Собрание сочинений. Т.3. Дружба - Антонина Коптяева

Вдруг врач подумал, какой отчаянный поступок он совершил, когда, украв этот плотик, поплыл по течению, отдавшись во власть смерти. Может быть, еще что-нибудь пришло бы ему в голову и он увидел бы весь свой позор, выставленный на плавучем эшафоте, но под берегом злобной скороговоркой затрещал крупнокалиберный пулемет. Пули зачмокали рядом, догоняя проскользнувший было плотик, расщепили верх бревна, прошили его насквозь… И тогда все страхи кончились.

— Они еще держатся! — сказала Наташа, настораживаясь. — Слышите, гранаты рвутся?

Лина, отбросив со лба волосы и вытянув тонкую шею, тоже вслушалась:

— Может, это их… гранатами?

— Правда! — отозвалась Варя.

Стоя в траншее недалеко от своего блиндажа, девушки с надеждой и тревогой пытались разобраться в ходе незатихавших ночных боев.

— Вы помните фонтан перед вокзалом? — заговорила вдруг Наташа. — Детишки в трусах и маечках вели хоровод, а в середине лежал крокодил, свернувшись кольцом. Из пасти его била вода. Когда солнце, над бассейном дрожала радуга. Я любила проходить мимо… Подует ветер, и всю тебя обдаст мелкими брызгами. Свежо и легко станет!.. Как хорошо, как беспечально мы жили до войны, девчата!

Лина обняла подругу.

— А помнишь, мы бежали во время первой бомбежки? Кругом горело!.. Из окон вокзала выбрасывался огонь. Ребятишки над бассейном были уже изуродованы осколками. И мне тогда показалось, что они убегают от крокодила, а он хватает их: кому ручку откусил, кому бок вырвал.

— Выдумщица ты, Лина! Недаром мечтала стать писательницей.

— Я и сейчас собираюсь, — серьезно сказала Лина.

Варвара слушала молча, невольно отодвинутая в сторону их воспоминаниями, но все чувства девчат были ей так понятны.

— Вы знаете, почему я вспомнила о фонтане? — Наташа близко-близко всмотрелась в лица подруг, глаза ее в темноте казались огромными. — Там была вода… А теперь ее нет в городе.

— Вчера бойцы поймали двух фашистов с ведрами в женском платье, — сразу догадываясь о том, что волновало юную сталинградку, сказала Варя. — Они спускались с берега за водой.

— Ну вот… Ведь красноармейцы окружены на вокзале. К ним посылали подкрепление, но оно не пробилось. Я сегодня ни о чем другом думать не могу: вижу раненых, которых некому перевязать, и нет ни глотка воды, хочу пробраться к ним. Я ходила туда с морской пехотой и помню все завалы и лазейки.

— Теперь там уже другое — за это время весь щебень перевернули, и надо идти не в атаку, а в тыл врага. — Варвара помолчала и неожиданно совсем другим тоном добавила: — Вы знаете, у нас доктор Смольников потерялся, исчез с дежурства.

— Может, его выкрали немцы?

— Зачем им нужен такой трус? Григорий Герасимович подозревает, что он сам перебежал к ним. Бросил своих раненых, и за ночь в отделении умерло четверо.

— Ах, мерзавец! Но интересно, где он прошмыгнул через передовую, ведь все сплошь простреливается… Проберусь и я. Оденусь в отрепья, возьму большой термос с водой и пойду. Что я, девчонка! Если поймают, скажу: иду к родителям.

— Я не отпущу тебя одну! Мы пойдем вместе. Подумать только! — Лина совсем по-детски сжала ладонями свое маленькое лицо. — Только представить надо: фашисты топчут теперь наши улицы, наши садики, превратили их в страшные пустыри!

— А я? А меня вы возьмете с собой?

— Нет, Варенька, — решительно отрезала Наташа. — Втроем наверняка провалимся. И как раз ты нас погубишь, потому что не знаешь города и тебя оберегать придется.

— Тогда пойдем к Логунову. Может быть, вам дадут еще какое-нибудь поручение и помогут пройти.

С минуту девушки еще постояли в траншее. Ночь и близость Волги смягчали зной, но не освежали воздуха. Гарью и трупным запахом несет от развалин города. Как во время средневековой чумы всюду трупы, которые не успевают убирать. Неглубоко зарыты убитые и во временных братских могилах, да еще взрывы бомб то и дело тревожат их. Рядом со щелями убежищ схоронены под щебнем погибшие дети и матери… Дышится трудно! Это коричневая чума двадцатого века и страшнейшее из землетрясений, похоронившее под развалинами сразу несколько сот тысяч мирных жителей. Но даже Лина и Наташа, зелененькие подростки, и даже Варя, доброе дитя тайги, чувствовали, что все это только начало борьбы за Сталинград…

