Мой роман со Стивеном Кингом. Тайные откровения - Лю Ив

ромашки. Взял, какие попались. Его просто всё устраивает. Примерно так, как всего пару дней назад всё устраивало меня…

Сначала внутри – всё резко остановилось и опало…

Потом из ниоткуда вспомнила о сыне. И уже совсем иначе – снова всё внутри вздёрнулось, изо всех сил бешено и с отчаянием я колотила цепями то о камень, то выцарапывала цепь из креплений в скале, то пыталась вытянуть руки из наручников, освободить ступни, снова со всей дури стучать оковами о камень, пробуя раскурочить… Злость перемежалась с отчаянием…

Он продолжал сидеть у костра и пялиться в огонь…

Набухли травмированные запястья, из-под ногтей на пальцах сочилась кровь, на щиколотках тоже всё опухло, и обручи сидели уже заметно плотнее.

Может мне задушить себя цепью?

Но что проку, если не могу издать ни звука. Наверно мне ампутировали из горла какую-то запчасть. И вдруг опять – ощутила, как страстно хочу к нему. Пожаловаться на него же. Нужен же человеку кто-то? Пусть бы погладил по волосам, пожалел. Кошерно…

И он будто услышал – поднялся и стал всматриваться, пока я звенела кандалами, прыгала и кричала, беспомощным карпом с пламенными щеками открывая рот… Он смотрел, но без толку – не видел! Как я не могла закричать, похоже, так же он не мог увидеть.

Под сердцем горел пожар: рвалась к нему, спрятаться на груди – пусть бы что угодно… Да и чёрт с ним, пускай бы зарезал – только бы кошерно, любя! Я страстно устремлялась на ту сторону пустыни – чтобы всё стало как прежде! Ни мыслишки упрёка за всё, что он наделал, когда предал меня – всё оказалось позабыто и похоронено! Как страшный сон! Но теперь – пылало только одно испепеляющее страстное чувство: – хочу к нему!

Костёр около него заметно усилился!

Воображение рисовало, что мои кости и тело вытягиваются. Словно в фильме Мастер и Маргарита… Внезапно охватило жаром, душно, отступила чуть назад… не рухнуть бы в обморок… Опять начала тянуть из скалы цепи, и откуда-то казалось, словно они и вправду тянутся, делаясь мягкими…

Похоже мозг сдавал свои позиции. Усиленно толкаясь, напрягая челюсти и плечи – я делала усилие за усилием, представляя как растягивается самоё тело и приближается туда – через площадку – к огню…

И в этот момент… – за спиной Стивена произошло движение…

Сами собой… словно тренькнул и оборвался неведомой струны нерв… а онемевшая скрипка ещё не поняла, в чём дело… Так я застыла, опять обнаруживая собственное зрение изменившимся…

За спиной Стивена из темноты вышел… – из секты Филателистов – художник…

Как его звали? Кунс… Скунс… Гадина.

Я не могла поверить глазам… Даже в этой ирреальности Скунс был более чем реален, он опять задорно растянул в улыбке свой акулий рот – простой американский парень… И главное – видно его было отлично! Как днём!

И Стивен – тоже видел его! А меня нет. Встал, в ответ на приветствие пожал руку…

Что??! Ещё?!! Кого-кого они приветствуют?

И из того же пролома к ним вышли Банкир и Галерейщик…

Марк Климчер в роли Фауста?!!

Ах, вот оно как…

Вот оно как… Вот как…

Сознание кружилось, оплывало свечой… в голове отсвечивали сполохи мысли… Тошнота, в мозгу мутилось и квакало…

Полюбить… полюбить… полюбить… Они уходят? Догнать… Обязательно догнать… И… Полюбить… полюбить… Полю… полюбить… по…лю-бить… по-лю-бить… по лю… Лю…любить… Лю… бить… бить… ить… п… ить…

Затихающее эхо ещё аукалось, раскачивая маятник последней мысли, а на внутреннем экране медленно завихрялось снежное поле, и мальчик, мой сын – тянул к матери руку, а мать – силой опального ранее намерения вдруг поднялась и двинулась – навстречу, наружу – из западни…

А следом на грани сознания, на пределе… прежде чем упасть в самый крепкий среди прежних сон… краешком неведомого доселе чувства – уголком неведомого привычным воротам восприятия – вдруг высветилось:

Пока Стивен уходил со своими дружками-филателистами, пока они, приобняв друг дружку за плечи, двинулись в темноту между скал… – слева от меня, рядом с каменистым выступом… – стоял и наблюдал за всеми нами другой Стивен.

– Их двое, – проплыло последнее – заключительный аккорд, последний звук затухающего сознания.

И всё заполнило чёрное-чёрное беспамятство.

Лю Лю ищет брат

Прилетев в аэропорт Кеннеди, Борис в который уже раз опять позвонил сестре. Попросил паренька-попутчика набрать номер, слабо надеясь, быть может сеструха именно его игнорирует. Но нет… Звонки в трубке звучали долго и заунывно. И Борис, отчаявшись дозвониться, пошёл к метро. Примерно за час доберётся, а там уж будет видно…

Наверно придётся караулить, выжидая когда пропавшая вернётся. Ну или на месте что-то предпринять… Вещей у него было не много, а значит можно передвигаться налегке, и Борис начал прикидывать, что будет делать, если всё же не застанет сестру. Можно повторно созвониться с друганом из Каролины и завтра сесть на автобус, не задерживаясь в Бруклине. Только вещи от Мити через кого-то передать. Надо лишь вспомнить, кому бы это можно поручить.

* * *

На стук в дверь откликнудось только собственное сердце. Неприятно ёкнуло в грудине. Сеструхи не было.

Сначала Борис устойчиво сидел на лестнице и ждал, сам толком не веря, есть ли в этом какой-то смысл. Но так или иначе, а идти ему было всё равно некуда. А перекантоваться хотя бы пару дней надо. Дружку он, конечно, позвонит, как только доберётся до интернета. Постепенно собственное положение начало злить.

Опять богемная мадам изволила куда-то свалить, никого ни о чём не предупредив, а ему расхлёбывай!

Но и Борис, однако, тоже не так прост. Когда останавливался в последний раз, то позабыл вернуть от её халупы ключ. Позабыл, конечно, искренне, но зато – очень удачно! И Борис начал активно атаковать чемодан с целью найти припрятанный ключ. Оставалось убедиться, что замок не меняли.

Тут-то как раз и поднялось довольно сильное волнение, а вдруг сестра съехала – тогда он собирался проникнуть в чужое жилище, а Борис – по сути законопослушный гражданин и вполне себе трусоватый, и нарушать закон, рискуя получить по тыкве, желанием вовсе не горел.

Даже и к сестре заходить без спроса – и то получалось как-то вроде бы неприлично, он уж лучше переночевал бы у кого-то ещё, но вот беда – пришло ему на память совсем даже очень нехорошее воспоминание.

Дело было в Москве, в давние