История морских разбойников - Иоганн Архенгольц фон

Но эта странная смесь местных суеверий с мавританскими легендами существует не в одних низших слоях общества. В Гранаде жил еще недавно старый полковник-инвалид, жизнь которого столь же достойна описания, как жизнь Жиль-Блаза. Полковник этот жил в Америке с двенадцатилетнего возраста и с любовью вспоминал о свиданиях с Вашингтоном, позже он участвовал во всех войнах испанских. В этой жизни, исполненной приключений и опасностей, он оставил одну ногу на каком-то поле сражения, пальцы на обеих руках его были изувечены. Многие посещали этого ветерана в его скромном убежище, окна которого выходили на вегу. Два или три старые карабина, рапира и пара пистолетов, тщательно вычищенные, составляли все его украшение. Несколько исторических и философских книг служили ему отдохновением. То был человек просвещенный, артист от нечего делать и рассказчик по привычке: он видел столько, что нельзя было наслушаться его. Память его была набита простонародными преданиями, истинная находка для иностранца, и должно полагать, что, рассказывая их беспрестанно, он наконец сам поверил их непреложности. Раз вечером он рассказал анекдот, предметом которого был предпоследний губернатор Эль-Гамры. Это был старый пройдоха, однорукий, правда, но зато снабженный двойным количеством оригинальности. Под его управлением Эль-Гамра казалась царским жилищем. Независимый по званию генерал-капитана Гранады, он деспотически царствовал в стенах Эль-Гамры, и никто, за исключением разве испанского гранда, не осмелился бы противиться его прихотям.

Этому достойному губернатору надоело наконец слушать беспрерывные жалобы, приносимые со всех сторон на бродяг и контрабандиров, которым развалины древней Эль-Гамры служили убежищем. В один прекрасный день решился он очистить этот притон и тотчас принялся за дело. Он устроил патрули, которым поручил беспрестанно разъезжать по тропинкам пригорков, рыться в развалинах и обыскивать окрестности.

И вот, в одно утро, когда один из этих патрулей спокойно разъезжал под предводительством капрала, чрезвычайно способного для подобных экспедиций, в близлежащей роще послышались шаги лошади и мужественный голос какого-то человека, громко напевавшего старый национальный романс. Вскоре показался он из чащи. То был человек крепкого сложения и красивой наружности, но чрезвычайно загорелый. На нем было довольно ветхое солдатское платье, и он вел за собой прекрасного, богато оседланного арабского коня. Можно вообразить себе удивление солдат при виде бедно одетого человека, никому из них незнакомого, с таким превосходным бегуном.

— Стой! — закричал капрал. — Кто идет?

— Друг, — отвечал путешественник.

— Этого недостаточно, — возразил начальник патруля, — откуда ты и куда едешь?

— Я бедный солдат, возвращающийся из армии, выслуживший там очень поврежденную голову и пустой кошелек.

— А что, друзья, — продолжал этот странный солдат, — могу ли в свою очередь спросить вас, что это за город там под горой?

— И какого же черта приехал ты, — воскликнул капрал, — если не знаешь так же хорошо, как мы, что это Гранада?

— Как! Это Гранада! Madre de Dios[19], правду ли вы говорите?

— Такую же правду, как справедливо то, что ты кажешься мне выходцем из развалин Эль-Гамры, и из опасения, чтобы ты не сбился с дороги, мы представим тебя губернатору, которому путешественник, прибывший из такого отдаленного места, верно, порасскажет прелюбопытные вещи.

При этих словах солдаты окружили незнакомца, который нисколько не противился, и повели его в город, где все прохожие останавливались, делая разные предположения насчет оборванного солдата и дорогой лошади. «Это какой-нибудь дезертир», — говорил один. «Э, нет, — возражал другой, — это контрабандир».

Третий уверял, что это должен быть начальник разбойничьей шайки, несколько месяцев уже тревожащей окрестности, и все восклицали: «Да здравствует капрал! Да здравствуют молодцы его товарищи!»

Губернатор Эль-Гамры пил в это время шоколад в компании жирного францисканца. Молодая, очень красивая, но просто одетая девушка прислуживала им. Хроника утверждает, будто эта милая особа отыскала слабую сторону губернатора и обладала искусством вести его по своей воле. Когда донесли губернатору о призе ловкого капрала, его превосходительство чрезвычайно обрадовался: это было минутное развлечение, представившееся ему взамен страшной скуки. Он поставил до половины выпитую чашку на стол, велел принести длинную саблю свою, покрутил седые усы и важно уселся в кресло, приняв самый грозный вид, потом приказал ввести арестанта. Незнакомец, по-видимому, вовсе не беспокоился о своем положении, не обращал внимания на окружавшую его стражу и бросал на все его окружающее равнодушные или насмешливые взгляды.

