Творения, том 10, книга 2 - Иоанн Златоуст

2. "Но и Каин, – скажут, – печалился потому, что Бог не благоволил к нему". Нет, не по этой причине, а потому, что видел брата своего сияющим (добродетелями). Иначе, если бы он сетовал по той причине, ему надлежало бы соревновать и сорадоваться брату; а он, напротив, в скорби своей обнаружил печаль по миру. Не так скорбели Давид, Петр, и каждый из праведников, почему и угодили Богу, скорбя о грехах или своих, или чужих. Правда, что тяжелее печали? Но когда она бывает печалью по Боге, то является гораздо лучше мирской радости: эта последняя обращается в ничто, а та "производит неизменное покаяние ко спасению". В ней и то достойно удивления, что никто из скорбящих ею никогда не раскаивался, тогда как раскаяние наиболее свойственно мирской печали. В самом деле, что вожделеннее родного сына? И что горестнее смерти его? Однако же отцы, которые во время сильной горести не принимали никакого утешения и сами себя терзали, после раскаиваются в том, что без меры скорбели, поскольку сознают, что не только не получили оттого никакой пользы, но еще более себя расстроили. Не такова печаль по Боге! Напротив, она имеет двоякое преимущество: во-первых, то, что не заставляет сожалеть о том, о чем скорбишь, и, во-вторых, то, что самая печаль обращается во спасение. Обоих этих преимуществ лишена печаль мирская. В ней скорбят ко вреду, и после сильной скорби осуждают себя же, а это и служит сильнейшим доказательством того, что скорбящие ею только вредят себе. Совсем противоположны (следствия печали) по Боге; а потому сказал (апостол), что она "производит неизменное покаяние ко спасению". Никто не станет осуждать себя за то, что скорбел, плакал и сокрушался о грехе. Вот почему и блаженный Павел, говоря об этом, не имел нужды приводить посторонние примеры в подтверждение сказанного и из ветхозаветной истории представлять скорбевших, а указывает на самих коринфян и из того, что они делали, заимствует доказательство, чтобы вместе с похвалами дать им и наставление, а равно и более привлечь к себе. "Ибо то самое, – говорит он, – что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие?" (Се бо сие самое, еже по Бозе оскорбитися вам, колико содела в вас тщание?) (ст. 11). "Печаль ваша, – говорит он, – не только не довела вас до раскаяния, как напрасно скорбевших, а напротив, сделала еще более заботливыми о себе". Потом показывает признаки тщания: "но ответ (извинение) предо мною; но негодование на согрешившего; но страх", – такое усердие и весьма скорое исправление показывали, что они очень устрашились. И чтобы не подумали, что он хвалит самого себя, смотри, как тотчас смягчил речь, сказав: "какое желание" (но вожделение), – т. е. ко мне; – но ревность, – т. е. к Богу; – какое взыскание (но отмщение), так как вы наказали нарушивших закон Божий". " По всему вы показали себя чистыми в этом деле" (Во всем представисте себе чисты быти в вещи), то есть, не только тем, что сами не посмели (сделать такого же преступления), – в чем не было сомнения, – но и тем, что сделавшему не потворствовали. Так как в первом послании он сказал – "И вы возгордились" (1 Кор. 5: 2), то здесь говорит: "вы очистили себя и от этого подозрения, когда не только не похвалили согрешившего, но и выразили ему ваше порицание и негодование". "Если я писал к вам, то не ради оскорбителя и не ради оскорбленного" (Аще убо и писах вам, не обидевшаго ради, ниже обидимаго ради) (ст. 12). Чтобы не сказали: "зачем же ты обличаешь нас, когда мы чисты в этом деле?", – (апостол), имея в виду такое возражение и предупреждая его, и употребил приведенные слова: " не жалею, хотя и пожалел было ". "Я, – говорит, – весьма далек от того, чтобы раскаиваться теперь в написанном вам тогда; напротив, я более раскаивался тогда, нежели теперь, когда вы показали себя исправными". Видишь ли опять его уменье состязаться и принуждать к согласию? Видишь ли, как речи своей он дал противный оборот? Чем думали пристыдить его, именно как бы напрасными порицаниями, в виду (оказанного ими) успеха, тем самым он доказывает, что в праве был поступить с ними так свободно. Он не отказывается уже смело говорить им и приятное, когда это стало возможно. Прежде он говорил, что "совокупляющийся с блудницею становится одно тело [с нею]" (прилепляяйся сквернодейце, едино тело есть) (1 Кор. 6: 16); и: "предайте такового сатане во измождение плоти" (1 Кор. 5: 5); также: "всякий грех, какой делает человек, есть вне тела" (всяк грех, егоже аще