Мариэтта - Анна Георгиевна Герасимова

обретаются (обретались) не где-то и когда-то, а в русской истории, что «частные» события, отразившиеся в старых письмах или чудом сохранившихся дневниках, – неотъемлемая часть той же истории, а происходившее «вчера» и случившееся сегодня (вроде бы имеющее значение лишь для немногих) взывает к фиксации – мемуарной и дневниковой.

Та же потребность просвещать надиктовала в новой социокультурной ситуации три «полки» книг «Не для взрослых» с неизменным императивным подзаголовком «Время читать!» (М.: Время, 2009, 2011). В этот ряд встают организации олимпиад для школьников, живущих во глубине России, попечение о провинциальных библиотеках (добывание и доставка книг, на закупку которых у государственных учреждений нет средств), публичные лекции и встречи с не-столичными читателями, т. е. огромная работа последних десятилетий, требовавшая постоянных путешествий по нашей – своей – неоглядной стране. На мой взгляд, та же воля к просвещению (воспитанию чувств) и вера в ее действенность обусловила сотрудничество М.О. с демократической властью в 1990-х и ее общественную деятельность в новом веке. Не политикой она занималась (даже когда в 2007 г. согласилась войти в первую тройку кандидатов СПС на выборах в Государственную думу!) – пыталась споспешествовать «сбережению народа» (использую речение И.И. Шувалова, приведенное Солженицыным в статье «Как нам обустроить Россию?»), одновременно просвещая тех политиков, что соглашались М.О. слушать. Она была убеждена, что сегодня в нашей стране много достойных, думающих, совестливых, умеющих и хотящих работать людей, которым, как воздух, нужна поддержка. (Ср. в цитированном выше предисловии к книге С.В. Житомирской, после четкой аттестации пореволюционной эпохи обезличивания и «низведения больших масс <…> до низменного уровня: «Но в то же самое время Россия ХХ века дала огромное количество прекрасных людей».) Это были ее читатели «действующие» и потенциальные, и М.О., по всему своему устройству, не могла бросить их на произвол судьбы.

В три последние десятилетия немногие гуманитарии задавались простым вопросом: Чего стоят наши знания, наша верность культуре, наша любовь к родному языку и великой литературе, если завтра «Капитанскую дочку» сожгут в печи? (Пусть иначе, более «цивилизованным» способом, чем это виделось героям «Белой гвардии». Пусть оставив некоторому количеству чудаков возможность сколько угодно – в свободное от зарабатывания денег время – читать и обсуждать в своем кругу не только Шекспира, Пушкина, Диккенса, Толстого, но и Мандельштама с Пастернаком. Да хоть Оруэлла с Солженицыным!) Не задавалась этим вопросом и М.О. Не задавалась потому, что видела натиск «нового» варварства так же ясно, как в 1950–80-х – действенность советского вандализма. Разоблачение неразлучных насилия и лжи необходимо, но никак не достаточно. Оно запросто может повергать в апатию – не только гражданскую, но и духовную. Из чего биться, если «Капитанскую дочку» уже… нет, не «сожгли» – аннигилировали? К чему тратить силы и время, если дети вырастают без «Сказки о царе Салтане…» и «Конька- Горбунка», а для отроковиц и отроков строки крыловских басен, «Горя от ума» и «Евгения Онегина» – китайская грамота? Принять такой порядок вещей М.О. не могла – она верила, что история нами не заканчивается, а «само собой» ничего не происходит. Она строила будущее – всеми возможными способами. Для сбережения и свободного развития русского языка и русской литературы (пребывающих ныне не в лучшей форме) публицистика М.О. (в т. ч. рассказы об ушедших друзьях и коллегах; здесь не могу обминуть пронзающую, как высокие лирические стихи, эпитафию Натану Эйдельману – «Еще не вспоминая – помня», см.: Тыняновский сборник: Четвертые Тыняновские чтения. Рига, 1990) и ее книги для детей (в первую очередь – чудовищно недооцененная трилогия о Жене Осинкиной) имеют не меньшее значение, чем «Поэтика Зощенко», «Жизнеописание Михаила Булгакова», статьи «Три “советских” нобелевских лауреата», «Язык распавшейся цивилизации: Материалы к теме», «Поколение 1890-х в Советской России» (все вошли в книгу «Новые работы: 2003–2006» – М.: Время, 2007). Весьма вероятно, другие читатели работ М.О. (прежде всего родные и по-настоящему близкие) сочтут необходимым список этот скорректировать и расширить. Дело законное. Кроме прочего, потому, что мало кто ответственно поручится, что читал и помнит все написанное М.О. (Про себя со стыдом признаюсь: читал далеко не все, что следовало бы прочесть.) Надо ли говорить, что издание сколь возможно полного библиографического указателя трудов М.О. Чудаковой – дело необходимое и неотложное.

То же относится к републикации исследований Чудаковой, прежде всего не вошедших в «Избранные труды» (М.: Языки русской культуры, 2001; планировавшийся второй том этого издания печати не досягнул) и «Новые работы…». Если эта задача будет выполнена, нам и нашим детям откроется «История русской литературы советского времени», которую М.О. написала, хотя не озаглавила и не представила под одним переплетом или «серией» сходно оформленных книг. Так в 1977 г. тщанием М.О., Евгения Абрамовича Тоддеса и Александра Павловича Чудакова обрело плоть, неотменимо вошло в состав живой культуры прежде распыленное (доступное лишь фрагментарно) и задвинутое в темный угол наследие Тынянова. Создатели тыняновского тома «Поэтика. История литературы. Кино» (его интеллектуальный масштаб ныне потрясает не меньше, чем при первом чтении) исполнили свой долг – тем, кому дороги М.О. и ее дело, надлежит исполнить свой. Ибо мы живем не в чужой, а в своей стране.

Этими словами Мариэтта Омаровна завершила вечер памяти Юлиана Григорьевича Оксмана, приуроченный к 90-летию выдающегося ученого и гражданина, само имя которого (равно ссылки на его классические работы) в позднесоветские времена находилось под жестким запретом. Иногда, впрочем, преодолеваемым. Вечер прошел в музее Маяковского, то есть буквально в пространстве Лубянки. День точно назвать не могу (дневников, увы, никогда не вел), но, поскольку Оксман родился 30 декабря 1894 (11 января 1895), предполагаю, что дело происходило в январе (феврале?) 1985-го. Уверенности при датировке добавляет память о том, что реальный мороз в тот вечер не уступал «метафорическому».

Наталья Новикова

Мариэтта Омаровна с любым подростком запросто находила общий язык. Запросто. И вообще я не встречала людей, которые бы так любили детей, с такой верой в них. Она же не уставала повторять, что если дети чего-то не знают, не умеют, не хотят знать – это наша вина. Когда она приезжала к нам в школу, там как раз учительница одна пришла, с ребенком, и Мариэтта Омаровна взяла его на руки подержать. И он спокойно к ней пошел. А я-то ребеночка этого знаю, он даже взгляда чужих не выдерживал. А тут спокойнехонек. Но на фото <см.> – детишки детдомовские, для них все взрослые – свои. Им Мариэтта Омаровна привезла тогда книги. Сколько ею книг развезено по всей России.

Елена Мочалова

Сегодня прощание с Мариэттой Омаровной.