Моё солнечное наваждение - Наталия Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замутнёнными вспышками появлялись воспоминания, прорезали сознание вопросами, на которые требовалось немедленно получить ответы. Нина? Ярина? Что с ними? Где они? Всполохи ясного сознания были настолько скоротечны, что Герман не успевал сосредоточиться ни на одной из мыслей, не мог задать ни одного вопроса. Понимание произошедшего пролетало стремительно, как метеор, оставляя дымчатый, рассеянный хвост неясного сознания.
Как позже выяснилось, в реанимационном отделении Марков Герман пробыл больше полутора недель, из них четыре дня балансируя между жизнью и смертью. Тьма не хотела забирать Германа, выталкивала наружу, заставляла молодой, сильный организм бороться, цепляться за жизнь, а свет не принимал, без устали причинял боль.
Не зря. Там, на светлой стороне, Маркова не ждало ничего. Никто не появился в день, когда его перевели в палату: отдельную, комфортную, с декоративной ёлкой на подоконнике — символом нового года, нового счастья. Последнее — как издевательство над реальностью Германа.
Первый звонок Герман сделал Ярине, услышал механический голос: “телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети”. Второй Нине, с тем же результатом. Интернет-пространство пестрело новогодними поздравлениями, ряжеными Дедами Морозами и Санта Клаусами. Нарядными ёлками, стеклянными шарами, картинами заснеженных лесов, бесконечной рекламой новогодних туров. Складывалось впечатление, будто всё, что произошло с Германом, случилось год назад, а то и вовсе не происходило. Было странным, сюрреалистичным сном.
К обеду притащился следователь, своим появлением рассеяв сомнения Маркова, — он всё-таки не сошёл с ума, ему не снилось. Всё произошло наяву: синие как высокое, прозрачное небо глаза. Тонкие ключицы под бледной кожей, за которые не жалко умереть. Выстрел, отдавшийся оглушающей болью во всём теле.
Представитель власти задавал какие-то несущественные, пустые вопросы, никак не связанные с произошедшим. На вопросы Германа, которые разрывали голову, отвечать не спешил. Отделывался формальными формулировками, а через десять минут аккуратно закрыл за собой дверь, извинившись в сотый раз за доставленные неудобства.
На пороге палаты появилась неизменная помощница по хозяйству в доме Глубоких, которая помнила Германа ещё десятилетним мальчишкой, только-только переступившим порог огромного дома и новой жизни.
— Кисель вот тебе сварила, — пряча красные глаза, сказала женщина. — Бульон, ты в детстве любил, морковку меленько порезала…
— Где Ярина, что с Ниной? — выдавил Герман.
Говорить было трудно, горло болело, голова раскалывалась от боли, каждое движение отдавалось жжением в грудной клетке на месте ранения и последующей операции.
— Нина в психиатрической больнице. — Женщина машинально смяла край тёплой кофты, резко выдохнула, продолжила: — Мне толком ничего не говорят, только в справочной, что состояние удовлетворительное. Ты позвони, врачи ведь с родственниками разговаривают… — Она протянула листок с номерами телефонов, написанными от руки в столбик, сверху была приколота визитка с фамилией врача, перечислением нешуточных регалий.
Герману фамилия показалась смутно знакомой, впрочем, ему всё казалось смутным, неясным, будто он до сих пор находился по ту сторону бытия, словно наблюдал за происходящим со стороны.
— Позвоню.
— А Ярина улетела в США, — тут же продолжила женщина. — Буквально на следующий день. Появился брат Дмитрия Анатольевича, пробыл несколько часов. С ним и улетела.
— Ясно…
— Ты бульон-то поешь, пока горячий.
— Я обязательно поем, спасибо.
— Тогда пойду я, врач разрешил не больше десяти минут. Завтра приду? — неуверенно спросила она.
— Приходите, — попытался выдавить улыбку Герман.
Добросердечная женщина не виновата в раздрае, что творился в душе Германа. Она всегда была рядом с Ниной, маленьким Геркой, а до их прихода верой и правдой служила Дмитрию. Переживала с Глубокими взлёты, падения. Поддерживала, как умела, после смерти главы семьи. Помогала, когда на пороге появилась сирота, которую необходимо было социализировать в новых условиях.
Ближе к ночи, когда время посещений подошло к концу, в палату к Герману заглянул тот, кого он никак не ожидал увидеть. Грегор Игнат Сергеевич собственной персоной.
— Как вы себя чувствуете? — первым делом поинтересовался Игнат Сергеевич, устраивая подарочную корзину с фруктами на тумбочку рядом с кроватью Германа.
— Терпимо, — ответил Герман, приподнимаясь на подушке.
— Не утруждайтесь, Герман Олегович, — подал знак Грегор. — Мой визит не займёт много времени. Понимаю, что сейчас ваше состояние оставляет желать лучшего, но всё же я посчитал нужным разъяснить некоторые моменты, которые вы, в силу обстоятельств, знать не можете.
— Слушаю вас. — Герман впился взглядом в невозмутимо спокойное лицо Игната Сергеевича, точь-в-точь такое же, каким его показывают по телевидению. Только сейчас Герман отметил, что Елисей, гордый носитель розовых волос, тощий и нескладный пацан, на самом деле похож на своего отца — человека, от которого зависит экономика одной девятой части суши планеты Земля.
— В первую очередь по поводу Нины Александровны… — Грегор взял незначительную паузу.
— Что с ней?
— Она находится под наблюдением специалистов. Поверьте, это вынужденная, совершенно необходимая мера. По моим данным, в специализированной клинике она пробудет не меньше полугода, скорей всего год. Точнее вам скажет лечащий врач. — Грегор протянул точно такую же визитку, какую Герману дала помощница по хозяйству, вот только по указанным номерам никто не отвечал. — Лучше звонить в первой половине дня, — прочитал мысли Германа незваный посетитель.
Становилось ясно, откуда Герман помнил имя, написанное на куске ламинированного картона. Тот самый чудо-специалист, к которому Грегор-старший рекомендовал обратиться Ярине.
— О Ярине, Герман Олегович, вам тоже не стоит беспокоиться, — безэмоционально продолжил Грегор. — Сейчас она находится в Соединённых Штатах Америки, проживает в Малибу. Насколько мне известно, у неё там есть недвижимость. Она улетела в сопровождении родного дяди на следующий день, сразу после того, как убедилась, что Нина переведена в психиатрическую больницу и избежит уголовного преследования.
— А она избежит?
— Это просьба Ярины, такая же как помощь вашему бизнесу, пока вы находитесь в уязвимом положении. Несколько специалистов занимаются вашими делами, вам не о чем волноваться.
— Спасибо. — Герман невольно усмехнулся.
Конечно же, ему не о чем волноваться. Его приёмная мать находится в психушке, после того, как стреляла в него. Девушка, ради которой он встал под пулю, попросту свалила из страны, не удосужившись убедиться, что он останется жив, а не отправится кормить червей в ближайшие дни, зато милостиво попросила одного из влиятельных людей мира присмотреть за его бизнесом. Какая фантастическая забота, учитывая, что часть доходов этого самого бизнеса принадлежит ей.
— Поймите, — прокашлявшись, произнёс Грегор, взял небольшую паузу, вздохнул и продолжил после того, как подобрал слова: — Девочка находилась в ужасном,
