Любви тернистый путь - Синтия Райт

Браун заметил, как напряглась Миген, увидев их улыбающиеся лица.

— Красивая пара, — вскользь заметил Браун.

Миген отвернулась, глубоко вдохнув прохладный воздух.

— Полагаю, что в конечном счете и вы, и Смит, правы, — проворчала Миген. — Можно и развлечься. Почему бы мне, в конце концов, не воспользоваться шансом, чтобы надеть это платье!

Генри Гарднер наконец нашел момент остаться наедине с Энн Бингхэм, когда та прервала менуэт, чтобы выпить бокал шампанского, — Моя дорогая миссис Бингхэм, позвольте вам сделать комплимент в связи с таким восхитительным приемом. Красоту вашего дома превосходит лишь краса его хозяйки.

Неприятно пахнущее дыхание майора вызывало у Энн отвращение. Но она заставила себя ответить ему ослепительной улыбкой.

— Майор Гарднер, вы слишком любезны. Ведь ваш новый дом является просто выставкой прекрасного!

Румяные щеки Гарднера раздулись от удовольствия.

— Я своим домом Горжусь. Надеюсь, что в ближайшее время вы окажете мне честь и нанесете визит. Я собираюсь провести ряд праздничных вечеров.

— Ваша заграничная торговля идет хорошо?

— Доверительно скажу вам, это действительно так! Создается впечатление, что спрос на вино повышается.

Гарднер не мог не заметить, что томный взгляд Энн стал блуждать по сторонам, и понял, что ему стоит перейти к делу, пока хозяйка не ускользнула к гостям.

— Вы знаете, при размере моего жилища, — начал он, — стало ясно, что мне нужно иметь побольше слуг.

— Такая проблема мне хорошо известна. — Энн вежливо рассмеялась.

В этот момент подошел Сэмюэл Пауэл и пригласил ее на котильон. Энн улыбнулась Гарднеру и пропела:

— Мне было очень приятно повидаться с вами, майор!

Рассерженный тем, что их прервали, Гарднер осмотрелся вокруг и увидел стоявшего рядом Маркуса Римса, тигриные глаза которого не отрываясь взирали на Присциллу Уэйд, танцующую со своим женихом. Разгневанный Гарднер подошел к Римсу.

С выражением злобно-насмешливого раздражения Риме тем не менее вежливо дал понять, что заметил присутствие майора, а затем вновь обратил все свое внимание на стройную мисс Уэйд.

— Чертовски трудно вести разговор с людьми, которые все время только и думают, чтобы пуститься в пляс! — заметил майор. — Вы здешних домочадцев, Риме, знаете хорошо? — продолжил —Гарднер, решив изложить кому-нибудь свое мнение.

— Возможно.

— А кого-нибудь из слуг?

— Нескольких.

До бешенства раздраженный равнодушием Римса, майор взорвался:

— Я уже больше не могу в своем доме обходиться без помощи. Мне сейчас взбрело в голову нанять увиденную здесь сегодня вечером Служанку. Ту, черт побери, очаровательную маленькую красотку… Черные волосы… Большие фиалковые глаза…

Маркус внезапно насторожился, но, как это бывает у тигров, его интерес проявился только в легком движении головы и мерцании янтарных глаз.

— Я знаю, о ком вы говорите, — заметил он скучающе. — К сожалению, вам бессмысленно интересоваться ею у миссис Энн. Девушка фактически работает у капитана Хэмпшира горничной его невесты. Сомневаюсь, что он разрешит девчушке покинуть эту службу, поскольку та сопровождает мисс Уэйд из самой Виргинии.

Сказанное Маркусом Римсом оказалось таким обескураживающим, что майор умолк и решил больше не обращаться к хозяйке по поводу этой служанки.

Котильон кончился. Энн прищурила свои красивые глаза, когда Маркус пригласил Присциллу на следующий танец, что уже само по себе пахло скандалом. Да и Лайон только обострил ситуацию. Мрачно попивая бренди, он никак не показал, что обеспокоен таким нарушением этикета. Но когда невеста и недруг направились в танцевальный зал, Лайон взял свой бокал и демонстративно удалился в другую гостиную.

— Лучшего званого приема давно уже мы не видели! — воскликнула не без ехидства одна из приглашенных дам и вынуждена была трижды повторить эту фразу, прежде чем Энн ее услышала.

Лайону все наскучило. Напряжение, которое вызвала у него вынужденная демонстрация любви и внимания к невесте, вылилось в головную боль, и он знал, что не сможет выдержать ночь, если немного не передохнет. Его злило, что он не может собраться и продолжить исполнение им же самим выбранной новой роли Лайон понимал: о том, что он оставил Присциллу танцевать с Маркусом, будут, конечно, говорить, ибо, согласно этикету, приглашенные пары остаются друг с другом на протяжении всего вечера.

Все гостиные на первом этаже были ярко освещены, но Лайон направился в примыкающую к одной из них Оранжерею.

Там он мог насладиться столь необходимыми ему покоем, уединением и темнотой. Лайон шел между рядами растений и, только сделав большой глоток бренди, почувствовал себя несколько расслабившимся.

"Это все Присцилла! — горько пробормотал он. — Если я не в силах выносить ее теперь, то что же будет после, как мы поженимся? Эти мысли вернули Лайона к тому дню, когда он и Миген совершили поездку в заросший сад виллы «Марквуд».

Он будто услышал звонкий голосок, заявивший, что его замысел никогда не удастся, и тяжело вдохнул: «Вполне возможно, что Миген права. В своей слепой надменности я, вероятно, жестоко ошибался…»

Его взгляд привлекло движение между деревьев. Он подошел поближе и увидел медленно танцующую пару на лужайке.

Лайон не обратил на нее внимания, приняв за заплутавших гостей, и взглянул еще раз только после того, как допил бренди. В миниатюрной черноволосой девушке было нечто знакомое. Лайон вспомнил, что локоны всех женщин в гостиной были напудрены. В этот момент облако открыло луну, и в ее серебряном свете он различил да мужчине бингхэмовскую ливрею.

Холодный гнев переполнил его, превратив глаза в синие ледышки. Звучавшая из гостиной музыка умолкла, и одинокие танцоры замерли. Но когда Браун не отпустил Миген, а прижал ее к себе и захотел целовать, Лайон превратился в дикого кота, в котором проснулся инстинкт убивать. Его сильные пальцы сжали бокал, и тот со звоном разлетелся на мелкие осколки. Лайон решительно направился из оранжереи в сад.

Миген была тоже обозлена. Она ругала себя за то, что надела нарядное платье, шелк на которое ей подарил Лайон, и больше всего за то, что осталась наедине с подвыпившим Брауном. Было видно, что вино придало ему храбрости. Будучи трезвым, он при всей своей импульсивности все-таки был управляемым.

Но сейчас Кевин превратился в расслюнявившегося идиота.

Миген пришла в ужас, когда он грубо полез за декольте, ее даже стало подташнивать от унижения и отвращения. Она попыталась оттолкнуть Кевина, но тот лишь крепче прижал ее к себе.

Миген высвободила свои руки и безжалостно впилась ногтями в лицо кучера, ибо ей уже стало по-настоящему страшно.