Подлецы и герои - Александр Афанасьев

Вот и принимаются решения, бесстрашно ведущие к конфронтации, к нарастанию напряженности, к расшатыванию и без того хрупкой системы миропорядка, сложившейся десятилетиями. Тон дипломатических нот становится все более и более оскорбительным, а маневры самолетов-истребителей с авианосцев у границы – все более частыми. Люди, которые принимают подобные решения, и те которые их исполняют, не знают, каково это – прийти на руины своего разбомбленного дома и откопать собственными руками трупы своих дочерей. Они не знают, потому что некому об этом рассказать, – и они играют с огнем, используя для розжига все большие и большие порции бензина.

Поскольку военные методы решения проблем становятся все более и более рискованными, учитывая развитие вооружений, – применение вооружений заменяется игрой на нервах (при этом все понимают, что рано или поздно у кого-то они сдадут), а война настоящая заменяется боевыми действиями в тех сферах, где они раньше не велись. Великобритания разрабатывает новые способы коммерчески выгодной добычи нефти из сланцевых песков с канадских месторождений, по которым канадский доминион занимает первое место в мире, – это война или нет? Североамериканцы готовятся к коммерческому использованию технологии добычи попутного газа из угольных пластов, а Священная Римская империя ставит все больше огромных ветряков на европейской территории и открывает все новые и новые поля солнечных батарей в Сахаре – это война или нет? Российская империя строит первую в мире электростанцию, не уступающую по мощности крупнейшим атомным, использующую воду, превращенную в пар теплом подземных источников на Камчатке, – это война или нет?

Это – война, если не сейчас, то в будущем. Потому что война невозможна, если страны нуждаются друг в друге. Война начинается там, где нет торговли. В мире и так слишком много протекционизма, слишком много страха[83]. И если страны находятся полностью на самообеспечении – это путь к войне.

Ну ладно, оставим в покое экономику. Если в Голливуде снимают фильм, как русские солдаты врываются в дома и насилуют детей, – это война или нет? Если отправившихся на учебу в «лучшие британские школы для мальчиков» русских детей (чаще всего отправляли детей учиться за границу купцы, евреи и высокооплачиваемые служащие, дворяне считали это унижением личным и унижением страны) почти насильно записывают в дискуссионные клубы, где вместо любви к Родине забивают голову разным антирусским бредом, – это война или нет? Если на территории Афганистана почти легально выращивается опиумный мак, а гонконгские банки кредитуют контрабанду этой отравы в Россию, чтобы все больше и больше русских детей становились наркоманами, – это что такое? Если через границу переправляют листовки и прокламации, если русских студентов учат бунтовать и бесчинствовать, злоумышлять, в том числе и против Высочайших особ, – это как назвать?

Это самая настоящая война. Война невидимая, ведущаяся каждый день и час, война не за территорию – это война за души людей. Каждый, кто посмотрел фильм, где русский солдат насилует и грабит, каждый, кто воткнул в вену шприц с адским зельем, каждый, кто приобщился к содомскому греху, и теперь из-за этого будет меньше русских детей – все это наши потери, людские потери на ведущейся против нас войне. А цензура, контроль Интернета, уголовная ответственность за продажу запрещенных фильмов, книг и компьютерных программ – все это делается только для того, чтобы выстоять, чтобы защитить как можно больше живущих в нашей стране людей от ползущей по миру заразы.

Война двадцать первого века изменчива. Она не имеет ни начала ни конца, ее не объявляют и потом не подписывают мирных договоров и перемирий. Война касается всех и каждого, каждый – солдат на этой необъявленной войне. Военные угрозы перетекают в экономические, экономические – в компьютерные, и процесс этот движется в обе стороны. Иерархические, государственные образования почти беззащитны перед сетевыми, гибкими и изменчивыми структурами. Горе тому, кто не заметит этих изменений, кто почивает на лаврах давно выигранных кампаний и не готовится к новым. Нужно не только защищаться – но и нападать, наносить ответные удары. Для того чтобы защищаться, было создано несколько структур сетевого типа – комитетов. В армии, в купеческих гильдиях, наконец, в церкви – щит и меч в необъявленной войне. Военный комитет, названный «Клубом молодых офицеров» и занимающийся установлением, оценкой и разработкой методов силовой нейтрализации новых угроз, возглавил лично Цесаревич Николай.

