Маугли из Космоса - Марк Антоний

составе экипажа корабля похитителей, Куратор начал пристально следить за его судьбой, ожидая счастливого случая.

Случай представился, когда детеныш вырос и превратился в матерого контрабандиста, закаленного в космических передрягах. Пришлось помочь ему с легализацией, которая автоматически сделала из преступника полноправного подданного Амарогролской Правящей Трибы. Пока суть да дело, амарогролы сцепились с соотечественниками Куратора. Сам он служил всему Галактическому Сообществу, и эта скоротечная война, окончившаяся полным разгромом последней в Галактике империи, вызывала в нем лишь брезгливое недоумение. Правда, оно не помешало Куратору трезво оценить открывающиеся возможности. Став подданным Амарогролской империи, прямоходящий млекопитающий по кличке «Примат» был призван в ряды ее вооруженных сил, отважно сражался и даже был награжден какими-то медалями. Погибнуть Куратор ему не позволил. Когда империя рухнула, новые республиканские власти решили выслать бывшего контрабандиста на его родную планету. Вот тут-то агенты Синдиката и вышли на Примата с предложением послужить на благо всего Галактического Сообщества. Прямоходящий млекопитающий предложение принял. Остальное было делом техники.

Куратору не в чем было себя упрекнуть. В условиях абсолютного запрета на какие-либо действия в пределах планеты людей развитие операции «Подкидыш» можно было считать безупречным. До сего дня. Покуда в дела Синдиката не влез своими грязными псевдоподиями господин Генеральный обвинитель Галактического Трибунала. Подумав о нем, Куратор почувствовал сильнейшее раздражение. А как известно, в стрессовой ситуации четырехугольный панцирь взрослого квадролида с треском раздвигается, выпуская наружу боевые, сочащиеся смертоносным ядом серповидные жала. В те далекие времена, когда квадролиды населяли только одну, но чрезвычайно суровую планету, такое преображение внушало врагам трепет, теперь же оно выглядело крайне неприлично.

Опасаясь, что вот-вот опозорится перед робосекретарями, которые, конечно, не преминут растрепать об этом по всей Ариолле, Куратор торопливо поднялся, покинул конференц-зал, стремительно пересек громадный, по счастью, пустой в это время суток вестибюль, поднялся в свой кабинет. Здесь можно было скинуть просторную хламиду, укутывающую квадролида в присутствии посторонних, и дать волю чувствам, но, оказавшись в одиночестве, Куратор вдруг успокоился. Интуиция подсказывала ему, что дело, как обычно, удастся спустить на тормозах. И даже если этот тупица Орох-ан-Орох изойдет на личинки, бывший контрабандист все равно уже на родной планете. И он должен выполнить задание.

Должен, а выполнит ли? Этот вопрос мучил Куратора с той самой минуты, когда командир патрульного корабля сообщил ему, что агент по кличке Примат высажен на третьей планете системы желтого карлика. Мучил его он и в тот момент, когда в насыщенном растворе рабочего терминала начало кристаллизоваться закодированное личным шифром Куратора сообщение. С трудом дождавшись окончания процесса, он провел по многогранной поверхности клешней, и на мгновение матерый квадролид превратился в беспомощную личинку, оказавшуюся в пасти свирепого пластуна-мимикроида.

Сообщение гласило: «Мой Соргот! По нашему недосмотру птичья клетка попала в обезьянник. Приматы возбудились. Скоро полетят перья. Таркан».

К счастью, в кабинете Куратора никого, кроме него самого, не было, поэтому никто не услышал зловещего треска его раздвигающегося панциря.

Глава 32

Ничего путного Аля не придумала ни ночью, засыпая, ни утром.

Миша, едва позавтракав, поднял тяжеленный рюкзак с привезенными из Нижнеярска железками, прихватил сломанный телевизор и уединился в мастерской. Оттуда немедленно раздался стук молотка, повизгивание ножовки по металлу, жужжание сверла. Прислушиваясь к этим звукам, Аля копошилась на кухне, с грустью думая, что не сказала вчера самого главного — о своей беременности, но не соваться же с этим сообщением к нему в мастерскую. Может, Миша починит, наконец, телевизор? Дело терпит — не завтра же рожать.

Муж работает, и жене надо. Окинув хозяйским взором дом, Алевтина обнаружила признаки запустения, которые ускользнули от нее, когда она наводила порядок накануне.

Оказалось, что работы у хозяйки невпроворот, и к обеду она не управилась. А когда убрала наконец в дальний угол тряпку, веник и совок, сообразила, что ни самого обеда, ни ужина приготовить не успела. Хороша хозяйка… Аля метнулась к рукомойнику, потом — во двор, яйца собрать из-под несушек, но пробегая мимо мастерской, удивилась тишине. И вспомнила, что уже давно не слышала, как Миша работает. Сменила траекторию, рванула дверь на себя. В тусклом свете уходящего дня отчетливо был виден верстак, заваленный металлической стружкой и обрезками цветного провода, закапанный канифолью, тускло поблескивающий серебристыми нашлепками припоя, молоток, пассатижи, отвертки, паяльник и даже — раскуроченный телевизор. Миши не было.

Аля машинально прикоснулась к кожуху паяльника — чуть теплый. Выходит, ушел муж совсем недавно и, похоже, унес с собой то, над чем трудился. Нехорошее предчувствие зашевелилось у нее в душе, хотя она прекрасно понимала, что сегодня Миша далеко уйти не может. Поход с группой школьников — это не прогулка по окрестностям, к нему действительно нужно подготовиться. Нет, предчувствие не имело отношения к сегодняшней отлучке мужа — Але не нравилась сама идея похода с кружковцами. Может быть, потому что Миша относился к нему уж слишком серьезно? Вот и в Нижнеярске пропадал почти целый месяц. Чем он там столько времени, спрашивается, занимался?

А что если он нашел в областном центре другую? Приехал в большой город по делам, встретил местную красотку и влюбился. Красотка оказалась не слишком взыскательной особой, приветила приезжего у себя и не отпускала, покуда не надоел. Картинка получилась столь анекдотичной, что Аля даже прыснула в кулак. Нет, глупости это все. Что-то иное держало Мишу в Нижнеярске, что-то серьезное — и вряд ли связанное с походом или, по крайней мере, не только с ним. Аля машинально потянула из путаницы металлической стружки жесткий завиток, и ее вдруг осенила та самая мысль, которую она тщетно пыталась ухватить со вчерашнего вечера, когда они с Мишей сидели на завалинке и смотрели на звезды.

Догадка эта была настолько страшной, что Аля закричала, словно от нестерпимой боли. Нет-нет-нет! Этого не должно быть! Он не может так поступить с нею! Она же столько ждала его. Столько вытерпела. Она сделала для него все что могла! И сделает еще больше. Отдаст ему всю себя, до последней кровиночки. Лишь бы он остался с нею. Не уходил. Не бросал ее с маленьким Вадиком — ведь это его сын! Неужели же Миша не хочет встретить ее из роддома, взять в руки крохотное тельце, прижать его к сердцу? А потом, гулять с малышом в коляске, гордо показывать знакомым, укачивать на ночь, а когда сын подрастет — рассказывать ему свои сказки о невероятных приключениях в далеком космосе?..

Первый шок прошел, боль отпустила сердце, к Але вернулась способность рассуждать более-менее