Крушение мировой революции. Брестский мир - Юрий Фельштинский

«Реальное соотношение сил показывает, что немецкий империализм в настоящий момент в силе потребовать от нас беспошлинно фунт мяса, но все же он не имеет возможности требовать выдачу головы Совета. [...] Германия не пойдет на дальнейшее наступление, как ни соблазнительна перспектива оккупации Петрограда и разгром Смольного[5]. [...] А если Вильгельм все-таки будет в силах продолжать наступление против нас, что тогда? Тогда нам ничего не останется, кроме как продолжать войну, причем эта война впервые приобретает действительное революционное значение»[6].

Ни на договор, ни на факт ратификации его съездом не обращали внимания. Так, одновременно с работой Седьмого съезда партии в том же Петрограде проходила городская конференция РКП(б). Как и московская конференция, проведенная ранее, конференция в Петрограде была посвящена двум вопросам: Брестскому миру и предотвращению раскола в рядах большевистской партии. Как и в Москве, большинством голосов конференция высказалась против раскола, потребовав от левых коммунистов «прекращения обособленного организационного существования», и постановила прекратить издание органа левых «Коммунист»[7]; органом петроградской партийной организации была объявлена «Петроградская правда»[8]. Однако в вопросе о передышке Ленина снова ожидало разочарование. Даже Зиновьев, представлявший на конференции его позицию, закончил речь компромиссным заявлением: «Ни одну секунду нельзя создавать впечатление, будто наступил мирный период. Передышка есть передышка. Надо бить в набат. Надо готовиться, надо мобилизовать наши силы. Под перекрестным огнем наших врагов необходимо создавать армию революции»[9].

Большинством голосов конференция проголосовала за формулу Троцкого «ни мира, ни войны». Точку зрения Ленина переставали принимать всерьез. Германская оккупация была фактом. Германская оккупация была актом войны[10]. Даже если бы немцы не двигались больше ни на сантиметр восточнее уже занимаемой ими линии — не могло бы быть речи ни о мире, ни о передышке. Война продолжалась[11]. Русских солдат продолжали брать в плен и даже расстреливать[12]. И это было главным провалом в планах Ленина: Брестский мир был безоговорочной капитуляцией перед врагом на неограниченных договором условиях[13]. Это относилось прежде всего к районам, отданным под турецкую и германскую оккупацию: Закавказью и Украине.

В оппозицию Брестскому миру Закавказье стадо еще в феврале 1918 года, когда туда дошла информация о возможном подписании сепаратного мира между Россией и странами Четверного союза и о том, что Россия по требованию Германии и Турции может отдать Закавказье под оккупацию, а некоторые закавказские территории, прежде всего Каре, Ардаган и Батум, под турецкую аннексию. В Закавказье это поняли так, что советская власть в России откупалась от немцев за счет закавказских территорий, причем турецкая оккупация обещала быть жестокой.

Не удивительно, что Закавказье решительнее других территорий высказалось против Брестского мира. Жителям Закавказья нечего было терять: и в случае продолжения войны, и в случае ее окончания и передачи территорий под контроль турецкой армии, населению грозили смерть и разорение. 28 февраля на заседании Закавказского сейма с речью о Брестском мире выступил закавказский социал-демократ Ной Жордания. Останавливаясь на условиях Брестского договора, о которых стало известно вечером 27 февраля, Жордания сказал, что теперь еще больше оборваны нити, связывавшие Закавказье с Россией, и предложил Сейму объявить себя закавказским Учредительным собранием и добиваться заключения сепаратного мира с Турцией. Жордания добавил, что «такой мир, какой подписали в Петрограде большевики», Закавказье не подпишет — «лучше умереть» (зал ответил ему «бурей аплодисментов на всех скамьях»)[14]. В тот же день была образована комиссия под председательством Н. Рамишвили для выработки «основных положений» по вопросу о мире[15].

