Ходи осматриваясь - Вадим Григ

Отбросив колебания, я медленно двинулся к дому. Со стороны это выглядело, наверное, весьма уморительно. Прямо-таки сцена из ковбойского вестерна: бесстрашный герой в ночи, в одной руке газовая пугалка, в другой — смертоносное оружие. Недоставало только широкополой шляпы. У дверей я пару секунд помешкал, затем решительно толкнул ее и вошел в просторные сени.

Спиной ко мне в низком кресле, прилепясь вниманием к экрану телевизора, восседал подельник Курлясова. На тахте слева валялась небрежно скинутая сбруя с кобурой.

— Ну что? — буркнул он без интересу. — Разобрался?

— Пожалуйста, — сказал я, постаравшись выразить голосом должную твердость, — поднимитесь. Но тихо и осторожно.

Стриженный ежиком затылок вздрогнул и замер. Потом ко мне обратился изумленный лик. Чем-то он напомнил мне лицо Ломова — такое же смазливое, несколько удлиненное, с тонкими усиками и бровями вразлет. Глаза, казалось, приготовились выскочить из орбит, он раззявил их дальше некуда.

— Повторяю, — предостерег я. — Не дергаться. Встаньте и тихо-тихо повернитесь ко мне.

Он глухо матюгнулся, но команду исполнил. Сложением он несколько уступал Курлясову, но тоже смотрелся нехило и явно был не пуглив.

— А дальше что? — процедил он сквозь зубы, быстро оправляясь от потрясения. — Ты кто такой? Что надо? — И, зыркнув на тахту, прибавил в тоне: — Понимаешь, на что нарываешься? Что, будешь стрелять?

В этот момент где-то наверху раздался неясный шорох. Я напрягся в испуге и покосился на лестницу в глубине, ведущую на второй ярус. Черт, а если там кто-то еще? Я торопливо шагнул вперед, вскинул руку и дважды пальнул из газовика. Похоже, патроны все-таки были начинены не слезоточивым газом, а чем-то поэффективнее. Он заревел, зачем-то прикрылся локтем, повалился на колени, затем распластался на полу и забился в корчах, но немного погодя затих. Не опуская пистолетов, я бросился к лестничному проему. Сверху на меня глядело искаженное страхом, мертвенно бледное лицо Дарьи Мартыновны — глаза набухшие либо от недосыпу, либо от слез, щеки запавшие, осунувшиеся. Но это была она, пропавшая — нет, уже найденная — вдовушка.

— Есть тут кто-нибудь еще? — прокричал я без предисловий.

— Это вы? Вы? — Губы ее задрожали — казалось, она вот-вот зайдется в истерике.

— Скорее! — воскликнул я. — Поспешите, пожалуйста. Я не знаю, сколько нам еще отпущено времени.

— Да-да. Я сейчас! — Она дернулась всполошенно, но, по крайней мере, не заплакала. И отпрянув от перил, куда-то стремительно унеслась.

Я выждал три минуты, тревожно посматривая на выведенного из строя Цербера — черт побери, надолго ли? Потом не выдержал, махом взлетел наверх, судорожно ткнулся в одну запертую дверь, в другую и только на пороге третьей столкнулся с Дарьей и перехватил у нее из рук небольшой чемодан.

Курлясов по-прежнему лежал без движения у калитки, но шумно посапывал. Я кинул рядом пистолет и, поддерживая Дарью под руку, буквально поволок ее к машине. Дважды она спотыкалась на ровном месте, однако же как-то собралась и досеменила. Я усадил ее и, когда, перегнувшись, застегивал ремень безопасности, коснулся плеча и ощутил, что ее всю колотит. Я стащил с себя ветровку и набросил на нее.

— Ни… ничего, — прерывисто пролепетала она. — Это реакция. Сейчас пройдет. — Но поежилась и запахнулась, прижав руки к груди. Потом прошептала, едва шевеля дрожащими губами: — Вы… их?..

— Нет, что вы, — успокоил я. — Это всего лишь газ. Ничего с ними не сделается.

Что они сделают с нами, если нагонят, я старался не думать. Но переключиться даже на третью передачу не решался — не дай бог, разбить автомобиль и застрять на этом мерзком проселке. Нас кидало, швыряло, качало. Мое внимание раздваивалось. Конвульсивно стиснув баранку, я натуженно щурил глаза, угадывая бугорки да ухабы, и то и дело с опаской поглядывал в зеркало заднего вида. В салоне было темно, но, очевидно, она заметила — или ее тревожили те же мысли.

— Нас будут преследовать? — уловил я в надсадном реве двигателя.

— Наверное, — бездумно пробормотал я. — Зависит от того, как скоро они оправятся. — И, спохватившись, добавил, ободряя и бодрясь сам: — Ничего. Эта коррида сейчас закончится, и мы поедем быстрее.

