Крушение мировой революции. Брестский мир - Юрий Фельштинский

Тем не менее не все приветствовали идею отделения от России. Против, в частности, высказалось русское население Закавказья. В резолюции Временного бюро русского национального совета по этому поводу говорилось, что Временное бюро русского национального совета, не признавая Совет народных комиссаров правомочным заключать мир, не признает и условий мира, касающихся границ Закавказья, а потому не находит возможным отдавать Каре, Ардаган и Батум Турции. Бюро, однако, предлагало Закавказью не отделяться, а найти способ объединить свои силы «со всей революционной демократией России» и вместе вести борьбу против брестского диктата[28].

Сам Закавказский сейм шел на провозглашение независимости со смешанным чувством[29]. Ироничным казалось, что в независимости Закавказья оказывался заинтересован первейший враг — Турция[30]. Риск был и в том, что Закавказье могло при прямых переговорах с Турцией потерять больше, чем по Брестскому миру. 5 марта в Сейме по этому поводу от имени партии «Дашнакцутюн» выступил Врациан, как раз и указавший на то, что Турция после провозглашения независимости Закавказья может не отойти к границам 1914 года и не ограничиться уже полученными по Брестскому договору тремя округами.

10 марта, на последнем заседании сессии Закавказского сейма, посвященном вопросу о независимости, царило замешательство. «Заседание ничем не кончилось, — записал очевидец. — Все разошлись, ощущая большую неловкость»[31]. Закавказье оказалось в положении более трудном, чем Россия. Ленин по Брестскому миру в основном отдавал территории, которые все равно не смог бы удержать и контролировать, причем отдавал их под оккупацию германской армии — более цивилизованной, менее жестокой, чем турецкая. Закавказье могло капитулировать и потерять жизненно важные для страны районы. Но могло попробовать сопротивляться турецкому нашествию (и рисковало потерять еще больше территорий и разорить население тех областей, которые оказались бы под оккупацией турок или в районах военных действий).

Именно эти вопросы и обсуждались 11 марта в штабе Кавказского фронта на совещании военных и государственных деятелей, посвященном возможности продолжения войны с Турцией. Мнение военных сводилось к тому, что Закавказье сопротивляться не может. Так считал, в частности, полковник генерального штаба Шатилов, сообщавший, что у турок на Кавказском фронте сосредоточены три дивизии: 37-я, 42-я и 11-я. Шатилов не исключал, что «недели через три турки выйдут к Батуму или даже высадят десант западнее города, чтобы отрезать Батум от остального Закавказья». С занятием же Батума турки смогут действовать в направлении на Ардаган и угрожать Карсу, причем «если Закавказье отделится от России, может быть потерян Черноморский флот, и тогда будет не исключена блокада Батума»[32].

Пессимистично был настроен главнокомандующий войсками Кавказского фронта генерал-майор Лебединский. В рапорте председателю Закавказского комиссариата он доносил, что, получив 10 марта от турок телеграммы с предложением очистить Батумскую и Карсскую области и Ардаганский округ, он, намереваясь «противиться этому предложению вооруженной силой», прибыл в Батум, чтобы на месте оценить возможности для обороны, и выяснил, что город совершенно не готовится к турецкому нашествию и что на Приморском направлении никаких войск нет. «Вопрос обороны границы Закавказья от наступления турецких сил, — заключил Лебединский, — является совершенно безнадежным и, в связи с настроением народных масс в тылу» — отсутствием единства у закавказского населения — «может иметь самые печальные последствия»[33].

Однако социал-демократические деятели, в руках которых находилось руководство страны, подобно революционерам в России считали, что состояние дел в момент революции определяют далеко не только перевесом в военной силе. Закавказские меньшевики предлагали то же самое, что и меньшевики в России: встать на путь организации общенародной войны против захватчиков. Жордания считал, что необходимо «поднять народное движение», организовать народную милицию (без ограничения возраста), отозвать мирную делегацию, так как она «действует неблагоприятно на воображение населения»; Красную гвардию — отправить на фронт, Черноморский флот — купить, поскольку «флот будет служить тому, кто даст деньги». Через тот же Черноморский флот Жордания планировал закупить продовольствие для Закавказья, поскольку «матросы согласились за 400.000 руб. привезти из Севастополя 200.000 пудов зерна»[34].

