Сулла - Франсуа Инар

Тогда же, когда Сулла захотел разрешить своим солдатам, бывшим в большинстве своем под его командованием по меньшей мере с 88 года (некоторые из них были набраны за несколько лет до этого для операций Союзнической войны), разместиться, все было несколько по-другому, чем когда речь шла о предоставлении возможности социального включения людей, бывших кадровыми военными, располагавшими только небольшим сбережением — результат собранной за много лет добычи. Однако владение землей было основополагающим в звании гражданина, и не могли представить другой формы интеграции, как ту, которая заключалась в передаче каждому из них участка пахотной земли и право претендовать на общинные земли. С другой стороны, немыслимо было оставить на собственное усмотрение более 120 000 человек, и учреждение гражданских сообществ, основывающихся на легионерских связях и солидарности, гарантировало определенную стабильность этих популяций, даже если все бывшие солдаты не почувствуют особой сельскозяйственной способности и если, следовательно, многие из них довольно быстро перепродадут свой лот (в принципе неотчуждаемый, но все же). Таким образом были «колонизированы» Этрурия (Арреций, Волтурн, Фезулы, Флоренция, Хивзий), Умбрия (Сполеций, Интерамна, Тудер, Америя), Лациум (Ариция, Бовилай, Кастримоний, Гавис, Тускул), Кампания (Помпеи, Урбана, Капуя, Галатия, Нола). Была даже организована колония вне полуострова: на Корсике, в Алерии. Если этой массовой колонизацией и не были модифицированы сельскохозяйственные структуры Италии, именно потому что множество лотов было перепродано, все же нет никакого сомнения, что она позволила поддержать мелкое земледелие в центрально-меридиальной части полуострова в момент, когда убыстрялся процесс концентрации и трансформации способа эксплуатации.

Чтобы избежать любой критики принимаемых решений, была принята другая мера: введение новых членов в сенат, ряды которого очень поредели с 86 года из-за рассредоточения, расправ, потерь в результате сражений, а также (и особенно) из-за проскрипций. Почтенное собрание едва ли сохранило половину своего состава, и в лучшие дни собиралось около 150 сенаторов. Итак, Сулла обратился к lectio senatus, как это делали цензоры и так, как это было естественно в силу того, что с предыдущей цензуры прошло пять лет: прежде всего он вернул всех тех, кто был лишен Марием, Цинной или Карбоном прав заседать; затем назначил сенаторами всех тех, кто, имея необходимое состояние, отличился в войне. Так поступил в 216 году диктатор Марк Фабий Бутеон, набравший борцов, чьи дома были украшены останками врагов или кто получил гражданский венец. Это не был выбор, нравившийся всем, и антисулланская пропаганда, развернувшаяся в последующие десятилетия, не упустила случая сыронизировать над этими новыми сенаторами скромного происхождения, выходящими за общепринятые рамки. Во всяком случае, когда он набрал каких-то 150 нехватавших членов сената, чтобы достичь полного состава, то смог приняться за огромную задачу реорганизации, которую себе установил.

Но эта реформаторская деятельность не могла нормально вестись, если не сопровождать ее активной пропагандой, которая представляла ее как спасительную и благотворную. Вот почему Сулла придал исполнению своей магистратуры особую пышность. Он приказал идти перед ним двадцати четырем ликторам (тогда как консулы имели только двенадцать), и его соратники начали распространять определенные слухи, имевшие целью сделать из него исключительную личность в истинном значении этого слова: не руководитель партии победителя, но новый создатель Рима — второй Ромул. С ним Рим узнает новую эру мира и благоденствия, как это обещали монеты того времени, отчеканенные с рогом изобилия — сказочного предмета, данного Зевсу его кормилицей, козой Аматеей. И одним из самых важных моментов психологической подготовки римлян стала грандиозная постановка триумфа.

Эта особая церемония, отмечающая возвращение в Рим полководца-победителя, является самым высоким религиозным, военным и политическим отличием, которым может быть удостоен высший магистрат. II век знал серию триумфов, отмечавших различные этапы завоевания; для тех, кто их отмечал, они были поводом обогатить Рим добычей, которую принесли.

