Тимьян и клевер - Ролдугина Софья Валерьевна

Кэйти кивнула, стиснув в кулаках юбку на коленях, и едва слышно спросила:

– А плата? Мистер О’Рейли говорил, чтоб я те десять фунтов-то припрятала. Мол, дорого тут за помощь берут…

Айвор фыркнул и легко вспорхнул на спинку стула, всем видом демонстрируя изысканное пренебрежение.

– У твоей дочери на челе горит благословение фейри, глупая женщина. Не говори мне ни про какую плату. Впрочем, если захочешь сделать потом подарок вот этому жалкому созданию, – он махнул рукою в сторону Киллиана, – то я возражать не буду. А теперь иди… Нив! – позвал он негромко, не удосужившись даже голову повернуть. – Проводи гостей.

Уже на выходе Кэйти Броган сделала неловкий книксен, а замешкавшуюся дочь заставила склонить голову. Но Айвор этого точно не заметил. В комнате постепенно становилось светлее, а стыки между потолком и стенами медленно угасали. Наконец всё возвратилось на круги своя, только запах клевера по-прежнему витал в воздухе, как в начале весны.

Когда закрылась щеколда на входной двери, Киллиан точно очнулся от забытья.

– Ты сделал что-то? С нами? – неуверенно предположил он, потирая виски, и пригубил тёплый кофе. Холодок под рёбрами постепенно исчезал. – У меня в груди всё переворачивается. И это, знаешь ли, не образное выражение.

Айвор отстранённо покачал головой.

– Я ничего не делал. Почти. Но, как ты верно заметил, мой прелестный друг, кое-что произошло. Девчонка, Этайнин, спела заклинание.

Киллиана пробрала дрожь. Он залпом допил свой кофе и потянулся за печеньем, хотя голоден не был – ведь невозможно одновременно проникаться благоговейным ужасом и хрустеть чем-нибудь сладким.

«В конце концов, люди – очень простые существа, – подумал он. – В нас помещается что-то одно. Либо страх, либо аппетит».

– И кого же она заклинала?

– Саму себя, как это часто бывает с неопытными бардами, – вздохнул Айвор. – Я немного очаровал её, самую малость, чтобы она не сумела подобрать подходящую по случаю песню и спела то, что у неё сейчас на душе. Что думаешь о словах?

– Гм… – Киллиан честно попытался отрешиться от дурных предчувствий и оценить песню непредвзято и взвешенно. Он механически переставил две чашки на столе местами, затем поднял недочитанную газету и начал листать её, пробегая взглядом заголовки. – Сюжет простой, в деревенских песнях он встречается часто. Девица ждёт возлюбленного, а он её обманывает или предаёт. Вроде бы всё, – неуверенно заключил он. – И не смотри на меня так! Говорю же – всё. Разве что… Частенько в таких песнях бывает продолжение. О том, как на предателя обрушивается справедливая месть.

– Браво, мой наблюдательный друг, – преувеличенно восхитился Айвор. – Только я немного не о том спрашивал… Так уж и быть, снизойду к твоей прискорбной дремучести. Главное то, что Этайнин влюблена.

– В сына Далтона? – нахмурился Киллиан, переворачивая очередной газетный лист. По краю узким столбиком шли объявления. – Да, пожалуй, сходится. Наверняка дурнушка заглядывалась на блестящего кавалера.

Айвор закатил глаза и цокнул языком.

– И ты ещё смеешь называть себя джентльменом? Девчонка вовсе не дурнушка, уж поверь мне. Пусть у неё нет покатых плеч и… Впрочем, что я тебе объясняю. Это я видел, как сменялись моды и идеалы на протяжении веков, а ты, мальчик мой, ограничен лишь одной жизнью. Но мы отвлеклись от темы. Этайнин влюблена, но не в Далтона-младшего, а в его убийцу.

– В кого-кого?!

– А это ты и выяснишь, сладкий мой, – с бесценной иронией протянул Айвор и прикрыл сияющие глаза. – Причём прямо сейчас. Надеюсь, где особняк Далтонов, ты знаешь?

– Найду, – хмыкнул Киллиан, ещё раз машинально взглянул на газету – и не поверил своей удаче. – И у меня даже есть повод нанести им визит, – добавил он и торжествующе поднял страницу, постукивая пальцем по объявлению:

«…приглашается опытный врач для излечения неизвестного недуга. Цена по договору…»

Айвор снисходительно улыбнулся, но глаза его под полуприкрытыми веками вспыхнули ярче углей. И это, право, было наилучшей похвалой.

