По воле ветра. Два удивительных путешествия к Северному полюсу: героя нашего времени и романтика викторианской эпохи - Дэвид Хемплеман-Адамс

Стокгольма. Он предложил ей посетить Скансен, музей и зоопарк под открытым небом. Пока они гуляли по парку, рассматривая старые дома из шведских деревень, Андре рассказывал Гурли о своей скорби и печали.

– После смерти матери экспедиция перестала меня интересовать, – признался он, проводя пальцем по забору возле построенного в XVIII веке деревянного дома, на крыше которого росла трава.

Никогда прежде Гурли не видела Андре таким подавленным. Казалось, неделю назад вместе с матерью умерли и его оптимистичные амбиции.

– Через несколько дней я уезжаю в Гётеборг, – сказал Андре. – Естественно, мне хочется довести это дело до конца, тем более что я несу ответственность перед своими компаньонами, но радости я не чувствую. Единственная связь с жизнью для меня оборвалась.

Гурли взглянула на руки Андре. Он так сильно вцепился в забор, что у него побелели костяшки пальцев. Ей отчаянно хотелось, чтобы он испытывал к ней такие же сильные чувства, о которых говорил. На пятнышке земли на каменной стене росла одинокая африканская фиалка. Гурли протянула руку и сорвала цветок.

– Взгляни, – сказала она, протягивая Андре нежные бархатистые лепестки. – Она уже умерла, но если я поставлю ее в вазу на своем туалетном столике, то несколько дней она будет напоминать мне, как выглядела еще секунду назад, при жизни. Мы должны всеми силами напоминать себе о лучших моментах прошлого.

Андре взглянул на цветок. Чуждый сентиментальности, он смотрел на него глазами ученого, разглядывая лепестки, чашелистики, пыльники и завязи. Он пожал плечами.

– Ты должен взять с собой на полюс что-нибудь такое, что будет напоминать тебе о матери, – продолжила Гурли. – Отныне я всегда буду ставить дома фиалку возле твоего портрета, чтобы она напоминала мне о тебе и об этом дне.

«Орел» снова остановился, когда около шести утра Стриндберг проснулся и поднялся на наблюдательную платформу. Он приготовил завтрак на хитроумной плитке, сконструированной другом Андре, инженером Эрнстом Йоранссоном. Он осторожно спустил плитку вниз, на 8 м ниже гондолы, чтобы точно не допустить возгорания водорода в оболочке. Затем он удаленно разжег огонь, за 18 минут сварил кофе и задул огонь через длинную резиновую трубку, которая тянулась прямо к плитке. После этого он поднял кофейник и плитку в гондолу.

– Кофе пойдет вам на пользу. Вы кажетесь усталым, – сказал Стриндберг Андре, глаза которого казались красными пятнами на бледном лице.

– Я много дней перед полетом нормально не спал, – ответил Андре, глядя на спутника.

Стриндберг тоже не слишком походил на бравого мужчину, который сел в корзину «Орла», хотя с этого момента не прошло и суток. Уже давали о себе знать и холод, и сухость воздуха на высоте, и стресс из-за полета. Стриндберг был небрит и помят после сна на одной койке с Френкелем, но Андре особенно волновало, что его явно тяготит мысль о том, как долго ему ждать новой встречи с Анной.

– Ах, отличный кофе, – сказал Андре, облизывая щипцы, которыми Стриндберг открыл банку сгущенки. – У меня наконец открываются глаза.

Пока Стриндберг возился в углу с бочкой, превращая ее из ночного горшка в кресло, Андре принялся за завтрак из сэндвичей с сыром и сардинами, снова глядя на безликую бесконечность белого льда и серых облаков.

Мимо пролетел глупыш. Показав на него, Андре крикнул Стриндбергу:

– Мы по-прежнему недалеко от гнезда этой птицы на утесах Шпицбергена.

Глупыш сделал еще один круг, сел на сетку «Орла» и испачкал путешественников своим пометом.

Остаток утра прошел довольно непримечательно. Температура опустилась ниже нуля, и «Орел» снова начал движение, на этот раз на запад. Вскоре после одиннадцати Стриндберг и Андре выпустили еще нескольких почтовых голубей, а около полудня заметили на льду ярко-красное пятно – вероятно, кровь тюленя, убитого белым медведем. После обеда ситуация ухудшилась, когда пошел моросящий дождь и шар вновь оказался окутан туманом. Температура не поднималась выше нуля, и путешественники понимали, что с ними случилось худшее, поскольку в таких условиях дождь не испарялся. Капли примерзали к шару, сетке, гондоле и всем тканевым поверхностям, быстро увеличивая массу «Орла», пока в 15:06 шар дважды не ударился о лед.

– Сбрасывайте все, кроме самого необходимого, – крикнул Андре Френкелю и Стриндбергу.

Первыми вниз полетели тяжелые ножи, которыми воздухоплаватели должны были обрезать гайдропы, если бы их не забыли на берегу острова Датский. Затем путешественники сбросили 25 кг песка и некоторые веревки. Этого оказалось недостаточно. Через десять минут за борт отправились железный якорь и небольшой блок. И все равно «Орел» не поднялся надо льдом. Спустя еще полчаса с шара сбросили балластную веревку и лопату. Но толку было мало.

В 16:51 путешественники сбросили полярный буй, тем самым явно признав свое поражение, но все было тщетно. Хотя гайдропы, балластные веревки и сетка были обмазаны жиром и вазелином, они не отталкивали воду. Веревки пропитались влагой и замерзли, отчего «Орел» снова и снова ударялся о лед, летя в направлении чуть южнее западного. В 17:14 шар ударился о лед восемь раз подряд, после чего корзина потащилась волоком, и трое шведов поняли, что их отважная экспедиция подошла к концу.

«Можно нам хотя бы поесть спокойно?» – написал Андре в дневнике, но его мольбы не были услышаны. В 18:35, когда «Орел» снова ударился о лед, Андре написал о «вездесущем тумане и столкновениях раз в пять минут», а также несколько неискренне добавил, что «настроение хорошее». Возможно, настроение путешественникам подняла холодная жареная курица, которую они съели на ужин, – ведь больше радоваться было нечему. К 21:30 «Орел» раз в две минуты сильно ударялся о лед, двигаясь на юго-запад, параллельно маршруту, которым летел со Шпицбергена. «Сталкиваемся с поверхностью и оставляем свой след каждые 50 метров», – написал Андре, гадая, когда от непрерывных ударов о лед лопнет терпение его компаньонов. К счастью, в 21:53 наступила передышка: шар остановился и всю ночь не двигался с места.

«Отовсюду капает, шар сильно отяжелел, – написал Андре, впервые признавая поражение. – Мы могли бы сбросить балласт, и тогда ветер, возможно, отнес бы нас к Гренландии, но нам приходится мириться с тем, что мы стоим на месте. Сегодня нам пришлось сбросить большое количество балласта. Мы не спали и даже не могли отдохнуть, поскольку шар постоянно ударялся о лед. Вероятно, дольше мы бы не выдержали. Всем нам нужен отдых. Я отправил Стриндберга и Френкеля в постель в 23:20 и намереваюсь разбудить их в шесть или в семь утра, если смогу до того времени нести вахту. После этого я сам постараюсь отдохнуть».

Пока шар вращался на скрипящих и обледенелых веревках, Андре переживал, что, возможно,