Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века - Ольга Елисеева

Похоже? Но вот другое признание: «Буду ли я любить своего мужа? Да, потому что перед престолом Божьим я поклянусь любить его и повиноваться ему. По страсти ли выйду? Нет, потому что… я сердце схоронила навеки…» Супружество, по словам Анны Алексеевны, «есть вещь прозаическая, без всякого идеализма».

С эпохой стоит разговаривать на ее собственном языке, не подменяя современным значением смысл слова, кажущегося понятным. Что такое «прозаический» для первой четверти XIX века? Для самого Пушкина? В 1834 году он писал, полемизируя со старой статьей В. К. Кюхельбекера о романтизме: «Есть люди, которые находят Горация прозаическим (спокойным, умным, рассудительным — так ли?). Пусть так, но… нам приятно видеть поэта во всех состояниях и изменениях его творческой души: и в печали, и в радости, и в парениях восторга… и в маленькой досаде на скучного соседа». Итак, прозаическое включает поэзию реальности вплоть до скучного соседа. Брак, как поэзия жизни, с одной стороны, спокоен, умен, рассудителен — и Пушкин подчеркивает это в Татьяне, а с другой — имеет все состояния: печаль, радость, восторг, досаду, «отдохновение чувств» и «негодование»[279].

«Оставя дом, где была счастлива столько времени, я вхожу в ужасное достоинство жены! — не без горечи писала Оленина. — Кто может узнать судьбу свою и сказать, выходя замуж даже по страсти: я уверена, что буду счастлива. Обязанность жены так велика, она требует столько самоотречения, столько нежности, столько снисходительности и столько слез и горя!.. Но я преступлю ль законы долга, буду ли пренебрегать мужем? Нет, никогда!»

Итак, в любви «супружественной» много горького. Много обязанностей. И ничего от «каникулярного жара в крови». Обратим внимание на слово. «Каникулярный», то есть свободный, ведь на каникулах человек свободен от изнуряющей учебы. Но основную часть года он трудится. Исполняет долг. Так и в жизни женщины супружество — труд. «Для него и для долга моего перенесу все несчастья жизни, — заключает Аннет. — …Я хотела, выйдя замуж, сжечь журнал, но теперь думаю, что не сделаю этого… Ежели будут у меня дети, особливо дочери, отдам им его, пусть видят они, что страсти не ведут к счастью, а что путь истинного благополучия есть путь благоразумия».

Под последними словами могли бы подписаться и многие мужчины той эпохи, авторы мемуаров о «пылких заблуждениях молодости», которые, увы, как бы глубоко ни затронули душу, не принесли счастья. Опыт сердца, перегоревшего «в мятежном пламени», кажется молодой девушке на пороге замужества необходимым для ее дальнейшего самостояния. «Пусть и они пройдут пучину страстей, — пишет Аннет о своих детях, — узнают суетность мира, научатся полагаться на одного Бога… Он один дарит надежду и счастье»[280].

Итак, с надеждой на Бога Татьяна закрыла дверь в девичью жизнь и пошла под венец.

…Неосторожно,Быть может, поступила я:Меня с слезами заклинанийМолила мать; для бедной ТаниВсе были жребии равны…Я вышла замуж.

Правомерно поинтересоваться, за кого? Из всех персонажей «Евгения Онегина» муж Татьяны не то чтобы самый загадочный — нет, он просто меньше других обрисован автором. Достаточно и того, что героиня, не спросясь поэта, «выскочила» за генерала. Ему даны чин, титул, место жительства — Петербург, богатство и шпоры. Эпитеты: от Пушкина — «важный», от героини — «толстый». Единственные человечные слова: «В сраженьях изувечен», — сказанные Татьяной, звучат как жалость.

Не герой — пустое место.

Именно так выглядели в глазах молодого Пушкина обремененные густыми эполетами мужья тридцатилетних красавиц, благосклонности которых добивался сам поэт. В плоскости «рыцарь пера — прекрасная дама» муж просто отсутствовал. В любовном треугольнике становился самой презираемой фигурой, вечно мешавшей влюбленным, — «старый муж, грозный муж» из «Цыган», седине которого смеется молодая Земфира.

