Счастливо оставаться! (сборник) - Татьяна Булатова

– Кто это тебе сказал?

– Папа.

– А папа тебе не сказал, что иногда людям, даже очень близким, нужно отдыхать друг от друга?

– Нет. Он от тебя никогда не устает, – щедро приоткрыла завесу над папиными тайнами Маруся.

– Устает, – не согласилась с ней женщина. – И потом…

– Потом вы разведетесь, – продолжила начатую фразу Машка и всхлипнула: – А я останусь одна, как Сонька.

– Какая еще Сонька?

– Сонька Локтева.

Тамара поняла, откуда ветер дует: прямо из третьего «Б» класса, ученики которого перемывали кости своим отсталым предкам.

– У нее тоже родители друг от друга отдыхали-отдыхали, отдыхали-отдыхали, а потом раз – и развелись.

– И что теперь?

– Теперь она всю неделю с мамой, а по воскресеньям – с папой.

– А ты бы что хотела?

– А я бы хотела всю неделю и с тобой, и с папой.

– А сколько ты уже без папы, дорогая?

– С утра.

– И я с утра. Значит, он, Машка, развелся с нами обеими.

– Да ладно! – не поверила Маруся.

– Вот тебе и ладно, – притворно пожаловалась Тамара и рассмеялась: – Балда ты, Машка. Куда твой папа от тебя денется?

– А от тебя? – на всякий случай поинтересовалась девица.

– И от меня.

– А ты?

– А что я?

– А ты тоже не денешься?

– И я тоже не денусь.

– Ну и я тогда не денусь, – успокоилась Машка и перевернулась на живот. Потом о чем-то вспомнила и нарочито равнодушно спросила: – То есть вы любите, что ли, друг друга?

– Что ли любим, – призналась Тамара и ущипнула Марусю за упругую попу.

– Ну, ма-а-ама! – взвизгнула та, и все в этом мире встало на свои места. Как было. И как должно быть.

Виктор спустился на пляж часам к двенадцати. Зачем – неизвестно. Прожив с этой женщиной восемнадцать лет, он так и не смог привыкнуть к тому, что даже свой отпуск Тамара организует в соответствии с расписанием. Просто оно несколько отлично от того, по которому живет семья в остальное время года. На море воля этой женщины была особенно впечатляющей: 8.00 – завтрак, с 8.30 до 11.00 – море, 14.00–16.00 – дневной сон, 17.00–19.30 – снова море, а дальше допускались различные варианты.

– Понимаешь, я человек сквозного времени. Мне важно видеть план каждого дня и определять его цели, – декларировала мужу свои жизненные принципы Мальцева.

– Ты слишком категорична, – упрекал Виктор супругу, но тем не менее с удовольствием покидал пляж в тот момент, когда некоторые из отдыхающих только до него добредали, и с не меньшим удовольствием клал на ухо подушку, чтобы в долгожданной тишине переварить казенный обед.

С Марусей вопрос решался проще простого. Ей якобы предоставлялся выбор:

– Твое право, – играла в демократию ее мать, – не спать днем. Ради бога!

Машка гордо расправляла свои загорелые плечики.

– Но…

Девочка вопросительно поднимала бровки.

– Но… тогда твой отход ко сну планируется на более раннее время.

– На какое? – уточняла Маруся, решая про себя сложную задачу – «Быть или не быть».

– Девять.

– Ско-о-олько?!

– Девять.

– Ма-а-ам, ты что-о-о-о? – возмущалась Машка. – Здесь даже грудных детей в это время не укладывают.

– Грудных детей, Мария, вообще не укладывают. Они и так все время спят.

– Да ну-у-у, – сомневалась девочка и подозревала мать в даче ложных показаний.

– Вот тебе и ну!

– Ну я же не засну! – шантажировала Машка родительницу.

– Ну и не спи, – неожиданно легко шла навстречу Тамара.

– А вы?

– А мы гулять.

– До скольки? – уточняла Маруся срок своего заключения.

– Как получится.

– А если я буду днем спать?

– Тогда и ты гулять.

– До скольки получится?

Тамара не удостаивала дочь ответом. В результате та делала правильный выбор. Согласно установленному расписанию.

В соответствии с ним девочки Мальцева на пляже отсутствовали. Солнце светило нещадно, обжигая бледные тела вновь прибывших. Море, взбаламученное у берега, недовольно бряцало галькой, выплевывая похожие на веревку водоросли, целлофановые пакеты и пластиковые бутылки. Под навесом отдыхающие играли в карты, разгадывали кроссворды, грызли семечки и обменивались новостями. Песок, темный от отбрасываемой тентом тени, был сырым и на удивление грязным.

