Саймон Холодное Сердце - Джоржетт Хейер

— Но если вы умрете, милор’, какая вам тогда польза от истребления Бельреми? Мне уже приходилось слышать подобные угрозы.

Саймон улыбнулся.

— Вы плохо думаете обо мне, сэр, если полагаете, что мои капитаны не выполнят мой приказ, живой я буду или мертвый.

— Да? Но вы становитесь невежливы, милор’. Графиня вовсе не намерена лишать вас жизни. Условия графини состоят в том, что если вы уведете своих людей из Бельреми и дадите слово никогда больше не возвращаться сюда, она передаст вам сэра Алана Монтлиса, как только вы оставите город.

— Благодарю мадам графиню! — резко прозвучал в ответ голос Саймона. — Однако мне кажется, она слишком горда.

— Одним словом, милор’, вы отказываетесь?

— Я отклоняю эти условия.

Изваяние на троне снова заговорило своим ясным голосом:

— Скажите ему, кузен, пусть хорошенько подумает. Если он не примет моих условий, я прикажу без промедления убить сэра Алана Монтлиса и его самого отправлю туда же.

Саймон стоял, ничего не говоря в ответ на это. Глаза шевалье загорелись в предвкушении триумфа.

— Есть над чем подумать, милор’?

Саймон не обратил на вопрос шевалье никакого внимания.

Он смотрел на мадам Маргарет.

— Это ваше последнее слово, мадам? — спросил он ее.

— Да, мое последнее слово, — ответила она.

И тогда Саймон сорвался с места. В один мин он оказался на возвышении и, выхватив из ножен меч, приставил его к груди графини.

Раздался вопль ужаса. Мужчины бросились к возвышению, но застыли как вкопанные, когда Саймон отвел свою руку назад, готовый нанести смертельный удар. Левой рукой он схватил запястье Маргарет и, обернувшись, через плечо смотрел в зал.

— Еще шаг — и ваша госпожа умрет, — спокойно сказал он. — Перемирие кончилось.

Графиня не дрогнула. Во взгляде ее темных глаз не было ни тени испуга. Шевалье уронил свою розу.

— Милор’, милор’,— залепетал он, сильно побледнев, — применять силу к женщине — это… это нельзя.

— К ведьме — можно, — оборвал его Саймон. — Если я не найду сэра Алана живым и невредимым, я уничтожу эту амазонку.

По телу шевалье пробежала дрожь. Одна из фрейлин от ужаса громко зарыдала.

Саймон перевел взгляд вниз, на гордое лицо графини, и увидел в ее глазах выражение дерзкой смелости и презрения.

— Тех шестерых детей, мадам, мой капитан держит под надежной охраной, — сказал он. — Вы увидите, как их убьют.

Помимо воли у нее дрогнули веки. Саймон видел, как судорожно подергиваются мышцы у нее на горле.

— Вы не посмеете!

Саймон усмехнулся.

— Откажитесь приказать вашим людям подчиниться мне, мадам, — увидите тогда, на что я решусь.

— Негодяй! — швырнула она ему в лицо, задыхаясь от злости. — Детей убивать! Какая же ты дрянь!

— Нет, не я, вы станете их убийцей, мадам.

— Сначала я убью Алана Монтлиса! Анри де Малинкур, — и ярости крикнула она, — идите и убейте этого пленного англичанина Алана!

— Да, идите, — сказал Саймон.

Под острием меча проступило маленькое красное пятно, но графиня Маргарет не уклонялась от меча. Она лишь нетерпеливо топнула ногой.

— Идите, я сказала!

Тот, кому это было сказано, нерешительно переминался с ноги на ногу.

— Мадам, — виновато и умоляюще сказал он, — я не могу…

— Трус! Кто исполнит мой приказ? Не смейте больше называть меня вашей госпожой, если отказываетесь повиноваться мне!

Шевалье поднял дрожащую руку.

— Ради Бога, не надо. Милор’, это дело мужчин. Пощадите мою кузину.

Саймон еще сильнее сжал запястье мадам Маргарет, вынудив ее прикусить губу от боли.

— Прикажи людям — пусть поклянутся Богом подчиняться тебе, — сказал он.

— Сначала ты убьешь меня! — сквозь стиснутые зубы ответила она.

— Подумай о своих людях, о детях Бельреми.

Маргарет смотрела в его свирепые глаза, словно пыталась проникнуть в его мысли и не могла этого сделать.

— Ты хочешь разжалобить меня, чтобы я уступила!

— Видит Бог, у меня этого и в мыслях не было. Откуда в тебе взяться жалости? Не ты ли нарушила перемирие?

Разъяренная, как тигрица, она еще раз обратилась к мужчинам, как будто вросшим в пол.

— Вас десять, а он один! Думаете, он посмеет убить меня? Схватите его, я приказываю!

Меч чуть глубже впился в ее грудь, и красное пятно под его острием начало растекаться.

Взгляд шевалье перебегал с лица Саймона на лицо Маргарет, и всякое подобие высокомерия улетучилось из них. Наконец он шагнул к леди Маргарет.

— Кузина, ты должна уступить! Умоляю тебя, не будь такой упрямой, это глупо.

— Уступить? Этому английскому извергу? О!

— Будьте благоразумны и послушайтесь своего кузена, — сказал Саймон. — Даю вам одну минуту на размышления, а потом — не взыщите!

— Ты сам выносишь себе приговор! — вскричала Маргарет. — Стоит мне пальцем шевельнуть, как десять человек нападут на тебя.

— Это бесполезно, — сказал Саймон. — Если меня убьют, завтра к восходу солнца в городе не останется ни одного живого француза. В вашем распоряжении минута, мадам. Думайте.

Шевалье всплеснул руками:

— Кузина, ты сошла с ума. Я вынужден объявить себя регентом ввиду твоего безумия. Кто из присутствующих здесь откажется признать меня своим сеньором?

В ответ прозвучала негромкая разноголосица, означавшая согласие.

— В таком случае я подчиняюсь вам, милор’, от имени графини Маргарет.

— Нет, никогда! — воскликнула графиня, резко подавшись вперед.

Опоздай Саймон хоть на мгновение отдернуть меч назад, и графиня Маргарет нашла бы свою смерть.

Саймон небрежно поклонился шевалье:

— Клянетесь ли вы перед Богом не прибегать к насилию и обструкции ни теперь, ни впоследствии?

Шевалье грыз ногти, лихорадочно ища выхода из положения и с ненавистью поглядывая на Саймона.

— Клянусь перед Богом не прибегать ни к насилию, ни к обструкции ни теперь, ни впоследствии.

— И за ваших людей?

— И за моих людей.

— Так. А теперь, мадам, вы отведете меня к сэру Алану Монтлису. Эти господа пойдут впереди нас, — отрывисто проговорил Саймон.

— Милор’! — побледнев от злости, воскликнул шевалье. — Это необходимо? Причем тут моя кузина? Я же дал вам клятву!

— Ваша кузина нужнее мне, чем клятва, потому что благодаря ей вы и дали мне клятву, — ответил Саймон.

В шевалье бурлило чувство оскорбленного достоинства.

— Вы, кажется, не доверяете нам, сэр?

Зеленовато-синие глаза Саймона сузились:

— Любезный сеньор, я был бы слишком глуп, если бы поверил нашему слову.