Закавказский сейм, в котором доминировали меньшевики, поддержал идею сепаратного мира с Турцией[16], но мира «почетного», «без аннексий»[17]. Впервые собравшись 23 февраля, Сейм по предложению турецкого командования начал переговоры о сепаратном мире. 1 марта, отвергнув предложение о предварительных переговорах с представителями Антанты, Сейм объявил себя правомочным заключить окончательный мир с Турцией и в тот же день постановил послать делегацию для ведения переговоров. Состав делегации определился 2 марта. Председателем делегации был А. И. Чхенкели, от военного ведомства поехал начальник штаба генерал-майор В. А. Левандовский. Однако отъезд в Трапезунд, где находилась ставка турецкого главнокомандования и где должны были проходить переговоры, был отложен: 2 марта секретарь русской мирной делегации Карахан сообщил телеграммой о том, что на 3 марта назначено подписание Брестского мира, согласно условиям которого, Батум, Каре и Ардаган будут переданы Турции. В Трапезунд был послан о том запрос, и мирная делегация Закавказья ожидала на него ответа, находясь в столице Закавказья — Тифлисе.

Когда Брестский договор был подписан, Закавказский сейм и правительство разослали телеграфный протест министрам иностранных дел воюющих держав и объявили договор, заключенный без ведома и одобрения правительства Закавказья, «лишенным всякого значения с точки зрения международного права и необязательным для себя»[18]. В ответ 10 марта турецкое командование потребовало от закавказской армии очистить Батум, Ардаган и Каре[19].

Создавшееся положение обсуждалось на заседании Сейма 11 марта. Председатель Закавказского комиссариата Е. П. Гегечкори заявил, что Закавказье с момента большевистского переворота не признавало советскую власть и действовало во всем совершенно самостоятельно, без оглядок на СНК. Если так, то даже Турция должна признать, что Закавказье — независимое от советской России государство и Брестский договор, заключенный ленинским правительством с Четверным союзом, не может распространяться на закавказские республики. Категорически против уступок Турции высказался Жордания[20]. Его поддержали многие из выступавших.

В результате, Закавказский комиссариат официально уведомил Турцию о непризнании Закавказьем Брестского мира и предложил вести самостоятельные сепаратные переговоры[21]. По разным причинам Германия и Турция против этого не возражали. По Брестскому договору Германия не получала в Закавказье никаких территорий. При сепаратном договоре с Закавказьем она могла укрепить там свое политическое и экономическое влияние[22]. В приобретении территорий для Турции Германия заинтересована не была, а потому ее не слишком волновало, сумеет ли Турция отстоять территории, отошедшие к ней по Брестскому миру или нет. Турция, со своей стороны, безусловно надеялась воспользоваться слабостью еще до конца не оформившегося Закавказского государства, подчинить его своему влиянию и оговорить для себя аннексию территорий не меньших, чем те, которые уже отходили к ней по Брестскому миру[23].

7 марта, уже после подписания в Бресте мирного соглашения между Россией и Четверным союзом, Закавказская делегация выехала в Батум, а вечером 8 марта на вспомогательном крейсере Черноморского флота «Король Карл» за баснословную плату была доставлена в Трапезунд, где до 11 марта ждала, прямо на судне, турецкую делегацию, прибывшую из Константинополя[24]. 14 марта мирная конференция начала работу. Турецкая сторона отказалась признать «заявление Закавказской делегации о недействительности Брест-Литовского договора в части, касающейся Кавказа» и «выразила желание, чтобы Закавказье решилось объявить независимость и форму правления, прежде чем начатые переговоры примут окончательный характер и приведут к благоприятному результату». 21 марта Турция заявила также, что согласна признать независимость Закавказья лишь «после отказа от каких бы то ни было претензий [Закавказья ] на Батумский, Ардаганский и Карсский санджаки»[25]. Все попытки Закавказской делегации «сдвинуть турок с позиции Брест-Литовского договора были тщетны»[26].

Вопрос о провозглашении независимости Закавказья уже обсуждался какое-то время в Закавказском сейме. Причины, толкавшие Закавказье на отделение, изложил депутат Сейма Ониашвили, указавший, что объявить Закавказье неразрывной частью России значит быть вовлеченным в русскую гражданскую войну и «сделаться ареной иноземного нашествия, в данном случае нашествия турецкого». В то же время, провозгласить независимость — значит защищать себя собственными силами, которых, может быть, и нет. Брестский мир Ониашвили назвал «финалом», который «довершает позор и разложение большевистской России»: «не спрашивая совершенно закавказские народы», не считаясь с их волеизъявлением, Совнарком «самочинно заключил с Германией позорный мир и отдал Россию — Германии, а Закавказье — Турции»[27].