Моя шокирующая жизнь - Эльза Скиапарелли

Затем следует красивая, мягкая страна Чили. Покинув Винья-дель-Мар, напоминавший Круазетт в Каннах, я снова поднялась на значительную высоту в Андах. Взлетев над Андами и зная, что посадка невозможна, увидела над одной скалой возвышающуюся статую Христа и вспомнила известную детскую итальянскую книгу «От Апеннин до Анд»[135], в которой рассказывается, как маленький итальянский сирота отправляется по морю, один и без денег, завоевывать Аргентину и после многих удивительных и трогательных приключений становится миллионером. Самолет медленно спускался, как в свободном падении, к равнинам Аргентины, к Буэнос-Айресу, напоминавшему Париж 1900 года с его жилыми районами, похожими на авеню Виктора Гюго, и торговыми кварталами, имеющими вид ящиков с отличной молодой телятиной, – последнее место, где должна жить женщина. Оттуда я улетела в Бразилию с ее заколдованными лесами и знаменитой Сахарной Головой[136]. Там нашла старых друзей, среди них сэра Ноэля Чарлза, выручившего меня во время борьбы за витамины. Он ездил в удивительном «роллс-ройсе», служебной машине посольства в течение многих лет. Кузов ее был из стекла, и у меня было такое впечатление, будто я королева, представленная на обозрение толпы. Луи Жуве[137] со своей труппой каждый вечер играли при полном зале с огромным успехом. Он привез с собой все декорации – настоящий подвиг, особенно что касается сложных декораций Челищева[138] для «Ондины», пьесы Жироду. Главной «приманкой» была Мадлен Озерей[139]; невероятная в роли Ондины, однажды вечером она превзошла сама себя и танцевала для нас на пляже, закутанная лишь в газовую ткань, словно эльф. Жуве хотел поехать со своими актерами в Северную Америку, но в конце концов получил визы только для себя и Мадлен. Ему предложили выгодный контракт в Голливуде, но он отказался покинуть свою труппу. Потом я уехала, пролетев над лесами так низко, что можно было различить обезьян, попугаев, дикие орхидеи, пышное цветение и необыкновенно широкое устье Амазонки, – этакое цветение жизни.

Далее я полетела в Нью-Йорк, где нашла такое занятие, которое включало не только дело. В это время бизнес меня удовлетворял полностью и вызывал желание более широко приложить свои силы и способности.

В тот период Скиап получила множество предложений заняться новыми швейными предприятиями и руководить ими.

Но согласиться я не могла, потому что, если она будет полностью держаться в стороне от швейного дела, то может оказаться в чрезвычайно странном положении. Она отвергла все эти предложения, вплоть до самых заманчивых, и все время сохраняла надежду и ждала – без всякой выгоды, сознавая свой долг по отношению к Дому моды на Вандомской площади. Это единственная дань, которую она могла ему предложить: не вступать в конкуренцию ни с чьей деятельностью, даже самой ничтожной, если таковая там еще происходила.

Работа в комитетах помощи меня никогда не привлекала, т. е., к несчастью, они не избежали политического влияния. Были образованы две ассоциации, имевшие в действительности одинаковые цели и злобно взиравшие друг на друга. Одна называлась «Свободная Франция»[140]; другая, основанная и руководимая Энн Морган, – «Американская помощь Франции».

Мне посчастливилось сотрудничать с необыкновенными женщинами. Случилось так, что я работала с ними бок о бок в области организации помощи: Энн Морган и ее секретарь Гиллем, Изабелла Кемп, Кетлин Хейлз, Терез Бонни и Флоренс Конрад. Эти имена недостаточно известны. Были и другие, но эти женщины составляли подлинное ядро доброй воли и понимания; они были способны забыть самих себя, как никто другой, отличались трогательной скромностью, умением любить ближнего и, наконец, глубокой преданностью стране, на которой, казалось, уже пора поставить крест, – Франции. Изабелла Кемп долгие годы прожила во Франции и стала фанатичным, непоколебимым другом. Эта девушка, племянница мультимиллионеров, которые всегда жаловались на нищету, она неизменно раздавала свои деньги друзьям, если те по-настоящему в них нуждались, или просто любителям брать взаймы (единственный ее недостаток – она путала одних с другими и всем верила). В начале войны Изабелла организовала кассу взаимопомощи в своей квартире на набережной Вольтера. Монументальная и ростом, и своим благородством, и преданностью, она, как могла, приняла на свои плечи заботу о судьбе Франции, сняла огромный ангар, наполнила его колыбелями и отдала в распоряжение солдатским женам, которым требовалось место, где можно оставить ребенка, пока они искали работу. Эти женщины ставили на пол как попало тощие тюки с пожитками, а дети, разномастно одетые (кто-то – с муниципального базара, другие – от парижских кутюрье), играли, или, спокойно усевшись на горшки, жевали печенье, или разрывали на части плюшевого американского медвежонка.

Эта значительная ассоциация оставалась единственной до того момента, когда против собственной воли Изабелле пришлось покинуть страну. Она откровенно выражала свои устремления и обладала чувством юмора. Однажды в разговоре с подругой по телефону она сказала: «Генерал? О, я из него сделаю все, что захочу! Прикинусь “малышкой” у него в руках». Это был намек на известную в то время песенку. Последствием этого так называемого частного разговора стал вызов ее к этому генералу, чтобы держать ответ за недостаток уважения к военной власти. Но когда она вошла в его кабинет, не слишком понимая, что происходит, ворчливый усатый генерал сдался перед этим ураганом доброй воли, и Изабелла получила все, что ей требовалось для дела.

Именно Изабелла повела меня на Мэдисон-авеню, дом 457, в штаб Комитета координации французской помощи – АПФ (Американская помощь Франции). Эта организация объединяла пятнадцать тысяч добровольцев из трехсот ассоциаций во всех штатах, оказывала помощь не только Франции, но и Англии, собирая средства, чтобы сохранить братство и цивилизацию. Энн Морган, основавшая ассоциацию, ревниво и благородно в ней царствовала. У этой властной женщины была только одна цель в жизни – как помочь Франции. Во время Первой мировой войны, находясь в прямом контакте с французской армией, работая и делая для нее все, что могла, она стала другом многих ее руководителей, среди них и маршала Петэна. За это ее строго критиковали и даже оскорбляли те, кто думал иначе и считал себя безгрешным. Несмотря на это, ей во многом помогали американское правительство и французы, живущие за границей. Тысячи писем от узников тюрем и детей свидетельствовали о действенности ее организации.