Устроить встречу с мистером Далтоном оказалось легче лёгкого. Тощий дворецкий с жидкими усами открыл двери так быстро, словно поджидал прямо за порогом.

– По какому вопросу вы пожаловали, сэр…? – степенно поинтересовался он и сделал многозначительную паузу.

– Киллиан Флаэрти, эсквайр, – представился Киллиан. – Я прибыл для консультаций относительно болезни Уильяма Далтона.

– Немедленно сообщу, – кивнул дворецкий. И, хотя тон его не изменился, выражение глаз стало насмешливым. – Желаете передать что-то ещё?

– Да, пожалуйста. Вот рекомендательное письмо от старшего констебля.

– В таком случае, прошу пройти в гостиную для ожидания, мистер Флаэрти. Я скоро вернусь и сообщу решение мистера Далтона.

Отведя Киллиана в холодный тёмный склеп под лестницей с пыльным креслом, узким окошком у самого потолка и уныло-пасмурной картиной на стене, назвать который «гостиной» мог только завзятый лицемер, дворецкий удалился. Сквозь закрытую дверь было слышно, как молоденькая служанка спрашивает с любопытством, кто там заглянул в неурочное время.

– Очередной шарлатан явился, – ответил дворецкий, не потрудившись даже понизить голос. – Каждый раз, как хозяин объявление в газете даст, такие сбегаются… Как крысы, право слово.

«Повезло тебе, что Айвор дома остался, – мрачно подумал Киллиан. – А то одной настоящей крысой в этом доме точно бы стало больше».

Подумал – и тут же грудь кольнуло тревожно-болезненным предчувствием: а стало бы? В последнее время компаньон колдовал гораздо реже, чем прежде и уже не подшучивал жестоко над хамами, скрягами и высокомерными скептиками.

«Вот не думал, что буду скучать по его вредным привычкам».

Впрочем, удариться в невесёлые размышления Киллиану не позволил дворецкий, который уже через несколько минут вернулся и сообщил, что-де хозяин изволит ожидать в кабинете.

Каморка под лестницей, очевидно, предназначалась для того, чтобы содержать там исключительно неугодных гостей, потому что весь остальной особняк был обставлен более чем роскошно. Газовые лампы на стенах сверкали позолотой, также как и все без исключения дверные ручки. Мебель мистер Далтон предпочитал исключительно из красного дерева. От картин в массивных рамах рябило в глазах. Особенно много попадалось портретов – в основном, старинных, хвастливо намекающих на древность родословной. Одна из картин занимала особое место – на стене, над площадкой, где лестница разветвлялась на переход в правое и в левое крыло. На полотне были изображены два джентльмена за игрой в шахматы. Один из них напоминал мастифа в тесном сюртуке, а другой – изумлённого гуся в шляпе. Партия, даже на дилетантский взгляд Киллиана, там зашла в тупик; кроме того, с фигурами художник напортачил – на доске гарцевали три коня, два белых и чёрный, и ещё столько же лежало на столе.

– Мистер Далтон-старший с маркизом Девонширом, – важно произнёс дворецкий, заметив взгляд Киллиана. И добавил со значением: – Портрет написан, когда милорд изволил гостить в Далтон-холле прошлой весной.

Киллиан состроил подобающую случаю восхищённо-пришибленную физиономию, а про себя решил, что если хозяева в этом доме хоть немного похожи на слуг, то нет ничего удивительного в том, что Уильяма сглазили.

Перед дверью в кабинет дворецкий замер с таким видом, словно за нею скрывался сам король, не меньше.

– Сэр, к вам мистер Флаэрти, по ранее упомянутому вопросу.

После значительной паузы в ответ проскрипели:

– Пусть войдёт.

Едва переступив порог и бегло окинув помещение взглядом, Киллиан понял, что живописец мистеру Далтону, бесспорно, польстил. Вблизи хозяин особняка напоминал не мастифа, а одну из толстых комнатных собачек с короткими ножками. Рыхлое тело было затянуто в тёмно-коричневый костюм из жёсткой ткани, но всё равно выпирало из него, как тесто из щелеватой кадушки. Стоячий воротничок поддерживал череду из трёх подбородков. Складки вокруг губ свидетельствовали об упрямом и капризном нраве, а вертикальные морщины на лбу – о привычке гневаться. По правую руку от хозяина стоял упитанный человечек с безмятежным и скучным лицом.