Мюнхен - Франтишек Кубка

Но, несмотря на это, мамаша Мартину все-таки пошла и купила противогаз для Еничека.

— Ребенку нужно выжить! — сказала она. — Нам-то все равно!

Проводились занятия по светомаскировке. Объявлялись учебные тревоги, люди ходили в убежище, расположенное в пивном подвальчике в соседнем доме.

Однажды пан Комарек сказал, что он собирается пойти послушать выступление Готвальда. На это Мартину ответил:

— Сходите, пан Комарек! Готвальд долгое время жил в России и хорошо разбирается во всех этих делах. Потом расскажете мне, о чем он там говорил…

Если бы мистер Чемберлен знал, что происходит в Чехии, он, наверное, постыдился бы лететь в Берхтес-гаден. Но мистер Чемберлен не постыдился даже английского народа. Он с удовольствием бросился бы на колени и стал бы молиться на Гитлера, поскольку верил, что тот в свое время сотрет с лица земли Москву. А посему Чемберлен собирался принести ему в дар земли малого народа в центре Европы, которые Гитлер желал заполучить по причинам, о которых он пока умалчивал.

59

Известие о предательстве народ узнал в тот день, когда лорд Ренсимен отбыл из Праги в Лондон. Накануне вечером он присутствовал на банкете у французского посла в том самом Букойском дворце на Велкопршеворской площади, где в свое время Луи Барту так радовался перспективам заключения договора между Парижем, Москвой и Прагой. А лорд Ренсимен в своем резюме рекомендовал Чехословакии «пересмотреть свои внешнеполитические отношения». Это означало, что Прага должна отказаться от союза с Парижем и Москвой и подпасть под опеку Гитлера. Как же иначе понимать? Ведь лорд рекомендовал предоставить немцам в чешских землях право на самоопределение или же передать пограничные территории гитлеровскому рейху. В этих районах Чехословакия возвела оборонительные укрепления. Теперь они достанутся Гитлеру. Но лорд проявлял заботу и о будущем урезанной Чехословакии. Он предлагал, чтобы оставшимся в ней немцам была предоставлена автономия, а в будущем чешском правительстве находился судетонемецкий министр. В этой новой, урезанной Чехословакии должна быть по закону запрещена деятельность тех партий и отдельных лиц, которые придерживаются враждебных германскому рейху взглядов…

На банкете у французского посла лорд Ренсимен не сказал ничего о том, какие рекомендации он везет своему правительству. Тут он сохранил дипломатическое молчание.

В тот день произошло еще одно событие. Без проводов отбыл в Берлин гитлеровский посол Эйзенлор. Он не подозревал, что волею судьбы ему была сохранена жизнь. Если бы не было лорда Ренсимена и его посреднической миссии, наемный убийца должен был застрелить посла, чтобы был предлог для вступления армии рейха в Чехословакию. Так было предусмотрено планом «Операция Грюн».

Третьим событием, случившимся в тот же день, была поездка Чемберлена в Берхтесгаден.

Мистер Невиль Чемберлен делал вид, что он намерен сказать Гитлеру следующее: «Англия придет на помощь Франции, которая объявит Германии войну, если Гитлер нападет на Чехословакию, и в тот же момент в войну на основе своих договорных обязательств вступит и Россия». Это означало бы для Германии ведение войны на два фронта. Такая война, как еще предвидел Бисмарк, имела бы для Германии роковой характер. Многие люди в других странах верили, что премьер английского правительства выскажется именно таким образом, ибо им не было известно то обстоятельство, что не только чешским помещикам и банкирам, но и самому Чемберлену ближе был победоносный, а не разгромленный фашизм.

В это время по Московскому радио передавали статью из газеты «Правда». В ней говорилось, что поездка Чемберлена в Германию станет торгом за Чехословакию, что политика сговора с агрессорами не отодвигает войну, а приближает ее.

Гитлер долго не занимался с Чемберленом в Берхтесгадене. Но английский премьер давно не был таким важным, как при отъезде, когда шеренги людей с вытянутой правой рукой торжественными выкриками приветствовали его на улицах горного городка возле горы Ватцманн.

Люди в Праге не слышали выкриков из Берхтесгадена… Но они услышали весть о предательстве…

Они услышали весть о предательстве, когда по радио передали сообщение об отлете французских министров Даладье и Бонне в Лондон, куда их спешным порядком пригласил Чемберлен.

В это время в Чехии хоронили убитых четников. Министр внутренних дел произнес краткую речь, сказав, что они пали за свободу родины и их жертвы не были напрасными.