Когда мы вывернули наконец на обустроенный шлях, я с облегчением перевел дыхание и поднажал на акселератор, стремительно наращивая скорость. У нее вроде бы тоже несколько отлегло от сердца — или вытрясло. Она спросила, голос ее еще ломался, но звучал уже как будто не столь затравленно:

— Как вы меня нашли?

— Случайно, — признался я. — Вас что, все время держали здесь?

— Нет. Сначала — после похорон — отвезли на какую-то квартиру в городе. А через два дня переправили сюда.

— Зачем, черт возьми? — вырвалось у меня. Я поспешил извиниться: — Простите. Но чего же они добивались?

— Если бы я могла толком понять. — Она помолчала. — Они совали мне всякие бумаги. И требовали подтвердить подписью разные сделки и обязательства мужа. Потом стали убеждать, что Виктор запустил дела до безобразия и у него ничего не осталось — одни долги. И теперь они хотят якобы защитить мои интересы и хоть что-то выкроить мне и ребенку. Потом вдруг начали требовать подписать обязательства не изымать пая из фонда фирмы — по крайней мере с год. И сулили златые горы. От всех этих противоречий у меня голова пошла кругом. Я просила их… умоляла дать мне возможность посоветоваться со своими адвокатами. Обещала, что сделаю все, чтобы фирма не пострадала. «Нет, — настаивали они, — разводить канитель уже не осталось времени». И приводили своих юристов и бухгалтеров. А те напористо растолковывали мне, что, не подписав все эти договора и документы, я упущу свою выгоду и могу оказаться у разбитого корыта. Господи, они сами крепко в чем-то запутались и пытались запутать меня.

— И вы подписали? — поинтересовался я.

— Нет. Я сказала, что это чистый рэкет, что я категорически отказываюсь что-нибудь подписывать под таким давлением. — Она вздохнула, а я с удивлением отметил про себя, что эта маленькая женщина, похоже, не столь слаба духом, как мне мнилось.

— С вами грубо обращались?

— Если не считать само похищение грубостью, — с горечью проговорила она, — они были даже до приторности вежливы и предупредительны. Авилов — это один из так называемых друзей и коллег Виктора — обижался и сладкоголосо уверял, что я не права. О каком, мол, твержу похищении. Я их желанная гостья, и они рады видеть меня у себя хоть целый год. Пока мне самой не надоест. — Она нервно затрясла головой. — И только раз он вышел из себя и показал зубы. Когда я сказала, что буду вообще настаивать на эксгумации останков мужа. Он… — Она точно поперхнулась и умолкла. Мне почудилось нечто похожее на всхлип. Я произнес утешительно:

— Если вам тяжело, оставим пока. Поговорим, когда вы успокоитесь.

— Это чудовищно! — Она закрыла лицо руками. — Он… он сказал, что маленькие девочки — такие хрупкие создания… И лучше мне не затягивать разлуку с дочкой. Мало ли что может приключиться от тоски по матери. Так тихо… понимаете, так тихо и мягко сказал. Будто сочувствовал.

— Сволочи! — вскипел я негодованием, успев подменить более крепкое выражение. — Ну не надо, не надо, пожалуйста. Успокойтесь. Ничего они не сделают. Теперь, когда вы вырвались из их лап…

Она затряслась всем телом, уронила руки и, резко повернувшись ко мне, вдруг заговорила, захлебываясь сдерживаемым плачем:

— Я вас прошу… Очень-очень прошу: помогите мне улететь домой. Прямо сегодня. Прямо сейчас.

— Хорошо, хорошо, — пробормотал я, растерявшись. — Мы это обсудим. Позже, когда…

— Господи, помоги мне! — воззвала она, словно не слыша меня, отчаянно, громко. — Они все могут. Вы не представляете, как далеко они могут дотянуться. Помогите мне улететь. Там я хоть буду рядом с дочкой. Там я смогу защитить и Марточку, и себя.

— Обещаю, — заверил я. — Мы обязательно что-нибудь придумаем. Не сомневайтесь.

Мы выехали на шоссе. Автострада, похоже, взяла ночную передышку — и в ту и в другую сторону привольно мчались лишь редкие одиночные машины. Это было и хорошо и плохо: хорошо, ибо ничто не препятствовало разогнаться на полную катушку; плохо, так как преследователи получали возможность легко проследить нас на пустынной дороге. Я припустил «девятку» во весь опор. Позади вдруг замигало и вспыхнул дальний свет — кто-то настигал нас; я напрягся, но темная иномарка, поравнявшись с нами, взвизгнула и пронеслась мимо, а в заднем окне мои фары обозначили очертание вроде бы женской головы. Кажется, до Дарьи Мартыновны дошло, что она еще не избавилась от опасности снова попасть в полон, и это заблокировало надрывную расслабленность.

— Куда вы меня везете? — встревоженно, но без прежней слезливости промолвила она.