Ида - Александр Евгеньевич Чигаев

обеспокоился, Боке светил лесоповал. Пока Бока сидел в кутузке, Пека действовал вовсю. Следователь, хоть и упирался сильно, но Пека пообещал ему великолепный набор кухонных ножей, которые выкует Бока и попытался всунуть еще триста рублей. Следователь денег не взял, но Боке и Пеке повезло, он был из местных и сам их бывших работяг, так что вошел в положение Боки, тем более тот был героем гражданской войны. Так что, с верблюда Бока сдирал шкуру, когда тот находился при смерти, так гласили материалы следствия. Теперь Пека отправился к судье, тут ножами не отделаешься. Эта женщина была строгих правил, но муж ее, как раз, воевал вместе с Бокой в гражданскую, в первом одесском отдельном батальоне, это и решило дело. Но она так и сказала.

— Главный вопрос решите с прокурором Ванштейном. Сколько он потребует, столько я и дам, ничего больше я не могу сделать. Да, и еще. Народный заседатель будет старый большевик Кузьмич, не мешало бы и к нему зайти. Вторым заседателем будет Роза Лошадь, вот туда ходить бесполезно, та в любом случае будет настаивать на расстреле. Она при любых обстоятельствах требует этого.

С Кузьмичем Пека решил вопрос. У него как раз недавно умерла жена, и Пека предложил букет кованых роз на могилу любимой. У Пеки в загашнике розы еще оставались от прежнего времени. И опять-таки перед Кузмичом бил на тот факт, что Бока герой гражданской войны. Весь израненный белогвардейцами. А верблюд что, за него Пека рассчитается сполна с директором зоопарка. Это он отдал верблюда в аренду на карьер.

Теперь дело было за Ванштейном. К Ванштейну идти было так же бесполезно, как и к Розе Лошади. Нужно было бить в другое место, и Пека ударил. У Ванштейна была супруга из хорошей богатой еврейской семьи. Она помнила и лучшие времена в своей жизни, когда жила в девках у своих родителей. Жена Ванштейна Сара Конторович, такая была у нее фамилия до замужества, была женщина с запросами. Она по пятницам обедала в ресторане «Киев», что на Александровском проспекте. Туда Пека и сунулся. Он долго не представлялся, а сразу изложил суть дела и преподнес мадам Ванштейн колечко с бриллиантом, которое хотел подарить Голде к Новому году. Чего не сделаешь для друга. Мадам Ванштейн кольцо взяла, но не знала, как повлиять на мужа. Пека знал, что надо делать.

— Мадам все очень просто. Перестаньте давать мужу, и он ни куда не денется. Он же член партии и в бордель не пойдет. Через неделю он будет шелковый, я вам отвечаю. Такая женщина как вы может свести с ума кого хочет. Поверьте мне, я кой чего в этом понимаю.

Этот комплимент покорил мадам Ванштейн, и она дала гарантию, что все будет хорошо.

Ввиду того что верблюд был записан за зоопарком, а зоопарк был приписан к Молдаванке, при советах, значит, к Ленинскому району города Одессы, суд проходил на Степовой улице. Там был расположен зал народного суда. Понятно, Боку можно было разорвать на мелкие кусочки, но Бока ни когда бы, ни выдал, с кем он ел верблюда. Так что в зале заседания суда собрались все едоки того самого верблюда. Всем было жалко Боку, и они решили поддержать его своим присутствием. Пека оплатил и защитника старого Зяму, который за последнее время не выиграл ни одного дела. Выиграть дело о вредительстве было невозможно. Было всего три приговора. Десять и пятнадцать лет лагерей или высшая мера социальной защиты. Суд прошел за три часа. Прокурор на удивление всем попросил всего пять лет с отбыванием приговора по месту работы и выплатой тридцати процентов из зарплаты подсудимого в доход государства, а так же выплаты полной стоимости верблюда. Судья поддержала прокурора. Роза Лошадь настаивала на смертном приговоре за вредительство. Тут кто-то из зала и произнес.

— Роза, ну зачем же такой приговор. Бока тебе такие подковы сделает, что тебе до конца жизни не нужно будет покупать обувь.

Роза сильно постарела, и у неё случился сердечный приступ. Она все же досидела до окончания суда, но когда отправилась вместе с судьей в совещательную комнату, вот оттуда ее увезла скорая помощь. Кузьмич был согласен с судьёй, так что приговор огласили быстро. Пять лет с отбыванием наказания по месту работы и тридцать процентов в доход государства от заработной платы. Так же нужно было оплатить, стоимость верблюда. Боку выпустили из зала суда на свободу. До сорок первого года таких мягких приговоров больше не было. Роза хотела оспорить приговор, но кто-то из доброжелателей прямо в палату к ней принес две подковы, завернутые в холстину, так что Роза пролежала еще месяц в больнице, а оттуда отправилась в санаторий в Гагры, для старых членов партии, поправлять свое здоровье.

Когда Пека и Бока вышли из зала суда, Пека представил счет Боке. Сумма там была приличная. Боку устраивало все, кроме одного, Бока отказался платить Пеке за стоимость верблюда, так как он должен был оплатить эту сумму государству. Пека настаивал на том, что за верблюда он заплатил директору зоопарка.

— Пека, я, конечно, тебе благодарен за все, но это уж слишком. Я понимаю, расходы у тебя были и кольцо с бриллиантом, которое ты хотел подарить Голде, ушло к мадам Ванштейн, но как понять верблюда. Мало того, вот то кольцо, там же половина моих денег. Что-то ты крутишь дружбан.

— Бока, я тебя прошу, вот только не надо паники. Все что я тебе написал, чистая правда. Ты лучше скажи, когда рассчитаешься? У меня же молодая жена и ее надо одевать. Дружба дружбой, а красивую женщину надо красиво одевать. Мало того, я тебе нашел приработок. Я тут узнал, что из рессорной стали можно делать прекрасные ножи. Им сносу нет. У Жоры Лома я достал рессору от трамвая, из неё получится много ножей. Шесть ножей тебе нужно будет сделать для следователя, а остальными, я буду торговать по старой привычке. У меня есть, кому и финки продавать. Хороший нож хороших денег стоит.

Бока, хоть и остался, благодарен Пеке, но все же понял, что и тут Пека на нем нажился. Пеке он пообещал к сорок третьему году рассчитаться полностью.

Теперь Бока днем работал в кузнечном цеху, а по ночам стал ковать ножи в своем сарае, где он приспособил маленький горн.

После каждой продажи изделий, которые произвел Бока, Пека с ним рассчитывался, а Бока произносил одни и те же слова.

— И это