Подразумевается, что для жен их сорокалетние супруги, со службой, делами и застарелыми увечьями, значили так же мало, как для самого поклонника. На деле выходило иначе. Целый пласт жизни не захватывался поэзией, но существовал. В «Онегине» он не вытянут на поверхность. Но для понимания образа главной героини очень важен. В начале романа относительно брака родителей Татьяны сказано: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». В конце героиня: «Сидит спокойна и вольна». То есть она достигла того состояния, которое, по мнению поэта, было если не равно счастью, то его заменяло:

Души неопытной волненьеСмирив со временем, как знать,По сердцу я нашла бы друга,Была бы верная супругаИ добродетельная мать.

Речь далеко не об одной «привычке», данной свыше. Привычка — для матери Татьяны. Но поскольку героиня гораздо глубже, для нее возможно большее. С каким мужчиной?

Все персонажи — главные и второстепенные — названы. Даже гости на именинах Татьяны — уж на что проходная публика — имеют фамилии, характеризующие помещичий круг средней руки: Пустяков, Гвоздин, Буянов… Есть даже господа Скотинины, позаимствованные у Фонвизина. А что, разве в глуши «степных селений» к первой четверти XIX века перевелась сия славная порода, для которой свиньи дороже холопов?

Только муж Татьяны будет назван «князь N». Обозначение литерой выделяет этого человека из общего списка. Перед нами либо квинтэссенция обобщения — тип настолько известный, что нет нужды в подробностях, — либо намек на конкретное лицо.

Последнее практически невозможно почувствовать, поскольку сам князь N, как уже было сказано, лишен индивидуальных качеств. Его «опознание» привычнее осуществлять через супругу, то есть через ее прототипы. Однако сколько имен ни подставляй, а «та, с которой образован Татьяны милый идеал», постоянно ускользает. И не случайно. Так захотел сам Пушкин. Конечно, идеал преломил в себе черты множества женщин, которых встречал поэт. Не последнее место среди них займет и бедняжка Анна Вульф, припечатанная без всякой жалости: «И прекрасны вы некстати, / И умны вы невпопад». Именно она подарила поэту любопытный жизненный опыт: не он ухаживает за дамой, а его добивается наивная, несколько жеманная девушка-провинциалка[281].

Однако каждая из возможных прототипов, еще до превращения в Татьяну, прошла перегонку в волшебном кубе воображения поэта и поделилась сокровенными сторонами своей личности с музой.

Мария Николаевна Волконская, для многих олицетворявшая прообраз любимой пушкинской героини[282], проницательно заметила: «Как поэт, он считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми встречался», но «в сущности он обожал только свою музу и поэтизировал все, что видел»[283]. Недаром Восьмая глава «Онегина» начата рассказом о музе, которая то озаряла «студенческую келью» в Лицее, то «вакханочкой резвилась» на «безумных пирах» с друзьями молодого поэта, то «в глуши Молдавии печальной» посещала «смиренные шатры» цыган. И, наконец, «явилась барышней уездной, / С печальной думою в очах, / С французской книжкою в руках».

Появление вместе с музой на «светском рауте», как и уподобление уездной барышне, сближает гостью с Татьяной.

Сквозь тесный ряд аристократов,Военных франтов, дипломатовИ гордых дам она скользит;Вот села тихо и глядит.

«Тишина» — то качество, которое поэт не раз подчеркнул в Татьяне: «Все тихо, просто было в ней». Отождествление Татьяны с музой нужно иметь в виду, когда заходит речь о прототипе героини, а через него — о намеке на сановного мужа. Однако и закрывать глаза на особенности реальных биографий только потому, что текст в эпоху романтизма влиял на жизнь больше, чем жизнь на текст[284], вряд ли уместно. В данном утверждении нет категоричности. Влияние было постоянно и взаимно.

Приведем пример. За три с лишним десятилетия до объяснения Татьяны с Онегиным, в 1787 году, юная графиня Вера Николаевна Апраксина, племянница гетмана К. Г. Разумовского, написала письмо бывшему фавориту Екатерины II П. В. Завадовскому, которого часто видела в доме своего дяди. Храбрая девушка встретилась с предметом тайной страсти и первая призналась ему в любви, прося жениться на ней. Петр Васильевич был обескуражен. Сентиментальный и сострадательный, он не посмеялся над Верой и ответил, что может стать ее мужем, но полюбить будет не в силах, поскольку его сердце отдано другой. Вера решила, что ее чувство оживит душу любимого человека, но ошиблась, их брак оказался несчастливым[285].