История морских разбойников - Иоганн Архенгольц фон

Эти тяжкие условия были приняты и подписаны 25 ноября 1491 г. В продолжение перемирия Фердинанд Католик бдительнее чем когда-нибудь наблюдал за блокадой города, между тем как корабли его беспрерывно разъезжали на широте между Малагой и Гибралтаром, чтобы воспрепятствовать всякой иноземной помощи высадиться на берега андалусские. 30 декабря голод в городе дошел до того, что эмир, опасаясь возмущения, поспешил отправить к Фердинанду великого визиря Юссефа-бен-Комиха с просьбой вступить в город 6 января 1492 года. В то самое время, когда визирь выезжал из города, старый марабут, предсказывавший за десять лет перед тем падение Гранады после разорения Захары, вдруг опять появился в городе. То был ходячий скелет, в нем не осталось почти ничего человеческого, так нищета исказила его, хриплый голос его походил на могильный, и только пылающие взоры его сохранили еще остаток силы. Этому человеку не трудно было возмутить народ, доведенный до отчаяния. Он упрекал гранадцев в трусости и принес им, именем неба, как говорил он, обещание легкой победы. Бог предаст им неверных и возвысит блеск исламизма, если у них осталось довольно смелости, чтобы попытаться на вылазку. Фанатическая проповедь его имела мгновенный успех: более 20'000 человек бросились к оружию, но, вместо битвы с осаждающими, подняли бунт. Эмир был заперт в Эль-Гамре, и толпа яростными кликами требовала его головы. Скоро голод и яростная буря, разразившаяся ночью, парализовали и это последнее проявление силы умирающего города. На следующий день нигде не нашли марабута: неизвестно, был ли он убит по приказанию Абдаллы, или погиб иным образом. Но эмир почувствовал необходимость предупредить возобновление насилий и обратился за помощью к государю, которому подчинился. Прокламация испанского короля возложила ответственность за безопасность Абдаллы на все народонаселение. Вместе с тем немедленно приняли меры к занятию города без кровопролития.

5 января 1492 года из Эль-Гамры показался мрачный поезд. Проезжая на заре по самым пустынным улицам Гранады, он выступил на дорогу к Альпухаррасским горам: это было семейство Абдаллы с его сокровищами и служителями под прикрытием немногих мавров, оставшихся ему верными в несчастии. В то же самое время отряд христианских воинов в сопровождении Эрнандо де-Талавера, епископа Авильского, подъехал к наружным стенам Эль-Гамры. Эмир, заранее уведомленный о его прибытии, приказал оставить отворенными ворота дворца своих предков, а сам с телохранителями поехал навстречу испанскому королю. Фердинанд Католик, Изабелла Кастильская, наследник престола и инфанты, окруженные блестящей свитой и предшествуемые процессией духовных и монахов всех орденов, выезжали из Санта- Фе, чтобы вступить в последнее убежище мусульманского владычества. Шествие остановилось на пушечный выстрел от стен для выжидания сигнала, что город занят. Вдруг большой серебряный крест, служивший знаменем испанской армии, явился на самой высокой башне Эль-Гамры рядом с хоругвием Св. Иакова. При виде этого, король и вся свита его бросились на колени, а монахи запели псалом победы. Недалеко оттуда встретили эмира у Холма Мучеников. «Король христиан, — сказал Абдалла, подавая ключи своей столицы, — вот остатки арабского владычества в Испании. Тебе отныне принадлежат мои владения, моя печальная власть и я сам! Такова воля Бога, и я преклоняю чело свое пред Его святою волею. Прими милостиво мое уничижение и будь верен своим обещаниям».

Фердинанд Католик, исполненный радости, произнес несколько слов утешения, которых эмир не расслышал, потому что не дожидаясь их, поехал по следам своего семейства. Испанская армия в тот же день заняла все посты в городе при звуках труб, смешивавшихся с пением духовенства. Мавры заперлись в домах своих, чтобы не видать торжества врагов.

Мухаммеду-Абдалле-эль-Зогоиби дали в Альпухаррасских горах большие поместья. Он нагнал свое семейство между развалинами деревни. Поднявшись на гору, откуда в последний раз открывались отдаленные минареты Гранады, усеянные испанскими знаменами, несчастный эмир не мог удержать слез своих и, закрыв лицо руками, воскликнул: «Увы, есть ли под небом другая горесть, которая могла бы сравняться с моей!»

— Скажи лучше стыд! — глухо проговорила султанша Аиша, мать его, стоявшая подле него. — Да, ты имеешь право оплакивать как женщина прекрасное царство, которого не сумел защитить как мужчина!

