Можайский — 7: Завершение - Павел Саксонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Морем! — ответил Можайский.
Владимир Львович ахнул:
— Что вы задумали?
— Посмотрим, — ушел от прямого ответа Можайский и свернул в какой-то переулок, внезапно развернувшийся в довольно приличную площадь.
Оба остановились на границе — под прикрытием глухой стены видавшего виды особняка.
— Уверен, нас и здесь уже ждут!
— Может быть. Но… мы не можем поступить иначе!
С другой стороны площади тянулось приземистое двухэтажное здание. Это была та самая больница, в которую определили Гесса. По дороге сюда Можайский и Владимир Львович коротко поспорили.
«Первым делом, — натаивал Можайский, — нужно вызволить моего помощника. Его нельзя оставлять!»
«Само-собою, нельзя, — возражал Владимир Львович, — но если мы сами сунемся туда, нас обязательно сцапают. Они ведь первым делом там и выставят пост: знают, гады, что мы своих не бросаем!»
«Пост в больнице наверняка и так имеется».
«Но это человек или два, а не целая армия!»
«Что же вы предлагаете?»
«Нам нужно не в больницу попасть, а к нашему консулу. Ему будет проще вызволить Вадима Арнольдовича. При нем итальянцы не осмелятся…»
«Нет, — покачал головой Можайский, — у нас нет на это времени. Вы забыли, что в Венеции нашим собственным человеком мы не представлены: только почетным, а этот почетный — гражданин Итальянского королевства. В такой ситуации он бессилен. Разумеется, он свяжется с консулом в Милане, но пока суть да дело… Гесса просто убьют!»
«А если к англичанам?»
Можайский покосился на Владимира Львовича и тот пояснил:
«Они уже вытащили Молжанинова. Отчего бы им не вытащить и нас, и вашего помощника?»
Это было интересно предложение, но, совсем немного подумав, Можайский и его отверг:
«Мы не можем точно знать, какие отношения связывают вашего друга с британцами. Вполне возможно, «секретарь» сказал правду: они помогли Молжанинову скрыться только ради того, чтобы знать наверняка — уж он-то никому и ничего не скажет! Никогда. А это значит… вы понимаете».
Владимир Львович не нашелся с ответом, и вот они — Владимир Львович и Можайский — встали под стеной видавшего виды особняка, откуда открывался лучший вид на городскую больницу.
Правильнее сказать, вид должен был открываться, но этого не было. Туман хотя и поредел, но по-прежнему оставался достаточно плотным. Поэтому из него и тьмы — как-никак, ночь была в полном разгаре — виднелся лишь силуэт длинного приземистого здания.
Это здание целиком замыкало площадь, превращая ее в тупик. И самое неприятное заключалось в том, что никаких иных выходов не существовало: если бы кому-нибудь пришло в голову перекрыть переулок, Можайский и Владимир Львович, войдя на площадь, оказались бы в ловушке. Глупо было не предположить, что столь очевидная идея либо уже посетила противника, либо вот-вот его посетит.
— И что теперь?
— Дело, должен признаться, дрянь!
— Но мы входим?
— Разумеется. Держитесь рядом со мной.
Можайский подхватил Владимира Львовича под руку и вышел на площадь.
Ничего не произошло: никто не выскочил из тумана, нигде за спинами не послышались звук шагов и характерный лязг оружия. Только уже у входа в больницу от темного проема вдруг отделилась одиночная тень, вспыхнул фонарь и грубоватый голос потребовал остановиться.
— Кто такие?
Можайский приподнял шляпу — так, чтобы его лицо попало в пятно мутного света.
Тень сделала еще один шаг вперед, оказавшись полицейским агентом:
— Ах, это вы господа! Карабинеры с вами уже закончили?
— Именно так, — спокойно ответил Можайский. — А теперь нам нужно попасть внутрь. У нас для Гесса срочная информация!
— Бог с вами, принчипе! — изумился агент. — Третий час ночи! Ваш человек наверняка давно спит. Вчера ему крепко досталось. Подождите до утра!
Можайский вплотную подошел к агенту — настолько, что тот даже был вынужден немного попятиться:
— Мы не можем ждать. Мы пришли за Гессом и должны увести его с собой!
Мгновение-другое агент смотрел на Можайского растерянно, но затем на его лице появилось выражение брезгливости:
— Только не говорите мне, — воскликнул он, — что эти… — взмах руки куда-то, где, по-видимому, агент представлял себе логово карабинеров, — что эти… решили играть нечисто! Неужели я прав?
— Не совсем, — невольно и с облегчением улыбнулся Можайский, подметив брезгливость на лице агента. — Карабинеры тут ни при чем. Но они выполнят приказ. А если они его выполнят, нас всех убьют.
