сепаратистов. Но это будет позже, когда война на юге России растечется на десятилетия и станет делом привычным и обычным. В 1993-м из Северного УВД на транспорте группу сопровождения отправляли как на секретную операцию.
…Пара «жигулей» пятой модели пронеслась по непроснувшейся столице в Домодедово. Стремительная регистрация билетов без досмотра груза, нырок к трапу через спецвход аэропорта. Засовывание сумок с оружием под ноги под любопытными взглядами пассажиров…
…- Ну, вот теперь можно и расслабиться, — довольно проговорил Валера — морпех, довольно вытягивающий ноги из кресла напротив через проход.
Уфимцев кивнул: шум двигателей и синтетическая белизна салона Ту — успокаивала.
Игорь не боялся летать. Возможно, сыграло то обстоятельство, что к самолетам он привык с раннего детства. Его родной город, расположенный в предгорьях Урала, на две тысячи километров отстоял от родины матери в Ивановской области. Это было двое суток пути поездом. И родители решили, что это бесчеловечно — везти четырехлетнего ребенка двое суток в продуваемых купе.
Вместо этого они загрузили его на два с лишним часа в четырехмоторный Як-40. В самолетик с куцым салоном, узеньким проходом и маленькими креслицами, в которых мог уютно чувствовать лишь четырехлетний мальчишка, сразу же влюбившийся в тяжелые алюминиевые замки на ремнях безопасности. Ими можно было «солидно» щелкать во время полета. Более того, они принадлежали другому миру, они были НАСТОЯЩИМИ. Ради этого всего, ради полета в НАСТОЯЩЕМ самолете можно было пережить даже воздушные ямы, в которых то и дело проваливался ЯК.
От них пронзительно болели уши. И не спасали дурацкие «аэрофлотовские» «сосалки» в липких сине-бордовых фантиках с расплывчатым контуром самолета, которые виртуозно разносили на маленьких подносиках тетеньки-стюардессы. Ради полета можно было простить и холодный «отстойник» для пассажиров с асфальтированным почему-то полом, без кресел и лавок, где он не по часу просиживал с родителями на чемоданах в ожидании «погоды» над затянутым пургою аэропортом.
За самолет можно было простить все.
И он вспоминал, с какой жадностью тянул за рукав отца, едва в запыленном троллейбусном окне на секунду мелькал малюсенький задний дворик мастерских авиационного института, в котором стоял, хищно вытянув комариный нос СУ-15. А как Игорь завидовал Сашке с пятого этажа из четвертого подъезда, у которого на полировке телевизора «Чайка» стояла НАСТОЯЩАЯ модель белого вертолета Ми-6, подаренная ему отцом-летчиком, летавшим где-то за Полярным кругом…
Может, ему нужно было стать летчиком? Уже позже он узнает, что в авиаторы берут только со стопроцентным зрением, и его две диоптрии правого глаза, не дотягивающего до «единицы», закроют детскую мечту. Но он до десятого класса будет бегать на все авиационные праздники, полной грудью вдыхая ни с чем не сравнимый запах керосина и горячего алюминия обшивки. На всю жизнь Уфимцев так и не научится боятся высоты и втянет в кровь будоражащий нервы креозотовый запах дальних поездов и продуваемые всеми ветрами взлетно-посадочные полосы таких же далеких аэропортов.
Может, поэтому его все время тянет куда-то?