Капеллан дьявола: размышления о надежде, лжи, науке и любви - Ричард Докинз

В номере “Гардиан” от 15 сентября 2001 года я назвал веру в загробную жизнь главным оружием, сделавшим нью-йоркское злодеяние возможным[186]. Первоочередное значение имеет ответственность религии за ту глубокую ненависть, которая заставляет людей вообще прибегать к этому оружию. Высказать такое предположение, даже с самой что ни на есть джентльменской сдержанностью, значит вызвать целую бурю высокомерной брани, как отметил Дуглас Адамс. Но безумная жестокость этого теракта и столь же злобные, хотя численно и не столь катастрофические акты “возмездия” против несчастных мусульман, живущих в Америке и Британии, заставляют меня презреть обычную осторожность.

Как я могу говорить, что виновата религия? Неужели я считаю, что когда террорист убивает своих жертв, его мотивом служат богословские разногласия с ними? Неужели я считаю, что человек, взрывающий бар в Северной Ирландии, говорит себе: “Вот вам, ублюдки, за вашу мессу и ваше причастие!” Разумеется, я так вовсе не считаю. О богословии подобные люди думают в последнюю очередь. Они убивают не из-за религии, а из-за политического недовольства, часто оправданного. Они убивают потому, что другие убивали их отцов. Или потому, что другие изгнали их прадедов с их земли. Или потому, что другие эксплуатировали их много веков.

Я говорю все это не к тому, что религия сама по себе вызывает войны, убийства и террористические акты, а к тому, что религия служит главным и самым опасным ярлыком, по которому вообще можно отличать “наших” от “не наших”. Я даже не утверждаю, что религия — это единственный ярлык, по которому мы отличаем жертв наших предрассудков. Есть еще цвет кожи, язык и классовая принадлежность. Но часто, как в Северной Ирландии, они неприменимы, и религия оказывается единственным доступным ярлыком для розни. Даже если и не сама по себе, религия почти всегда оказывается одним из ингредиентов в смеси раздора. И пожалуйста, не повторяйте мнимый контрпример Гитлера. Полувагнерианские бредни Гитлера составляли основанную им самим религию, а его антисемитизм был многим обязан католицизму, от которого он никогда не отрекался[187].

Не будет преувеличением сказать, что религия — это самый мощный инструмент навешивания ярлыка врага в человеческой истории. Кто убил вашего отца? Не те люди, которых вы собираетесь убить в порядке “возмездия”. Сами виновники уже исчезли где-то за гранью. Люди, похитившие землю вашего прадедушки, уже умерли от старости. Вы направляете свою месть на тех, кто принадлежит к той же религии, что и сами злодеи. Да, вашего брата убил не Шеймус, но это сделали католики, и потому Шеймус заслуживает смерти. Далее, Шеймуса убили протестанты, так давайте пойдем и в порядке “возмездия” убьем каких-нибудь протестантов. Мусульмане разрушили Всемирный торговый центр, поэтому давайте набросимся на лондонского таксиста в тюрбане, и пусть остается парализованным от шеи до пят.

Корни ожесточенной враждебности, отравляющей теперь политическую жизнь на Ближнем Востоке, кроются в реальной или мнимой несправедливости создания еврейского государства в исламском регионе. Ввиду того, что евреям пришлось пережить, решение об этом должно было казаться честным и гуманным. Возможно, глубокое знакомство с Ветхим Заветом подало европейским и американским ответственным лицам мысль, что это действительно “историческая родина” евреев (хотя жуткие библейские истории о том, как Иисус Навин и другие завоевывали свое Lebensraum[188] , могли бы заставить их призадуматься). Даже если это не было оправдано в то время, несомненно, что можно привести убедительные аргументы в пользу того, что поскольку сейчас Израиль существует, попытки изменить статус-кво будут еще большей несправедливостью.

Я не собираюсь углубляться в этот спор. Но если бы не религия, сама концепция еврейского государства не имела бы смысла. Не имела бы смысла и концепция исламских земель как чего-то доступного вторжению и осквернению. В мире без религии не было бы ни крестовых походов, ни инквизиции, ни еврейских погромов (представители еврейской диаспоры и местного населения давно бы переженились и стали неотличимы друг от друга), ни бед Северной Ирландии (за неимением ярлыка, позволяющего отличать два “сообщества”, и религиозных школ, где детей учат исторической вражде, это было бы просто одно сообщество).

Давайте называть вещи своими именами. Король-то голый. Пора прекратить использовать неискренние эвфемизмы: “националисты”, “лоялисты”, “сообщества”, “этнические группы”, “культуры”, “цивилизации”. Религии — вот подходящее слово. Слово, которого вы лицемерно пытаетесь избегать.