— Вот дерьмо! — агент погасил фонарь. — Идемте!
Владимир Львович дернул Можайского за рукав, как бы прося его повременить:
— Вы уверены?
Можайский пожал плечами:
— Откуда мне знать? Но какие у нас варианты?
Владимир Львович кивнул:
— Возможно, они и вправду действуют порознь.
— Возможно.
61.
Агент провел Можайского и Владимира Львовича прямо в палату, где, в недоступной для простых пациентов роскоши одиночества, томился или должен был томиться Вадим Арнольдович. Но, как агент и предсказывал, вместо беспокойного человека Можайский и Владимир Львович увидели человека, спавшего богатырским сном. Тому, очевидно, причиной была не только и даже не столько слабость от пережитого, считая и болезненную операцию, сколько молодость и крепкое от рождения здоровье.
— Гесс! — Можайский — сначала бережно, а потом и с силой — потряс Вадима Арнольдовича. — Гесс! Просыпайтесь!
— Может, его опоили опиатами?
Вопрос Владимира Львовича относился к агенту. Агент отрицательно мотнул головой:
— Вряд ли. Если уж он, как я слышал, отказался от анестезии при операции — не доверял нам, видите ли! — то с чего бы ему принимать снотворное на ночь?
— А если без его собственного ведома?
Взгляд агента, направленный на пустой столик подле кровати, был более чем красноречив:
— Просто трясите его сильнее!
Владимир Львович присоединился к Можайскому:
— Гесс! Гесс!
Вадим Арнольдович наконец-то открыл глаза и в испуге приподнялся на локте:
— Что происходит?
— Вставайте и собирайтесь: мы уходим!
Тон Можайского был категоричным, и Гесс, привыкший этому тону повиноваться беспрекословно, быстро вскочил с постели, натянул на себя брюки и сорочку, набросил поверх пиджак и… растерянно остановился:
— А мое пальто? — спросил он после паузы. — И ботинки?
Можайский недоуменно осмотрелся и чертыхнулся:
— Они забрали ботинки! Ну надо же!
Агент хохотнул:
— Однако!
Владимир Львович нахмурился:
— Не вижу ничего смешного: как он пойдет?
— Какой у вас размер? — спросил тогда агент.
Гесс назвал размер своей обуви.
— Сойдет… — агент начал разуваться.
— Что вы делаете?
— Вам нужнее!
Гесс не стал спорить. Собственно, никто спорить не стал. Только Можайский, прищурившись, поинтересовался:
— Почему вы нам помогаете?
Агент смутился:
— Я, — начал он, растягивая, против обычной манеры итальянцев, слова, — кажется, понимаю, что произошло. Вы оказались совсем не там и не в то время. По голове меня, конечно, не погладят, но вот увидите: через день или два они сами одумаются, спохватятся и только рады будут, что я помог вам выбраться из этой заварушки. В конце концов, мы — гостеприимный народ, а не… убийцы!
Прозвучало это не слишком убедительно, особенно учитывая всю италийскую историю, начиная с древнейших времен. Очевидно, и самому агенту пришли на ум многочисленные истории коварства, предательств и беспощадных решений, так сильно омрачавшие течение тысячелетий на Апеннинском полуострове. Он смутился еще больше и поспешил заверить:
— Как бы там ни было, но я-то у ж точно не убийца: можете мне поверить!
Вот это уже было сказано с искренней убежденностью. Можайский и Владимир Львович — по очереди — пожали агенту руку. Гесс, обувшись в его ботинки, сделал то же. Агент, тронутый и по-прежнему благородно смущенный, переминался с одной босой ноги на другую.
— Вы уж поспешите, — сказал он напоследок: когда Можайский, Владимир Львович и Гесс двинулись к выходу из палаты. — Иначе… моя жертва окажется напрасной!
62.
За те четверть часа, что наши герои провели в больнице, на улице произошли определенные изменения, и почти все они были к худшему.
Во-первых, поднялся ветер. Во-вторых, этот ветер — с лагуны — погнал туман, разрывая его и рассеивая, так что улицы постепенно очищались от него и светлели под темным еще, но усыпанном яркими звездами небом. В-третьих, ветер дул не стой стороны: так объяснил Можайский, ведя свой маленький отряд по направлению к порту.
— Трудновато нам будет выйти в море при таком ветре!
Впрочем, как раз это соображение меньше всего обеспокоило Владимира Львовича и Вадима Арнольдовича: в отличие от своего «командира», они вообще не были уверены в том, что им удастся добраться и до самого порта.