В тот же день пражское правительство приняло решение о проведении чрезвычайных мер. Была ограничена неприкосновенность личности и жилища, ликвидированы тайна переписки, право на объединение в союзы и проведение собраний. Правительство посягнуло на свободу печати. Таким образом, были затронуты как раз те права, ради которых умирали люди в схватках с генлейновцами в пограничных районах. Ведь в этих схватках погибали не только чешские четники. Погибали также чешские и немецкие рабочие, их жены. В это время на сокольском стадионе в Праге размещали семьи чешских и немецких рабочих, бежавших из пограничных районов. Всего тут скопилось несколько тысяч человек — мужчин, женщин, детей.

Придя к вечеру в редакцию, где он уже целую неделю не был, Ян узнал, что пан шеф-редактор исчез. Утром он вышел из своей квартиры, расположенной на самом верхнем этаже дома и направился в машине редакции в Град. С собою у него был чемодан. Затем он попросил отвезти его на аэродром. Шоферу сказал, что будет ожидать английскую делегацию журналистов, которая прилетает в Прагу через Париж. Шофер получил указание уехать в гараж. На вопрос водителя, что делать с чемоданом, он сказал, чтобы тот отнес его в зал ожидания. Шофер так и сделал и вернулся в гараж. С тех пор пан шеф-редактор будто в воду канул. Из президиума правительства позвонил секретарь, назвавший себя Жиачеком, и распорядился, чтобы работой газеты пока руководил редактор Гинек. Гинек, надушенный одеколоном больше обычного, уселся за стол и написал передовицу о необходимости сотрудничества Чехословакии со всеми соседями. Якобы политика союзничества с Москвой изжила себя. Франция не проявляет к ней интереса, поэтому и Прага теряет к ней интерес. Мир можно сохранить иными средствами. О них уже давно говорил председатель правительства Годжа. Экономическое сотрудничество с Придунайскими странами и дружественное отношение к Германии обеспечат мир и процветание республики.

Корректор принес Яну гранки этой статьи. Прочитав статью, Ян направился к Гинеку:

— Пан коллега, до тех пор, пока я веду иностранный отдел, эта статья не выйдет.

Гинек поднял голубые глаза от газеты «Прагер тагблатт» и, побледнев, решительно произнес:

— Эта статья выйдет!

— Тогда я уйду!

— Пожалуйста, можете уйти, к примеру, в «Руде право», пока ее кончательно не запретили. Директор Аммер, который вел со мной переговоры от имени правления, придерживается подобного же мнения.

— Я ухожу по собственному желанию!

— Об этом я сообщу администрации! Честь имею кланяться!

Таня была счастлива.

— Наконец-то ты, Енда, стал свободным!

— Ты знаешь, что происходит? Нас предают!

— Уже давно, Енда!

— Я снова безработный!

— Как и тысячи других. Через неделю я буду совсем здоровой и тогда меня отсюда выпустят. Пойдем вместе на улицы!

— А потом?

И они начали говорить о Еничеке, о том, как бабушка покупала ему противогаз.

— Танечка, ты уедешь с родителями и с Еничеком куда-нибудь в деревню. В Праге все равно будет эвакуация!

Она с улыбкой взглянула на него своими большими веселыми глазами и, обвив шею руками, прошептала:

— Ох, ты, большой ребенок, ведь я должна работать!

Начало смеркаться, и ему пришлось расстаться с Таней.

Под звездным ночным небом Прага никак не могла уснуть. На всех перекрестках стояли группы людей и оживленно дискутировали. Пассажиры в трамвае читали вечерние газеты. В парках на лавочках не видно было влюбленных, но лавочки не пустовали. И млад и стар говорили об удивительных вещах, которые происходили, но о них в газетах не было ни слова. И радио об этих вещах молчало.

— Я слушал радиостанцию Вены. Ругают нас на чешском языке. Гайда собирает своих приверженцев. Через месяц исполнится двадцатилетие республики. К тому времени уже будем воевать.

Послышался голос молодой девушки:

— Войны не будет! Гитлер побоится! А правда, что на аэродроме в Кбели стоят советские самолеты?

— Кто знает. Если не стоят, то прилетят, когда наступит время.

— Русские войска к нам не придут! Сначала им придется разбить Польшу.

— Польшу? Для них это было бы пустяковым делом.

— В любом случае какой-нибудь коридор они найдут!

Кто-то весело рассмеялся. Но тут раздался еще один голос: