Молчаливая роза - Кейси Марс

— Я где-то читала, что боевые виды спорта должны сочетаться с медитацией. Вы этим тоже занимаетесь?

— Нет, но я обращаю большое внимание на гармонию между дыханием и действием. Каждый вдох и выдох должен сочетаться с определенным движением. Каратэ воспитывает у человека уверенность в себе и упорство в достижении цели. Говорят, если человек владеет боевым искусством, ни физическая опасность извне, ни собственные бурные страсти не выбьют его из колеи. — Джонатан плотоядно улыбнулся, и пальцы его стиснули руку Девон. — Но когда я смотрю на вас, Девон, то понимаю, что еще не вполне овладел искусством подавления собственных страстей.

— Очаровательное признание, — рассмеялась Девон. Пульс ее участился.

— В каратэ многое зависит от тренировочных упражнений — в частности, от умения расслаблять мышцы и связки. Мы с Танакой ограничиваемся легкими физическими контактами, до жестких поединков дело не доводим.

— С каратэ вас познакомил отец?

— Я уже говорил, что он брал меня с собой, но когда мы приезжали в Японию, я редко его видел.

— Расскажите о своем отце, — попросила Девон.

Джонатан отпустил ее руку и откинулся на спинку кресла, с интересом глядя на Девон. Впрочем, он весь вечер смотрел на нее с интересом…

— Вам действительно хочется это знать? Боюсь, ваши иллюзии быстро развеются.

— Поскольку никаких иллюзий у меня нет, можете рассказывать спокойно.

Он вздохнул и начал:

— Александр Маршалл Стаффорд. Высокий, смуглый. Полагаю, что я сильно на него похож.

— По-моему, все мужчины из рода Стаффордов на одно лицо.

— Надеюсь, что сходство между мной и отцом ограничивается только внешностью… — Джонатан посмотрел в сторону. Он был не из тех людей, которые любят раскрывать душу перед посторонними. Почему же он отважился на это сегодня? Наверно, ему что-нибудь нужно, подумала Девон.

— Рассказывайте, — мягко поощрила она.

— Марш Стаффорд был холодным, расчетливым и очень замкнутым человеком. — Джонатан беспокойно переместился в кресле, видимо, обдумывая, как далеко можно зайти в своих признаниях. — Он не имел ни малейшего представления о том, что значит быть отцом. Впрочем, и мужем он был не лучшим. Мать всегда страдала от одиночества, и я тоже. Но у нее, по крайней мере, были подруги по загородному женскому клубу; кроме того, она занималась благотворительностью. Мне же оставалось только уйти с головой в свои школьные дела. — Темп речи Джонатана убыстрился, словно он хотел поскорее покончить с неприятными воспоминаниями. — Хоть я и не мозолил отцу глаза, но все равно не радовал его своим существованием. Как и моя мать. И все же мы любили его. Больше всего на свете я жаждал услышать его похвалу. — Джонатан нахмурился, и Девон стало жаль его.

— Ну, теперь бы он мог вами гордиться, Джонатан.

Стаффорд улыбнулся, словно на душе у него чуть-чуть просветлело.

— Да, наверно. Мы с ним сблизились, когда я закончил Принстон[13] и вошел в семейный бизнес. Начинал я с самой низшей ступени, как положено в семействе Стаффордов. Работал на верфях. Был полон решимости доказать себе и людям, что я не просто хозяйский сынок, а личность. Справляясь со все более сложными делами, я поднимался по служебной лестнице, а когда дошел до высшего управленческого звена, случилась катастрофа: разбился реактивный лайнер нашей фирмы. Погибли все, кто в нем был, включая отца.

У Девон перехватило дыхание. Где-то она читала об этом… Вспомнились газетные снимки, где Джонатан и его сестра Маделин, оба в черном, стояли перед гробом на похоронах.

— Час спустя после этого сообщения власть в корпорации перешла в мои руки.

— Наверно, вам было страшно. Гигантская ответственность свалилась на вас одновременно с огромным горем…

Джонатан раскрутил вино в бокале и сделал глоток.

— Да, это был кошмар. Покуда был жив отец, я даже не представлял себе, до какой степени нуждаюсь в его совете. Почти по каждому вопросу. Кроме того, незадолго до гибели отца я женился. Когда отца не стало, мне пришлось очень многому учиться. Я стал работать по шестнадцать часов в день, не зная выходных. На жену не оставалось ни минуты. А позднее — и на Алекса. Короче, я пошел по тому же неверному пути, что и мой отец. Но тогда я этого не понимал. Кончилось тем, что я потерял Ребекку. Затем скончалась мать. К счастью, я очнулся и осознал, что делаю. И вот теперь по возможности посвящаю все свое свободное время Алексу.

Облачко пробежало по его лицу. Может быть, угрызения совести из-за того, что случилось с сыном?

Девон сочувственно улыбнулась, растроганная неподдельной нежностью, слышавшейся в его словах.

— Мне кажется, малыш очень вас любит.

Грусть Джонатана тут же испарилась. Снова вернулась его озорная, чувственная усмешка.

— Вы серьезно?

— Да.

— И как же вы это поняли?

— Женская интуиция, — задорно ответила она. — Просто знаю, — и все.

Взгляд Джонатана скользнул по ее кашемировому платью бледно-персикового цвета с круглым вырезом. Ткань соблазнительно обтягивала ее грудь. Джонатану показалось, что у Девон затвердели соски. Глаза его моментально потемнели, в них замерцало желание. Девон еще никогда не видела его таким. Стаффорд наклонился, схватил ее руку и переплел свои смуглые пальцы с ее — белыми и нежными.

— А не подсказывает вам ваша женская интуиция, о чем я сейчас думаю?

У Девон пересохло во рту.

— Вы хоть чуть-чуть представляете, как я вас хочу?

Что-то загорелось в ней, и огненная, будоражащая кровь волна покатилась по телу. Кончиком большого пальца Джонатан медленно водил по тыльной стороне ее ладони. В этих движениях был некий чувственный ритм, от которого Девон бросило в дрожь. Он не мигая смотрел ей в лицо, и взгляд этот был таким властным, таким голодным, что она была не в состоянии отвести глаза ни на сантиметр. Голос его звучал вкрадчиво, интимно, на низких бархатистых нотах.

— Я захотел вас в тот же миг, как только увидел.

— Но… Мы же едва знакомы…

— Разве? Я ведь столько рассказал вам о своей семье и своей жизни. Мало кто знает обо мне больше. А вы понимаете, зачем я это сделал?

— Зачем? — Значит, у него была какая-то особая причина быть с ней откровенным…

— Потому что хотел отплатить искренностью за искренность.

— Не понимаю, о чем вы…

— О том, что и я знаю о вас чуть ли не самое сокровенное.

— Еще бы… Ведь вы прочитали мою историю болезни, — горько усмехнувшись, сказала она.

— Да, кое-что я там вычитал. И все же главного там нет. Это я узнал сам. Вы правдивый и открытый человек. Я думаю, что правильно представляю себе ваш характер. А если даже и ошибаюсь, это не имеет значения, потому что я все равно хочу вас. Но если вы будете честной с самой собой, то признаетесь, что и вы хотите меня.