В свете ракет вдруг вырисовывается над берегом силуэт пятиэтажной мельницы и высокой трубы возле нее. Здание мельницы, построенное из прокаленного красного кирпича, исклевано миллионами пуль. Наружные края кирпичей похожи на дерево, сплошь источенное древесным жучком. Снаряды пробили в толще стен широкие амбразуры, выбиты окна, снесена крыша, но железобетонные перекрытия этажей, и сами стены, и каменные ступени монументальных лестниц стойко выдерживают натиск врага. Здание населено, хотя его новые жильцы не принесли в голые коробки выгоревших цехов ничего, кроме оружия и ярости сопротивления. Из каждой щели смотрит глазок: автомат, пулемет, пушка. В подвалах — склады боеприпасов и продуктов, доставленных через Волгу. С берега туда идут траншеи, оттуда идут ходы сообщения по всему переднему краю обороны. Дом похож на утес, возвышающийся среди ползущих клубов дыма.

Три пары девичьих глаз всматриваются из тьмы в знакомый силуэт старой мельницы, ставшей крепостью.

— Сколько она еще простоит? Как вы думаете, девчата? — спросила Варя.

— Она будет стоять здесь и после того, когда кончится война, — быстро сказала Наташа. — Вот увидите!

— Если доживем — увидим. — Лина обняла подружек, словно прощаясь, прильнула к ним. — Сегодня мне показали бойца, убитого осколком всего-то с просяное зернышко. Вот как мало надо, для того чтобы погубить человека.

— Очень смело вы решили, но вряд ли выйдет толк из вашей попытки, — сказал Логунов, выслушав девушек. — Погибнете зря.

— Мы не боимся! — пылко заявила Лина.

— Верю… Но идти на риск нужно, когда это необходимо. В батальоне есть свой пункт медпомощи. Кто знает, может быть, санинструктор погибнет последним…

— Раненые… — перебила комиссара Наташа.

— Вынести их оттуда вы не сможете.

— Но ведь помогают же тем, кто попал в окружение. — И Варвара с укором взглянула на Логунова, хотя ей самой страшно и жалко было расставаться с подругами.

Он помедлил с ответом, перебирая на столе бумаги.

Фронтовая лампа, сделанная из гильзы снаряда, с трудом рассеивала желтоватый сумрак в прокуренном блиндаже, и в ее трепетном свете странно и резко выделялись над столом юные, суровые сейчас лица девушек и не юное, но тоже суровое лицо Логунова.

— Делаем все возможное. — Логунов достал из планшета нужную ему бумагу. — Вот донесение лейтенанта Калеганова. Он оборонял сквер левее вокзала и Московскую улицу. В ходе боев рота его была отрезана… Так вот, Калеганова в тяжелом состоянии вынесли ночью специально посланные разведчики. Оставшиеся двенадцать человек роты — бойцы и командиры — держались до последней возможности и все погибли… Видите, трое разведчиков, бывалых, лихих парней, смогли вынести только одного раненого! А вокзал?.. Наши танки пытались пробиться туда — их уничтожили. Солдаты рвались на выручку, но не прошли.

— А мы пройдем, — с горячим порывом сказала Наташа, вставая. — Пусть мы никого не унесем оттуда, но мы захватим побольше воды. Возьмем ведерные термосы… Ведь это самое страшное: для раненого нет глотка воды! Мы знаем подступы к вокзалу.

Логунов тоже встал. Он понял: девчата все равно уйдут.

— Прежде чем переходить линию фронта, зайдите к разведчикам — в дом, который обороняет штурмовая группа сержанта Павлова. Они укажут, где лучше пробраться, и дадут вам дополнительное задание. — Логунов пытливо посмотрел на девчат, собранных, серьезных и решительных. — Желаю благополучного возвращения!

— Ты не пожелал им успеха, Платон, — сказала Варвара, проводив подружек.

— Пройти на вокзал невозможно, — возразил Логунов, находившийся под впечатлением недолгого этого разговора. — Вынести оттуда раненых так же немыслимо, как взять сейчас что-нибудь незаметно у меня со стола: фашисты окружили вокзал сплошным кольцом. Единственное, что могут девчата, — это произвести разведку. Им в городе каждый камень знаком. И все равно задача труднейшая: за каждым знакомым камнем враг сидит. Вон как с Калегановым получилось!.. Тот же батальон на вокзале… — Логунов задумался, потом сказал с удивлением: — А девчата пошли!.. Пошли ведь девчата-то! Что это такое, Варя? Ну если бы они одни… Тогда правда что-то особенное. Но ведь здесь все так воюют! — Логунов взглянул в глаза чутко настороженной, вдруг потянувшейся к нему Варвары. — Как ни странно, но я только теперь начинаю понимать душу советского человека. Рабочие Тракторного первые приняли на себя натиск фашистов и остановили их на подступах к городу. Бомбежки. Артиллерия сокрушает. А рабочие опять на завод. По суткам не отходят от станков…