Вопрос о технике в Китае. Эссе о космотехнике - Хуэй Юк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот второй момент будет волновать нас больше всего, а значит, мы будем заниматься артикуляцией связи между концепцией времени (природы и истории) и технологическим развитием. Кроме того, мы увидим, что усилия, предпринятые для разработки концепта времени в Китае и Восточной Азии, в целом были тесно связаны с проблемой модерна, но они утвердили весьма неоднозначное отношение к технике. У последнего есть свои последствия в современном Китае, где мы сегодня наблюдаем своеобразный парадокс: с одной стороны, там имеет место безудержное технологическое развитие в рамках научных исследований, инфраструктурных проектов и строительства (включая проект его развития в Африке); тогда как, с другой стороны, существует сильное чувство потерянности или дезориентации, связанное с тем, что Китай перестает быть Китаем, становясь вместо этого капитализмом с китайскими характеристиками – [это] не так уж сильно отличается от ситуации, предсказанной Ху Ши (см. § 16.2), в которой остатки китайской культуры служат лишь для того, чтобы видоизменять в остальных отношениях торжествующую вестернизацию. Конец европейского модерна, означающий начало процесса обретения технологического сознания, только усилил этот парадокс, так как присущее глобализации сжатие времени и пространства не оставляет места для переговоров, а с нарастающей силой подталкивает к ассимиляции.
Вот хрупкая гипотеза, вот то, что я хочу продемонстрировать на следующих страницах: моя цель здесь заключается в том, чтобы пересмотреть вопрос о технике, расположив Китай внутри европейской темпоральной оси, и подготовить место для новой программы космотехники. Однако сначала мы должны исследовать различные попытки «преодоления модерна» и извлечь уроки из их неудач. Эти исторические уроки необходимы для раскрытия глубокой проблематики модерна и ловушек, которые могут подстерегать нас впереди, когда мы попытаемся выйти за его пределы.
§ 21 Модерн и технологическое сознание
Если, как мы увидели в Части 1, холистический космологический взгляд в Китае был безжалостно ликвидирован модернизацией, то произошло это потому, что он оказался непригоден ни для сопротивления, ни для конфронтации с технической реальностью европейской и американской культуры. Моральная и космологическая структура Ци – Дао была трансформирована и перестроена материально-идеальной структурой техники. Солнце, луна и планеты двигались так же, как и прежде, но отныне восприятие их смысла, структуры или ритма было иным. В основе своей модернизация есть трансформация, если не разрушение, моральной космологии, которая выражается во всех видах китайского искусства – от чайных церемоний до каллиграфии, от ремесленничества до архитектуры.
По образцу сокрытия Платоном пространственного дополнения, задействованного в анамнесисе мальчика-раба, техника как надпись, а значит, как опора времени, была бессознательным модерна. То есть как таковая она никогда не тематизировалась в рамках модерна и всё же действовала таким образом, что конституировала само его понимание и восприятие. Заметим: бессознательное существует лишь по отношению к сознанию; можно было бы даже назвать его отрицанием сознания. Когда сознание распознает нечто бессознательное, даже будучи не способным точно узнать, с чем имеет дело, оно пытается интегрировать его, сделав функциональным. Технологическое бессознательное – самое невидимое, но в то же время самое видимое бытие; как говорит Хайдеггер, мы не видим ближайшего[417]. И как раз это технологическое бессознательное одарило cogito волей и самоуверенностью, которые позволили эксплуатировать мир, не осознавая пределов этой эксплуатации. Более поздние рассуждения о прогрессе и развитии, которые подпитывали и оправдывали европейский колониальный проект, следуют той же логике вплоть до момента, когда становятся неизбежными кризисы: промышленные катастрофы, вымирание видов, угроза биоразнообразию…
Бруно Латур формулирует это иначе: он усматривает здесь внутреннее противоречие между двумя регистрами: с одной стороны, тем, что он называет «очищением», например, природа против культуры, субъект против объекта, и, с другой стороны, тем, что он называет «опосредованием» или «переводом», то есть производством «квазиобъектов» – объектов, которые не являются ни чисто природными, ни культурными (например, дыра в озоновом слое). По Латуру, последние, представленные как гибридизация, на деле есть не что иное, как усиление очищения. Учитывая это противоречие в конституции модерна, Латур утверждает, что «мы никогда не были людьми модерна», в том смысле, что «модерн» на глубинном уровне разделяет природу и культуру, воплощая противоречие между господством и эмансипацией. Не определяя модерн в терминах технологического бессознательного, Латур, впрочем, признает, что модерн отказался от концептуализации квазиобъектов. Квазиобъект есть нечто такое, что не является ни простым объектом, ни субъектом, а представляет собой техническое опосредование между ними – например (по Мишелю Серру), когда две команды играют в футбол, мяч перестает быть объектом, выходя за рамки такого субъектно-объектного разделения. Отказ от