Дом Морганов. Американская банковская династия и расцвет современных финансов - Рон Черноу

любовь отца. В более поздние годы он выполнял функции почтового отделения, информируя мать о перемещениях Пьерпонта за границей и сообщая отцу о местонахождении матери. Это было формально и неловко, но Пьерпонт и Фанни никогда не настраивали своих детей друг против друга. Будучи убежденным викторианцем, Пьерпон уважительно расспрашивал Фанни и старался свести к минимуму дискомфорт Джека.

В письмах, часто полных благочестия, Джек проповедовал Фанни покорность. Жизнь, утверждал он, - это просто вопрос преклонения перед вечными истинами. Разве не смирившись с неизбежностью, он смирился со своим отцом? В душном, патриархальном мире Морганов возможности Фанни были крайне ограничены. В одном из писем 1900 года он поздравил ее с улучшением здоровья, а затем сказал: "Держись за него теперь, когда оно наконец пришло, и не растрачивай свое здоровье на вещи, которые кажутся тебе необходимыми, потому что они доставляют удовольствие другим. Позвольте людям делать что-то без вас, и тогда вы сможете делать что-то для них". На этом проповедь окончена, и сбор не производится".

Фанни так и не смогла достичь такого святого смирения и испытывала страшные муки. В 1901 году, когда она посетила Рим, Джек написал ей письмо, в котором с особой силой выразил свою убежденность в том, что она должна покориться своей судьбе. Хотя Пьерпонт не упоминается, его призрак витает в воздухе:

Ваше письмо из Рима показалось мне отчетливо голубым. . . Я знаю, что в Ваших обстоятельствах есть много вещей, которые Вам и другим хотелось бы иметь иначе, но нужно принять неизбежное как то, что не в Ваших руках, как смерть или сильное беспокойство. Ничего из того, что можно было бы сделать и не сделать, не превратит два и два в пять - если четыре неприятны, есть моральная и религиозная необходимость принять этот факт и верить в вечную любовь, которая стоит за неприятностями.

Сомнительно, чтобы какая-либо женщина могла полностью удовлетворить аппетиты Пьерпонта. В нем было два Пьерпонта - правильный банкир и чувственный, связанные между собой экстремальным давлением; Пьерпон так и не смог объединить их. Его отношение к женщинам характеризовалось обычным двойным стандартом. В банке он был категорически против женщин-сотрудниц, а с женщинами, , которые, по его мнению, обитали в отдельной сфере, он не обсуждал дела. Раз в год, на Новый год, Фанни обедала в "Корнере" - единственный раз, когда приглашались женщины. Однако дома он был совсем другим человеком. Одна из посетительниц дома 219 по Мэдисон-авеню однажды поддразнила Пьерпонта, сказав, что, хотя дома он очарователен, на работе он внушает ей страх. Пьерпонт покраснел, начал протестовать, а потом сказал: "Боюсь, что вы правы".

Для Пьерпонта брак требовал благоразумия, а не верности. Речь шла о том, чтобы отдать дань условностям. В январе 1902 г. Чарльз Шваб, ныне президент U.S. Steel, отправился на автомобиле в Монте-Карло вместе с бароном Анри Ротшильдом; их скандальные выходки в рулетку попали на первые полосы нью-йоркских газет. Эндрю Карнеги, испытывая отвращение к "подлому" Швабу, писал Пьерпонту: "Конечно, он никогда не мог так низко пасть в нашей компании. Его отставка была бы немедленно потребована, если бы он это сделал". Джордж Перкинс сообщил Швабу, что инцидент не вызвал скандала у Пьерпонта и что Шваб должен идти вперед "и хорошо провести время". Вернувшись в Нью-Йорк, Шваб стал защищаться, заявив Моргану, что он не прибегал к закрытым дверям. "Для этого и существуют двери", - огрызнулся Морган. Несомненно, он обладал широкой полосой цинизма. Однажды он сказал своему коллеге: "У человека всегда есть две причины для совершения поступков - хорошая и настоящая". Показательное высказывание человека, который называл себя совестью Уолл-стрит.

В вопросах искусства Пирпонт придерживался пуританских стандартов. Будучи членом правления Метрополитен-опера, он сыграл важную роль в отмене постановки "Саломеи" Рихарда Штрауса. История безумной принцессы, желающей получить голову Иоанна Крестителя, показалась зрителям слишком дерзкой. Кроме того, репетиции проходили по утрам в воскресенье, что возмущало местное духовенство. Постановка была сорвана. В смущении другой член правления, Отто Кан, написал Штраусу, что "ответственность за вето на "Саломею" должны разделить неуклюжесть и искренняя, но в данном случае совершенно неуместная религиозность Моргана".

Защищая общественную мораль, Пирпонт совершал любовные эскапады на борту своих яхт, в частных железнодорожных вагонах и на европейских курортах. Уолл-стрит утверждает, что он коллекционировал старых мастеров и старых любовниц. "Немногие женщины могли противостоять его леонидным любовным утехам", - утверждал один из ранних биографов Пьерпонта. В его жаворонках можно увидеть привычную комедию пожилого человека, внезапно расстегнувшего пуговицы, - он мог быть веселым Санта-Клаусом. В Париже он приводил любовниц к ювелиру на улице Мира и приглашал их побаловать себя. Однажды в Каире он бросил на стол в гостинице горсть золотых украшений и крикнул дамам: "А теперь, , угощайтесь!". (На вечеринке присутствовал епископ: присоединился ли он к веселью?) Во время одного из выездов в Сиэтл каждому подарили по меху. Нью-йоркская шутка начала 1900-х годов, по-видимому, относилась к цветущему лицу и щедрости Пьерпонта. Одна девушка из хора говорит другой: "У Шенкли я достала жемчужину из свежей устрицы". "Это ерунда", - отвечает ее подруга. "А мне из старого омара досталось целое бриллиантовое колье".

Учитывая театральный подход Пьерпонта к бизнесу, вполне уместно, что он предпочитал общество актрис. Он тяготел к женщинам свободным и независимым, дерзким и энергичным. Ходили слухи, что за любовь Лилиан Рассел он соперничал с Бриллиантовым Джимом Брэди. Но самый знаменитый его роман был связан с высокой, сладострастной Максин Эллиотт. Это была статная женщина с темными глазами, длинной шеей и внушительной фигурой. У нее был провокационный язык - то, что всегда привлекало Моргана. "Вы, мужчины с Уолл-стрит, похожи на каннибалов, - дразнила она его. "Вы пожираете все, что попадается под руку, если это съедобно". Она так язвительно отозвалась о проекте Corsair III - особенно о том, что Пьерпонт разместил каюты под палубой, - что он изменил планировку.

Максин Эллиотт стала первой женщиной, построившей театр на Бродвее, купив необходимый участок через два месяца после паники 1907 года. Скандалисты приписывают финансирование Моргану. Когда в 1908 г. он и Максин вернулись из Европы на одном корабле - редкий случай для Моргана, - журналисты спросили его, имеет ли он долю в театре. "Единственный мой интерес к театру Максин Эллиотт заключается в том, что я хотел бы получить бесплатный билет в ночь премьеры", - ответил он. Легенда гласит, что он делился своими любезностями с королем Эдуардом VII, с которым она познакомилась в Мариенбаде