5 апреля на шестом и последнем заседании мирной конференции в Трапезунде Закавказская делегация согласилась на уступку туркам «всего Ольтинского округа, южной части Ардаганского, юго-западной части Карсского округа и западной части Кагызманского округа». В ответ 6 апреля в 7 часов вечера Турция предъявила ультиматум: в течение 48 часов Закавказье должно было информировать турецкую сторону о принятии условий Брестского договора в касающейся Закавказья части. Утром следующего дня председатель Закавказской мирной делегации Чхенкели телеграфировал об ультиматуме в Тифлис. 8 апреля «был получен ответ правительства с предложением максимальных уступок», которые, однако, не удовлетворили Турцию. В Тифлис была послана новая телеграмма. Срок ультиматума был продлен еще на 48 часов, но одновременно с этим 8 апреля турецкая армия начала военные действия с целью овладения спорными территориями силой. В тот же день Закавказский комиссариат послал Чхенкели в Трапезунд телеграмму с требованием к туркам прекратить военные действия под угрозой разрыва переговоров[35].

Чхенкели попросил сообщить, может ли Закавказье «силой оружия отстоять Батум, Ардаган и Каре». Если не может, каковы предельные уступки туркам. «Время не терпит», — заключил Чхенкели[36]. Однако Тифлис молчал. До 9 часов вечера 10 апреля, когда истекал срок ультиматума, ответа правительства Закавказья не последовало. Тогда закавказская мирная делегация на свой страх и риск дала согласие на признание Закавказьем Брестского мирного договора[37]. Вскоре после этого из Тифлиса пришел, наконец, долгожданный ответ за подписью Гегечкори. Закавказский сейм постановил разорвать переговоры с Турцией. Председателю мирной делегации министру иностранных дел Чхенкели предписывалось «ввиду того, что мирное соглашение по вопросу о границах Закавказья между Турцией и Закавказьем не достигнуто» немедленно выехать обратно в Тифлис. 14 апреля делегация покинула Трапезунд[38]. За два дня до этого, 12 апреля, командующий турецкими войсками в ультимативном порядке потребовал от коменданта Батума сдать город[39].

Решение разорвать переговоры с Турцией было принято на заседании Сейма 13 апреля. В 8 часов вечера его открыл председатель Сейма Н. С. Чхеидзе. Первым выступал председатель правительства Гегечкори. Он сообщил, что отоманское правительство настаивает на принятии полностью Брест-Литовского договора и не соглашается на сделанные уступки — Карса и Ардагана с оставлением за Закавказьем Батума. Гегечкори считал, что Закавказье не может отказаться от Батума — единственного выхода к морю; «при невозможности заключить позорный мир и этим подписать Закавказью смертный приговор», вопрос остается разрешить «силой оружия»; «при единении всех народов Кавказа можно рассчитывать на победу».

От имени меньшевиков за разрыв переговоров с Турцией и против признания Брестского мира выступил Церетели: «В этой неравной борьбе мы можем пасть, — сказал он,— но наша погибель может разбудить демократию великой России и поднять ее на борьбу с германским империализмом». Русские меньшевики предлагали будить революцию в Германии. Грузинские — в России. «Мы уверены, что Турция не остановится на тех условиях, которые она предъявляет на основании Брест-Литовского договора. Она пойдет и дальше», — указал Арутюнян, представитель фракции «Дашнакцутюн», и от имени армянского населения Закавказья предложил отвергнуть турецкий ультиматум. За отклонение ультиматума и условий Брестского договора выступили закавказские эсеры[40]. В результате Сейм проголосовал за резолюцию, зачитанную Жордания: «Отозвать мирную делегацию из Трапезунда и считать, что мы находимся в состоянии войны с Турцией. [...] Объявить всю страну на военном положении [...]. Обратиться к населению с манифестом».

Заранее заготовленный меньшевиками манифест тут же был утвержден Сеймом[41]. Закавказье решило драться. С военной точки зрения это решение, безусловно, было очень рискованным: уже 14 апреля турецкие войска заняли Батум[42]. На следующий день правительство обратилось к населению с призывом сопротивляться[43], причем готово было принять для этого помощь и от большевиков[44], и от Антанты[45]. Однако помощь не пришла. А вернувшаяся из Трапезунда мирная делегация убедила Сейм возобновить сепаратные переговоры.