Оглядевшись по сторонам, Мальцев не рискнул расположиться надолго. Сбросил рюкзак прямо на гальку, поздоровался с теми, чьи лица за эти десять дней стали до боли знакомыми, быстро разделся и направился к морю. Виктор медленно вошел в воду, сторонясь резвящихся детей, и, набрав полную грудь воздуха, красиво нырнул. Потом долго фыркал, отплевываясь, не зная, как дальше распорядиться своим телом, какое положение придать ему в пространстве. За последние восемнадцать лет он знал единственную точку опоры – собственную жену. Но в отличие от Архимеда мир переворачивать не собирался. Просто если Тамара отсутствовала рядом, Виктор переставал понимать про себя и про то, что вокруг.

Об удивительной привязанности Виктора Сергеевича Мальцева в миру ходили легенды, после знакомства с которыми лица мужского пола презрительно крутили пальцем у виска, а женщины устремляли взор к потолку и отчаянно завидовали той, на которую «ни за что ни про что» свалилось счастье – не пьет, не бьет, слова грубого не скажет, на руках носит, по дому помогает… А что небогат, так не беда это. Главное, чтоб мир в семье и покой. В тесноте, да не в обиде! С милым рай в шалаше! И везет же дурам! Стервам этим! Какого парня!..

За восемнадцать лет существования семьи Мальцевых возникла четкая оппозиция в позициях.

На левом фланге расположились поклонницы Виктора Сергеевича, среди которых чинно выступали просто мама, Тамарина мама, Тамарины тетки, сотрудницы Виктора, сотрудницы Тамары, соседки и их мамы, мамы Марусиных одноклассников и еще несколько молодых особей, проходящих под названием «стажерки и практикантки».

На правом фланге держала оборону группа поддержки Тамары Мальцевой.

Центристская позиция принадлежала друзьям семьи, тайно поддерживающим силы либо левого, либо правого фланга.

Пожалуй, единственным подлинным конформистом в вопросе распределения голосов выступала Маруся Мальцева, с недавних пор взявшая на себя ответственность за репутацию семьи.

– Какой у тебя замечательный папа! – закатывали глаза левофланговые.

– У меня и мама ничего, – спокойно и взвешенно добавляла девочка.

– Да… мама у тебя – то, что надо! – восхищенно провозглашал правый фланг.

– И мама – то, что надо, и папа – то, что надо, – мудро замечала Машка, цементируя родительский союз. При этом она, естественно, догадывалась, что предки ее далеки от идеала, но, движимая корпоративной солидарностью, вслух об этом заявлять не собиралась, а копила аргументы впрок. На всякий случай.

Аргументы младшей Мальцевой всегда были удивительно кстати и абсолютно некстати, если смотреть на ситуацию глазами ее родителей. Чаще всего они начинались словами: «Ты же говорила!», «Сами говорили…», «А помнишь?», «Ты же тоже так делаешь!».

Вообще, жизнь бок о бок с Марусей напоминала ее родителям роковое соседство с миной замедленного действия, да еще и с неотлаженным часовым механизмом. Сиди и думай – то ли взорвется, то ли нет. Супруги Мальцевы, так им казалось, жили в ожидании катастрофы с момента Машкиного рождения. По этому поводу Тамарина свекровь недоумевала:

– В кого это она? Витюшка был ти-и-и-ихий! Споко-о-ойный! Ни одной машинки не сломал! – с гордостью сообщала она невестке.

– Что, прям ни одной?! – притворно изумлялась Тамара.

– Ни одной, ни одной. Все дети ломают, кричат, бегают. А этот сядет в уголок и сидит. Не то что эта…

Впрочем, «эту» свекровь отчаянно любила: одаривала и тискала. Особенно большое внимание Галина Петровна уделяла интеллектуальному развитию девочки. Делать это свекровь предпочитала в стихотворной форме:

Я сижу на вишенке,Не могу накушаться,Деда Ленин говорит:«Надо маму слушаться!»

– Она у тебя ни одного стишка не знает, – строго констатировала Галина Петровна пробелы в воспитании.

– Зна-а-аю! – орала Маруся и требовала внимания:

Я си-жу на ви-и-и-шен-ке…

– Не могу накушаться, – продолжала Тамара.

– Откуда ты знаешь? – подозрительно вопрошала девочка. – Бабуля научила?

Мальцева отмалчивалась, возлагая надежды на детский сад и начальную школу. Напрасно! За три года в дошкольном заведении, гордо именуемом «Центр интеллектуального и творческого развития № 72». Маруся запомнила три стихотворения следующей тематики: «Осень», «Новый год», «8 Марта».

В начальной школе ситуация выглядела аналогично. Авторы программы по литературному чтению рассчитывали на плодотворное сотрудничество с родителями, а потому свои требования ограничили знанием не более трех-пяти стихотворений. И это в течение четырех лет!