сотворит человек, кроме тела есть) (1 Кор. 6: 18), и тому подобное. Как же здесь он говорит: "не ради оскорбителя и не ради оскорбленного" (не обидевшаго ради, ниже обидимаго ради)? И здесь он не противоречит себе, а напротив, весьма согласен сам с собою. Каким же образом согласен? Ему очень желалось показать свою любовь к ним. Он не отрицает, таким образом, что заботился о блуднике; но вместе показывает, как замечено мною, и ту любовь, какую имел к ним, равно как и то, что он еще больше страшился за всю церковь, так как боялся, чтобы зло не распространилось и, идя далее, не обняло всей Церкви. Потому и говорил: "что малая закваска квасит все тесто " (1 Кор. 5: 6). Но это (сказал) тогда; теперь же, когда они исправились, то же самое выражает не так, но иначе; и хотя ту же выражает мысль, но с большею приятностью, говоря: "чтобы вам открылось попечение наше о вас" (за еже явитися тщанию нашему, еже о вас), "к вам, – то есть, – чтобы видели вы, как люблю вас". Это одно и то же с прежним, но, будучи иначе выражено, по-видимому, имеет другое значение. А чтобы видеть, что это одно и то же, разбери мысль его, и не найдешь никакого различия. "Так как я вас очень люблю, – говорит он, – то и опасался, чтобы вы от этого (соблазнительного примера) не потерпели неприятности, и сами за себя не были принуждены скорбеть". Подобным образом, когда сказал: "О волах ли печется Бог?" (еда о волех радит Бог) (1 Кор. 9: 9), не разумел, что Бог не промышляет о волах, потому что ни одна вещь не может существовать без промысла Божия; а то, что Он дал заповедь преимущественно не ради волов. Так и здесь: "Я писал, во-первых, для вас, а потом и для него. Я любил вас внутренне еще и прежде моего послания; но чрез это послание хотел показать любовь мою и вам, и всем вообще". "Посему мы утешились" (Сего ради утешихомся) (ст. 13), – т. е. потому, что "мы и попечение свое о вас показали, и все исполнилось по нашему желанию". Подобно этому и в другом месте говорит: "ибо теперь мы живы, когда вы стоите в Господе" (ныне живи есмы, аще вы стоите о Господе) (1 Сол. 3: 8); и еще: "Ибо кто наша надежда, или радость, или венец похвалы? Не и вы ли?" (кто бо нам упование, или радость, или венец похваления? Не и вы ли?) (1 Сол. 2: 19). Преуспеяние учеников для благоразумного учителя есть жизнь, и утешение, и отрада.

3. Действительно, ничто столько не выказывает с хорошей стороны начальника, как любовь к подчиненным. Так и для того, чтоб быть отцом, не довольно только родить, но, родив, надобно любить. А если любовь требуется там, где (действует) природа, то тем более она нужна там, где (действует) благодать. Так просияли все древние, так достигли славы все прославляемые у евреев. Так показал себя великим Самуил, когда говорил: "и я также не допущу себе греха пред Господом, чтобы перестать молиться за вас" (мне же да не будет согрешити Богу, еже оставити молитися о вас) (1 Цар. 12: 23). Так Давид, Авраам, Илия, так и каждый из праведников как в ветхом, так и в новом завете. Так Моисей из любви к подчиненным оставил великие богатства и неисчислимые сокровища, предпочтя страдать вместе с народом Божиим, и еще до избрания своего показал себя в делах правителем народа. Потому-то и крайне безрассудно сказал ему тот евреянин: "кто поставил тебя начальником и судьею над нами?" (кто тя постави князя и судию над нами?) (Исх. 2: 14). Что говоришь? Видишь дела, а в наименовании сомневаешься? Это похоже на то, как если бы кто, увидев искусного врача, делающего надрез и помогающего больному члену тела, сказал: "Кто тебя поставил врачом и приказал резать?" – "Искусство, любезнейший, и болезнь твоя". Так и Моисея сделало таковым его знание. Ведь и начальствование есть искусство, а не достоинство только, и притом искусство высшее всех искусств. Но если внешнее (гражданское) начальствование есть искусство и знание лучшее всех (искусств и знаний), то тем более это (духовное). Это начальствование настолько превосходнее внешнего, насколько это последнее превосходит другие искусства или даже и гораздо более. Если угодно, исследуем это подробнее. Есть искусство земледельческое, ткацкое, строительное; и все они весьма необходимы и более всего поддерживают нашу жизнь. Прочие (искусства): кузнечное, плотничное, скотоводственное только служат им на помощь. Но и из этих искусств необходимее всех искусство земледелия, которое поэтому Бог и ввел первым по сотворении человека. В самом деле, без обуви и без одежды можно жить, но без земледелия немыслимо.