Абдалла не отвечал ничего. Несколько минут спустя поехали далее. На следующий год неутешный эмир, не могший жить дольше подданным в стране, в которой прежде царствовал, объявил Фердинанду, что намерен покинуть Испанию. Хитрый политик немедленно согласился на желания человека, присутствие которого беспрестанно его тревожило и рано или поздно могло послужить к опасному восстанию. В распоряжение его был отдан корабль, который отвез его на берега Марокко, где он нашел у своего родственника Мулей-Ахмеда уединенное убежище, из которого вышел только через 34 года, чтобы погибнуть в возмущении, блистательно защищая от него власть, оказавшую ему гостеприимство.

Все уничтожающее время оставило между арабами Магриба чудное предание, которое предсказывает возрождение их владычества над всей Испанией. Это верование, довольно общее между грамотными маврами и переходит от поколения к поколению. Они тщательно избегают смешения пород, чтобы сохранить свою породу во всей чистоте, и у них низший класс народа с истинным почтением смотрит на потомков нескольких некогда могущественных родов, в которых хранятся предания об их царском происхождении. У многих из этих изгнанников хранятся планы дворцов, которыми обладали их предки в Гранаде, есть даже такие, которые могут показать ключи этих древних жилищ, — это доказательства их прав; эти предметы для них драгоценнее, чем для нас раскрашенные гербы, и если бы по какому-нибудь политическому перевороту действительно мавры когда-нибудь восстановили свое владычество над Испанией, то за торжеством обладания немедленно вспыхнули бы войны между претендентами на корону.

Полуденный испанец сохранил в нравах своих тип мавританского племени, с которым смешался, легенды исламизма сделались его легендами, и особенно в окрестностях Гранады они производят на воображение народа истинное чародейство. Вам покажут там, почти дрожа от страха, развалины башни, называемой Семиэтажной. В основании ее, говорят, заключаются богатства одного мавританского государя, стерегомые страшным привидением, которое поныне еще, время от времени, в беззвездные ночи, выходит из развалин и под видом безголовой лошади пробегает улицы Гранады, преследуемое шестью воющими догами. Есть люди, которые говорят, что деды их знавали людей, бывших свидетелями этого, старухи и няньки пугают им детей, а ученые таинственно говорят, что это привидение — душа эмира, зарезавшего шестерых сыновей своих и построившего эту башню для того, чтобы скрыть их трупы.

Не более тридцати трех лет тому, рассказывают, жил бедный человек, знакомый во всех окрестностях, ремесло которого состояло в том, что он отправлялся за льдом в Сьерру-Неваду и продавал его в Гранаде. Тио Николо, так звали его, возвращался однажды в юрод около времени сиесты с порядочной ношей, когда вдруг почувствовал неодолимый позыв ко сну и сел на своего осла, чтобы удобнее продолжать путь. Он скоро громко захрапел, голова его покачивалась во все стороны, между тем как животное, предоставленное самому себе, твердым шагом шло по краям пропастей и дорогой щипало волчцы. Наконец, Николо проснулся и начал протирать глаза. День был уже далеко, месяц светил на средине неба и осел мелкой рысцой сбегал с небольшого склона к какому-то городу в углублении равнины, с крышами как-будто серебряными. Но то была не Гранада: в нем не было ни тенистого собора, ни колоколен приходских церквей, ни монастырей со святым крестом, а везде куполы и минареты с мусульманским полумесяцем. И между тем как изумленный Николо смотрел на этот незнакомый город, длинный ряд вооруженных людей поднимался к нему навстречу, то скрываемый до половины неровностями почвы, то открываясь вполне при лунном сиянии. Богу известен страх, овладевший Тио Николо, когда с ним поравнялся авангард этой мавританской армии! Осел его, опустив уши и дрожа всем телом, стоял как вкопанный. Оставалось пропустить всю процессию. Мавры все были мертвенно бледны, не слышно было ни стука копыт, ни звуков военной музыки, хотя ясно можно было видеть движения барабанщиков, цимбальщиков и трубачей. За отрядом следовал гранадский великий инквизитор на белом муле, имея возле себя двух мавританских наездников в черных одеяниях. Эта неожиданная встреча святой особы в таком обществе несколько ободрила честного Николо, который, спустившись с осла, стал на колени и перекрестился, чтобы удостоиться благословения почтенного прелата, но сильный удар в голову сбросил его и осла в пропасть. Он опомнился уже после солнечного восхода, осел недалеко завтракал и казался весьма довольным своей судьбой, потому что корзины опорожнились во время падения и весь лед растаял. Тио Николо печально вернулся в Гранаду. Первый прохожий, которому он осмелился сообщить свое приключение, осмеял его, другие, поучтивее, уверяли его, что он видел все это во сне, некоторые, менее разборчивые в выборе терминов, называли его помешанным, но странный случай озадачил вскоре всех неверующих: три дня после этого происшествия великий инквизитор умер скоропостижно!