В самом деле, благодаря собранной во время завоевательных операций добычи uiri triumphales предыдущего века придали Городу монументальный вид, которого он был лишен: это началось с работ общественной значимости, таких как строительство первого каменного моста, начавшегося в 179 году (но настил был положен только в 142 году), или оснащение торгового порта (emporium) строительством пристани, и особенно возведение огромного склада, около трех гектаров, разделенного на сводчатые нефы, поддерживаемые 294 опорами. Но внимание триумфаторов было направлено прежде всего на политические и религиозные аспекты Города, и каждый из них желал оставить свой след в самых значительных местах общественной жизни. Так, Квинт Цецилий Метелл, который стал называться Македоником после своего триумфа над македонцами в 146 году, приказал пристроить к зоне Цирка Фламинского на Марсовом поле портик, предназначенный служить монументальным украшением двум храмам: храму Юноны Рейнской (освещенному с 179 года) и храму Юпитера Стратора, первому храму Рима, построенному полностью из мрамора. Ансамбль был дополнен статуями двух божеств. Они были выполнены двумя греческими мастерами. Выбор этой зоны Марсова поля был неслучаен: отсюда выходил триумфальный кортеж pompa triumphalis. Таким же образом строительство арки («триумфальной») над Священным путем при входе в Форум впереди кортежа было выполнено Квинтом Фабием Максимом в 121 году для празднования его победы над аллоброгами и отвечало той же заботе. Позднее, после победы над кимврами и тевтонами, Гай Марий и Квинт Лутаций Катулл, совместно отмечавшие триумф, посвятили храмы Фортуне.

Это желание быть отмеченным на общественном пространстве Рима (с разрешения сената, остававшегося хозяином решениях урбанизма, так же, как и процедур покупки или передачи участков и контроля на строительных торгах) объяснялось характером «апофеоза» триумфа: чествуемые и их семьи, естественно, испытывали желание, чтобы в Городе осталась об этом память. Действительно, как только сенат давал добро на триумф и его финансирование, церемония готовилась на Марсовом поле в Цирке Фламинском, откуда выходил кортеж, следовавший неизменным маршрутом. Он входил в интрапомериальную зону через триумфальную арку (то есть через правую арку — при входе — Карменталийских Ворот, которые открываются на Форум Голиторий), проход, который подвергся разрушениям, затем идут по Викусу Югарию почти до Форума, спускаются к реке по Викусу Тускусу Велабре и оттуда, оставив слева круглый «храм» Победоносного Геркулеса на Форуме Боария (который еще существует и который гиды называют часто из-за кругообразного плана «храмом Весты»), пересекал Цирк Максима и продолжал огибать Палатин, чтобы вернуться на Форум по Священному пути; далее пешком до храма Конкорд, поворачивал налево и поднимался по склонам Капитолия, по Капитолийскому Клию, чтобы достичь храма Юпитера.

Со всей Италии прибывали сюда, чтобы присутствовать на этой церемонии славы одного человека, сына Рима, и весь город принимал участие в триумфе: улицы были украшены, храмы открыты, и везде кортеж приветствовали возгласами. Обязательно во главе шествия выступали магистраты и сенаторы, которые, дав согласие на триумф, признавали славу полководца и его армии; затем следовали музыканты, за ними длинный кортеж предметов, подношения стран, портреты врагов, воспроизведенные в уменьшенных моделях взятые крепости; затем золотые короны, преподнесенные «освобожденными» городами, и вся добыча, взятая во время кампаний. Затем вели жертвы для жертвоприношения Марсу и Юпитеру — белых быков, чьи рога были украшены лентами, затем иногда шли самые представительные пленные. Для них шествие заканчивалось перед подъемом на Капитолий: далее их вели в тюрьму, находившуюся рядом, чтобы там убить (так закончили жизнь Югурта, Верцингеторикс). Начинался военный кортеж в чистом виде: ликторы, одетые в пурпурные тоги, с прутьями и топорами, и музыканты, идущие впереди колесницы, квадриги белых коней, на которых триумфатор, одетый в атрибуты Капитолийского Юпитера: на тунику, украшенную пальмами, была надета пурпурная тога, усеянная золотыми звездами, в левой руке он держал скипетр из слоновой кости с орлом, в правой — лавровую ветвь; он был в лавровом венке, а сзади него общественный раб держал над головой золотую корону Юпитера. Его дети, соответственно их возрасту, находились на колеснице или на лошадях в свите. Сразу же за колесницей шествовали легаты и трибуны, которые служили в штабе во время кампании, так же, как все значительные граждане, которые были обязаны триумфатору своей жизнью или свободой.