Замечу в скобках, что религия необычна среди ярлыков раздора своей впечатляющей ненужностью. Если бы религиозные убеждения подтверждались какими-то доказательствами, нам, быть может, пришлось бы принять их, несмотря на сопутствующие им неприятности. Но таких доказательств нет. Когда на людей навешивают ярлык врагов, заслуживающих смерти, из-за разногласий о политике реального мира, это само по себе скверно. Но когда то же самое делают из-за разногласий об иллюзорном мире, населенном архангелами, демонами и воображаемыми друзьями, это нелепо и трагично.

Стойкость этой формы наследственных иллюзий столь же поразительна, как и ее нереалистичность. Возможно, самолет, упавший возле Питтсбурга, сумела отбить у террористов группа отважных пассажиров. Жена одного из этих доблестных и героических людей после того, как он по телефону сообщил ей об их намерении, сказала, что Бог послал ее мужа на борт самолета как Свое орудие, чтобы тот не врезался в Белый дом. Я безмерно сочувствую бедной женщине в связи с ее трагической утратой, но вы только подумайте об этом! Как сказала моя американская корреспондентка (будучи тоже, по понятным причинам, тогда не в себе), сообщившая мне эту новость:

Неужели Бог не мог просто сделать так, чтобы угонщики умерли от сердечного приступа, или еще что-нибудь, вместо того, чтобы убивать всех замечательных людей в этом самолете? И похоже, что Ему и на *** не сдался Всемирный торговый центр, раз Он не потрудился ничего придумать, чтобы их спасти.

Неужели нет катастроф настолько ужасных, чтобы поколебать веру людей с обеих сторон в Божью милость и всевластие? Чтобы дать людям проблеск осознания, что его может вообще не быть, что мы можем быть предоставлены сами себе и нам нужно самим разбираться с реальным миром, как подобает взрослым?

Соединенные Штаты — самая религиозная страна во всем христианском мире, а ее набожный лидер вынужден противостоять самым религиозным людям на Земле. Обе стороны верят, что Бог брани бронзового века на их стороне. Обе готовы рисковать будущим нашего мира в неколебимой, фундаменталистской вере, что Бог дарует им победу. Здесь невольно вспоминаются знаменитые строки Джона Сквайра о Первой мировой войне:

Бог слышал, как враги кричат, поют:God save the King! и Strafe England, Gott!Бог то, Бог это, Бог и там и тут. —“О Боже! — молвил Бог. — Полно забот!”

У человеческого духа два великих недуга: стремление передавать жажду мести из поколения в поколение и склонность навешивать на людей собирательные ярлыки, а не видеть в них отдельных личностей. Авраамические религии образуют гремучую смесь с ними обоими (и сильно их поощряют). Только умышленно закрывая глаза, можно не признавать силу религиозного раздора в большинстве, если не во всех насильственных конфликтах современного мира. Тем из нас, кто многие годы из вежливости скрывал свое презрение к опасной массовой иллюзии религии, нужно выступить. После 11 сентября мир изменился. “Все стало иным, совсем иным”[189].

Часть IV “Мне, Гераклит, сказали...[190]

Один из признаков старости состоит в том, что тебя перестают приглашать свидетелем на свадьбы и крестным отцом на крещения. Ко мне как раз начали обращаться с просьбами писать некрологи, произносить речи о покойных и организовывать похороны. Джонатан Миллер[191], достигнув того же возраста, написал грустную статью — статью атеиста об атеистических похоронах. По его мнению, это на редкость безрадостные события. Похороны — это тот единственный случай, когда он чувствует, что религии и правда есть что нам предложить — конечно, не иллюзию загробной жизни (как он ее воспринимает), но песнопения, обряды, одеяния, слова XVII века.

Как ни люблю я каденции Библии короля Якова и англиканского молитвенника, меня самого удивляет, как сильно я не согласен с доктором Миллером. Похороны всегда печальны, но гражданские похороны, если они организованы должным образом, для меня гораздо предпочтительнее во всех отношениях. Я давно заметил, что даже религиозные похороны запоминаются прежде всего своим нерелигиозным содержанием: воспоминаниями, стихами, музыкой. Когда я выслушивал блестящую речь кого-то, кто знал и любил покойного, я чувствовал: “О, как меня тронули слова такого-то! Если бы только таких слов было больше, и меньше этих пустых, бессодержательных молитв!” На гражданских похоронах, где молитв нет вовсе, больше времени остается для красивого поминовения: взвешенного сочетания речей, навевающей воспоминания музыки, стихов, которые могут быть то грустными, то радостными, возможно зачитывания отрывков из трудов покойного, и даже сердечного юмора.