Мне страшно любить тебя (СИ) - Эммануэль Ласт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У меня двое, — Астахов растер колени ладонями. — Сыновья погодки.
— Дети — это прекрасно.
Что еще она могла на это ответить?
Подруга бы точно не упустила возможности покопаться в грязном белье Астахова, но Полина почувствовала себя неловко. Разговоры о личном никогда не проходили без последствий и она боялась стать пристрастной.
— Давно в разводе?
Полина коснулась безымянного пальца без обручального кольца. Как странно… раньше этот вопрос причинял ей боль, наполняя душу тоской и ощущением собственной неполноценности.
Сейчас же внутри было тихо и пусто.
— Почти полгода.
Задать или не задать встречный вопрос?
Пока она сомневалась, Астахов продолжил копать вглубь:
— Уже успели насладиться свободной жизнью?
Перед глазами вспыхнули воспоминания о безумных, наполненных страстью ночах, проведенных с Данилой. Полина убрала волосы за уши и, надеясь про себя, что румянец не выдал ее смущения, ответила:
— Можно мне еще чая?
Астахов выполнил ее просьбу.
— Вы так и не ответили.
— Разве это имеет значение?
Андрей Викторович встал, закинул в потускневший камин свежие брикеты для растопки и, вместо того, чтобы вернуться на свое место рядом с Полиной, встал напротив.
Чтобы видеть его лицо, ей пришлось запрокинуть голову.
— У детей должна быть мать. Женщина, которая будет воспитывать, заботиться и любить их беспрекословно. Причем, необязательно, родная. Это в идеале, конечно, но необязательно.
— Я не понимаю…
— Бывшая жена… — Полина обратила внимание на то, что он опустил слово “моя”. — Больше интересуется другими вещами, — Астахов засунул руки в карманы брюк. — Деньги, статус… секс.
Полина проигнорировала последнюю фразу и пожала плечами.
— Мой бывший муж вообще ничем не интересуется.
— Вы сейчас имеете в виду себя или дочь?
Все-таки нащупал ее болевую. Полина вымучила улыбку, поставила на стол пустую крышку от термоса и встала.
— А уборная в доме есть? Мне очень надо.
В туалет пришлось идти на улицу, но это было даже к лучшему. Холодный ветер, колючий снег и мороз взбодрили размякшие в тепле мозги, и Полина ощутила тревогу.
Слишком много личных вопросов, слишком много давления… зря она приняла приглашение остаться, вместо того, чтобы попробовать вернуться в город на попутках. Пройти в метель полкилометра до остановки, которая находилась за упавшим деревом, ничто по сравнению с допросом, что устроил ей Астахов.
Возвращаться в дом не хотелось, но Полина себя заставила. Не успела снять пуховик, как Андрей Викторович заметил:
— А я подумал, что сбежите. Как и всегда.
— Зря так подумали. И я ни от кого не бегаю, — “бегают от меня” хотела добавить зло, но сдержалась.
— Вы любите детей? — спросил он, снова меняя тему разговора.
Взял со стола единственную чашку, наполнил чаем и пригубил. А он не из брезгливых!
— В общем, люблю…
— А чужих бы смогли полюбить, как своих?
— Не знаю, никогда не задумывалась об этом… почему вы спрашиваете?
— Я увлекаюсь психологией. Мне нравится задавать людям провокационные вопросы и наблюдать за реакцией, — Астахов улыбнулся. — Ваша очень красноречива.
Полина хотела возмутиться, но вдруг погас свет. Не только в доме, но и на улице. Она встала.
— Что случилось?
Глаза привыкли к темноте не сразу и только свет от камина, что выхватывал из пустоты жалкие пару метров вокруг стола, не позволил ей вскрикнуть от испуга.
— Думаю, аварийная служба приехала.
Полина посмотрела на часы — начало десятого. Быть может, они управятся за час или чуть больше, и ей не придется ночевать здесь с Астаховым.
— Значит, скоро все починят и мы сможем вернуться в город? — спросила с надеждой.
— Вы — безусловно, — он сделал шаг и протянул Полине руку. — Хочу вам кое-что показать.
Она поколебалась, прежде чем вложить свою ладонь в его. Мысль о том, что это будет невежливо, в конце концов, победила, и Андрей Викторович проводил Полину к окну.
Здесь было светлее, чем в коридоре или на балконе второго этажа, что смотрел на гостиную сверху вниз, но все же недостаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Камин остался слева и его рассеянный свет потерялся в густых сумерках у ее ног.
— Закройте глаза.
— Зачем? — спросила Полина.
— Потому что я вас прошу.
Она улыбнулась нервно, но послушалась.
— Постарайтесь расслабиться.
Астахов отпустил ее и Полина осталась одна. В темноте и тишине, прерываемой короткими щелчками догорающих в камине поленьев.
— Вы здесь?
— Я здесь. А вы? — Полина нахмурилась.
— И я тоже здесь…
— Нет. Вы не здесь. Вы вся там, в прошлом… — Полина цокнула языком и скрестила руки на груди. — Полгода назад… ваш тогда еще настоящий муж… помните?
Полина повернула голову на звук его голоса и против воли перед глазами встала картина Сашиной измены. Так ярко, будто она снова оказалась там, в квартире, которую считала своим домом.
Лифчик со стразами, такой вульгарный и пошлый, раскачивался на дверной ручке их спальни и в дешевых кристаллах отражалась ее униженная физиономия…
— Я здесь, — прошептала Полина пересохшими губами и услышала за спиной голос Астахова:
— Снова сбежишь?
Глава 57
— Да, — Полина сглотнула.
— А если остаться?
— Не хочу…
Теперь она слышала его голос перед собой:
— Неужели так страшно?
— Нет…
— Страшно, я же вижу. Так страшно, что даже дышится с трудом.
Полина судорожно протолкнула воздух в тугие легкие. Руки плетьми упали вдоль туловища.
— А ведь когда-то не было страшно совсем, — продолжал Астахов.
Она слышала его голос везде и нигде, словно это он потерялся в пространстве.
Он, а не она.
— Вернись туда, Полина. Туда, где было больно в первый раз.
— Не хочу…
— Три года назад? Что там?
— Ничего, — она инстинктивно попятилась.
— Сколько лет твоей дочери?
— Четыре…
— Вернись на пять лет назад. Сколько тебе?
— Двадцать пять, — Полина всхлипнула, снова сделала шаг назад.
— Ты узнала, что беременна? Конечно, ты счастлива — две полоски на тесте такие яркие, что сомнений быть не может. Ты помнишь это чувство? — она кивнула, все так же не открывая глаз. — Вернись туда, наполнись этим ощущением. Кто разделил его с тобой?
— Мама… — выдохнула Полина и улыбнулась. — И папа, они были счастливы. И Пашка, мой брат… и Ксения Витальевна и… — горло сдавил спазм.
Полина вдохнула с протяжным хрипом, но выдохнуть не смогла. Астахов молчал. Больше не было вопросов, только тишина. Звенящая тишина, в которой невозможно было спрятаться от правды.
Она сжала кулаки, спрятав большие пальцы внутри. И, когда напряжение достигло наивысшей точки, невидимая пружина распрямила их, как если бы Полина чиркнула зажигалку.
Раз за разом она царапала ногтем большого пальца сжатые в кулак фаланги, пока из груди