— Бродяга, — сказал губернатор после минутного молчания, посвященного осмотру пленника, — кажется, нам придется посчитаться с тобой. Во-первых, кто ты?

— Ваше превосходительство, — отвечал бродяга, глубоко кланяясь, — я старый солдат, возвращающийся с поля сражения, покрытый контузиями и ранами.

— А, ты солдат? Однако, судя по твоему платью, ты не кавалерист. Откуда же взялась у тебя лошадь? Надо полагать, что она также с поля битвы? Что она так же покрыта контузиями и ранами, как ты?

— О, это история, которая очень удивила бы ваше превосходительство, если бы я рассказал ее с конца в конец. Я знаю насчет этой лошади дивные вещи, вещи, которые в высшей степени интересуют безопасность этого замка, Гранады и всей страны. Но я могу рассказать все это не иначе, как наедине вам, или, по крайней мере, только в присутствии особы, пользующейся неограниченной доверенностью вашей.

Губернатор призадумался, потом приказал капралу и его подчиненным выйти из комнаты, но оставаться в таком расстоянии, чтобы могли услышать голос его и поспеть на помощь при первом зове. Потом он сказал незнакомцу: «Этот монах мой духовник и я не могу ничего скрывать от него, что же касается до этой молодой девушки, то она неспособна ни к какой нескромности. Согласен ли ты объясниться перед ними?»

— Пожалуй, — отвечал он, — слушайте же внимательно. Как я уже говорил вам, я бедный солдат, изувеченный на службе отечеству. Мне дали отставку в Валльдолиде, и я отправился оттуда в свою деревню в Андалусии. Вчера при закате солнечном я проходил по равнине Старой Кастилии…

— Попался, обманщик! — воскликнул губернатор, вскочив с кресел. — Отсюда в Старую Кастилию сто миль!

— Ваше превосходительство, — продолжал незнакомец, не моргнув даже глазом при этой улике, — вы правы, и я тоже. Кажется, я докладывал уже, что имею рассказывать удивительные вещи, но надо стараться слушать меня с наибольшим терпением, иначе я буду принужден замолчать.

— Хорошо, продолжай, — сказал губернатор, закручивая свои усы.

— Так как наступала ночь, я оглядывался во все стороны, чтобы найти ночлег. Но везде — безлюдье и пустыня, не видно было ни малейшего следа обитаемого места. Нечего было делать: оставалось расположиться на земле под открытым небом. Но кто долго служил на ратном поле, тот очень легко может провести лишнюю дурную ночь во время мира.

Губернатор кивнул в знак согласия головой, бродяга тронул слабую сторону воина, незаметная улыбка мелькнула на губах его и он продолжал:

— Чтобы не утомить вашего превосходительства, скажу, что я продолжал идти еще с час, пока пришел к мосту, перекинутому через широкий провал, на дне которого сочился источник. На одном конце находилась мавританская башня, вся изъеденная временем, но нижняя часть ее еще уцелела. «Ладно, — подумал я, — вот славное убежище». Я спустился к источнику, чтобы напиться; потом открыл свою котомку, в которой нашел три луковицы и несколько ломтиков черствого хлеба, которые доставили мне превосходный ужин. Утоляя свой голод, я услышал над собой легкий шум, выходивший, по-видимому, из внутренности старой башни. Я стал прислушиваться и очень явственно расслышал топот лошади, В ту же минуту из маленькой дверцы в основании башни вышел человек, ведя прекрасную лошадь. Так как было очень темно, я не мог рассмотреть лица его, но мне тотчас пришло на ум, что существо моего рода, бродящее в эту пору в таком уединенном месте, должно возбуждать подозрение. Правда, это мог быть такой же честный путешественник, как я, но ничто не мешало ему также быть разбойником Впрочем, мне нечего было терять, и я остался на своем месте оканчивать свой ужин, который возбудил бы зависть разве только у очень проголодавшейся собаки.

Человек, о котором говорю, свел лошадь к ручейку недалеко от меня, и тогда я мог рассмотреть его лучше. С удивлением, смешанным со страхом, увидел я, что он в древнем мавританском костюме, покрыт кирасой и стальной каской, лошадь погрузила морду в воду и пила., и пила ужасно долго.