Обвал - Николай Камбулов

— Вы его не встречали? Он такой смешной, все время играет на губной гармошке…

— Видел, видел… — ответил он. — Лейтенант…

— Вот молодец! — всплеснула руками Марта. — Нельзя ли похлопотать, чтобы ему дали отпуск? Я так соскучилась…

— Нет, нельзя, Марта… Оттуда не отпустят.

Она вздернула плечиками.

— Почему? Стоит только вам захотеть… Я знаю, кто вы! — Она поднялась, вытянула вперед руку: — Хайль Гитлер! — И, резко повернувшись, направилась к двери.

— Постойте… Откуда вы знаете, кто я? — остановил ее фон Штейц.

— Полковник фон Штейц, личный порученец фюрера… — Она пристально посмотрела ему в глаза и вышла из палаты.

«Да ты и правда чертенок, Марта! — подумал фон Штейц. — Боевая и красивая немецкая девушка».

Когда Марта вернулась, фон Штейц рассматривал удостоверение личности майора.

— Что это? — спросила Марта.

Фон Штейц закурил и, показывая на фотографию на удостоверении, сказал:

— Этот человек, Марта, чуть не убил меня. Это русский майор.

Она удивилась.

— Русский майор? — И рассмеялась. — Шутите, полковник.

Фон Штейц нахмурился: да, вот когда-то и он, фон Штейц, так думал. Красные варвары! Что они умеют, разве они могут по-настоящему воевать?.. Но Сталинград… Мой бог, это же настоящий ад! Марта не знает этого, и очень хорошо, и вообще здесь, в Германии, мало кто имеет понятие об этом, разве лишь инвалиды… Он открыл коробочку с осколками.

— Вот они… Двенадцать штук… А этот, тринадцатый, отцовский. Тринадцать надо умножить на сто. — Фон Штейц и сам не знал, почему на сто, но он минувшей ночью поклялся именно в таком соотношении отомстить за себя и за своего отца, старого кайзеровского генерала. — Я увезу эти кусочки на фронт и буду считать… за один — сто смертей.

Застывшим, тяжелым взглядом фон Штейц смотрел на коробочку, в которой лежали осколки. Марта забеспокоилась:

— Вам плохо?

— Нет, нет. — Он заставил себя улыбнуться, захлопнул коробочку и положил ее под подушку. — Марта, у меня есть просьба. Ты «Зольдатштадт» знаешь хорошо?

— Знаю, господин полковник.

Он о чем-то подумал, со вздохом сказал:

— Меня зовут Эрхард… А знаешь, сколько мне лет? Двадцать восемь… Эрхард… и никакого полковника. Поняла?

Она улыбнулась, улыбнулась потому, что еще раньше знала, сколько ему лет и как его зовут. Еще в тот день, когда его только внесли в операционную, он ей понравился, понравился тем, что не стонал, как другие раненые, и наконец тем, что был доверенным Гитлера. «Герой, герой… Любимец самого фюрера!» Когда-то, еще будучи девчонкой, она мечтала увидеть живого фюрера, вождя нации, но такого случая не представилось, фюрер ни разу не появлялся на окраине «Зольдатштадта», и было обидно. И вот теперь она сидит с человеком, который не раз и не два, а много раз встречался с вождем. Такое счастье выпадает не каждой немецкой девушке. Марта встала навытяжку перед фон Штейцем.

— Хайль Гитлер! — произнесла она.

— Хайль, — ответил фон Штейц. — Слушай, что я тебе скажу… Ты завтра поедешь в «Зольдатштадт»… Дом три на Кайзерштрассе — это мой дом. Я хочу, чтобы именно ты поехала. У меня там мать, отец и жена, тоже Марта… Это странно, но моя жена очень похожа на тебя… — Фон Штейц говорил неправду: его Марта была полной, с некрасивым, даже неприятным лицом, но он любил ее. — В дом не заходи, узнай у соседей, как они там… Потом я напишу, чтобы приехали сюда. Поняла?

— Поняла, господин полковник…

— Эрхард, — поправил фон Штейц, взяв Марту за руку.

«Святой Иисус и пресвятая Мария, какое счастье!» — радовалась Марта подвернувшейся возможности навестить своих родственников в «Зольдатштадте». Машина мчалась с бешеной скоростью. Водитель, угрюмый детина с крупным лицом и огромными ручищами, упорно молчал. Марта уже дважды пыталась с ним заговорить: ей не терпелось похвастать своим знакомством с фон Штейцем, — но тот в ответ лишь покачивал головой да криво улыбался, посасывая свою бесконечную сигарету. Не добившись от него ни слова, Марта снова и снова предавалась воображению, как подъедет к своему домику, хлопнет дверцей и крикнет, чтобы рее соседи услышали: «Вот и я, дорогая мама!»

Она хотела, чтобы в это время семья была в сборе — мать, отец и ее юный брат Ганс. О-о, как они обрадуются: приехала их взбалмошная Марта! И все сразу и потом каждый порознь будут восхищаться ее военной формой и тем, что она работает в центральном имперском госпитале и что присматривает за фон Штейцем, который много раз встречался и разговаривал с фюрером, и побывал в самом Сталинграде, и даже видел там брата Пауля. Она всем им расскажет, пи о чем не умолчит…

В километре от города водитель вдруг остановил машину и буркнул хмуро:

— Они опять бомбят! — Он хлопнул дверцей, грузно перепрыгнул через канаву и скрылся в придорожном лесу.

Марта была поражена трусостью шофера и, чтобы пристыдить парня, осталась возле машины. Самолеты бомбили с большой высоты. Их было очень много. Дробно хлопали зенитные орудия, тяжело, с надсадным кряканьем рвались бомбы. Под ногами шаталась земля. А Марта все стояла, запрокинув голову, и ждала — вот-вот запылают и начнут падать самолеты врага; она ни на минуту не сомневалась, что русские не уйдут безнаказанно, зенитчики пока приспосабливаются, но вот еще несколько секунд — и они проучат этих варваров, посмевших прилететь в самый центр Германии. Самолеты, однако, не падали, да и трудно было заметить что-либо — серые облачка зенитных разрывов, огромные клубы пыли и гари смешались, образуя сплошную чудовищную тучу. Туча эта дико гудела и грохотала.

Бомбежка длилась около часа. Она угасла внезапно. Наступила звенящая в ушах тишина. Пыль оседала. На небе появились просветы. Марта почувствовала острый запах гари. Она вытерла слезы.

Подошел шофер. Он осмотрел машину, бросил Марте:

— Садитесь! Куда ехать?

Марта села на заднее сиденье, сжалась в комочек, ответила:

— Сначала к моим родителям, потом на Кайзерштрассе, три…

…Не было ни ворот, ни двора, ли дома… Была груда камней, еще горящих и дымящихся. Подошли какие-то люди. По их разговору Марта определила, что это команда по расчистке развалин.

Однорукий майор с Железным крестом на груди спросил ее:

— Ты кто будешь?

— Порученец полковника фон Штейца! — сказала Марта.

Майор посмотрел на шофера. Парень в подтверждение кивнул.

Однорукий лихо выкрикнул:

— Хайль!

Марта направилась к лимузину. Лицо у нее было серое, а глаза сухие.

— Кайзерштрассе, — сказала она.