Сейчас Цесаревич остановился перед строем военных, навстречу ему, печатая шаг, вышел начальник испытательного центра полковник от авиации (из поволжских немцев) Теодор (Федор) Манн.

– Ваше Высочество! Личный состав испытательного полигона номер восемьдесят один – тридцать, а также наблюдатели от родов войск построены. Полигон к проведению демонстрационного показа техники готов! Доложил полковник Манн.

Цесаревич протянул для рукопожатия руку – военное братство и новые времена сильно изменили и упростили многие придворные церемонии.

– Приветствую вас, господа! – сказал Цесаревич так громко, что его услышали все.

– Служим России и Престолу! – жахнули несколько десятков глоток. От души – и иностранцам этого не понять. Это не была извечная рабская психология русских, как доверительно сообщали подкидываемые из-за рубежа статейки. Просто все здесь присутствующие знали, что все мужчины венценосной семьи служили в армии, потому что такова традиция, что они – одни из них. Все знали, случись что – и Государь не отступит, не струсит, не побежит, не сдаст позиций – он будет сражаться до последней капли крови против любого врага, подавая остальным пример. С этим – и они готовы были стоять до конца. А все мелкие дрязги и разногласия… да и бес с ними!

– Показывайте, полковник. Что-то я не вижу, что вы нам приготовили…

– Ваше Высочество, техника на время статического показа загнана в ангары. Совсем недавно североамериканцы запустили спутник на геостационар, нацеленный как раз на нас. Нехорошо-с…

Цесаревич улыбнулся.

– Как раз – хорошо. Пусть смотрят. Пусть думают. И пусть – боятся. Страх – не всегда плохое чувство.

– Прикажете вывести на смотровую площадку, Ваше Высочество?

– Зачем? В ангарах – пусть сегодня будет в ангарах.

– Прошу-с… – по-старомодному, как почти никто уже не говорил, сказал полковник Манн, и офицеры потянулись к ангарам…

В первом ангаре было светло и чисто, настолько чисто, насколько это возможно. Нещадно светили ртутные лампы, своим мертвенным, безжалостным светом высвечивая каждую деталь стоящих в ангаре летательных аппаратов.

– Вольно жжете свет, господин Манн…

– Ваше Высочество, согласно рескрипту мы поставили солнечные батареи. Ветряки поставить нельзя-с, потому как мешают работе локаторов. Больше половины энергии для работы базы мы получаем от солнца-с…

– Это хорошо[84].

Два аппарата, стоявшие в ангаре, были настолько не похожи друг на друга, что казалось, они построены в разных странах и разными конструкторскими группами. Но это были творения одних рук, одного гения…

– Кто объяснит?

– Разрешите, Ваше Высочество…

Невысокий, седовласый, но с удивительно молодым лицом человек в форме Его Величества гражданского инженерного корпуса[85] шагнул вперед.

– Инженер девятого разряда Кожемяко, конструкторское бюро Камова, Его Императорского Величества Арсентьевский казенный завод.

Цесаревич благосклонно кивнул, разрешая продолжать.

– Перед вами, уважаемые господа, первые ласточки, так сказать… первые русские беспилотные вертолеты, по всем признакам относимые к технике четвертого поколения. Если конкурс на основной боевой вертолет третьего поколения фирма Сикорского проиграла Гаккелю[86] с его М40, то конкурс на четвертое поколение будет нашим!

– Самонадеянно, – тихо сказал кто-то.

– Господа, мы готовы предложить армии, прежде всего частям десанта, морской пехоты и командованию специальных операций, вертолеты двух типов. Первый – Ка70, боевой ударный вертолет четвертого поколения, сделанный на базе существующих разработок. Как вам известно, компания Сикорского представляла на конкурс ударный вертолет третьего поколения В50, но проиграла компании Гаккеля – прежде всего из-за критического объема новых решений, заложенных в вертолет, и значительного технического риска. Однако технический задел, полученный при разработке В50, был просто огромен. Впервые в мире нами был разработан одноместный ударный боевой вертолет, в котором один пилот мог одновременно и пилотировать машину, и вести бой. Сделано это за счет беспрецедентной автоматизации пилотского места, когда значительная часть действий, которую раньше выполнял пилот, теперь выполняла сама машина. Тогда же нам удалось – впервые в мире, господа! – создать систему, при которой вертолет, если позволяло техническое состояние, мог вернуться на базу автоматически, даже без управления. Этот задел только сейчас реализован нами в полной мере.