Тимьян и клевер - Ролдугина Софья Валерьевна

В такие дни Киллиан забывал о родственных разногласиях и звал вечерком дядюшку О’Рейли пропустить пинту-другую тёмного эля в «Счастливчике», благо мистер Барри давно позабыл обиду, удовлетворившись тем, что в паб вернулась удача.

– Что-то кислая у тебя физиономия, дорогой племянничек, – сочувственно констатировал О’Рейли аккурат после второй кружки. – Никак, опять компаньон у тебя девицу умыкнул? Так найди новую. Вон, сколько красавиц на тебя заглядывается, – и он кивнул на лестницу, с верхних ступенек которой таращились, хихикая, младшие дочери славного семейства Барри.

– Вот только малолетних невест мне не хватало, – скривился Киллиан и нарочно уставился в окно. Темень снаружи стояла непроглядная – что смоляная бочка в угольной шахте, как, бывало, говаривала матушка Флаэрти. – Нет, дело не в девицах.

– Может, ты в карты проигрался? – хитро сощурился дядюшка.

От неожиданности Киллиан даже рассмеялся:

– Я? Да никогда. Долго бы я протянул в столице, если б не научился оплачивать долги компаньона своими выигрышами…

– Стало быть, компаньон виноват?

Киллиан подавил вздох. По правде говоря, профессиональный нюх не обманул старшего констебля О’Рейли. Дело было в Айворе. Нет, на сей раз несносный фейри вовсе не проигрался в пух и прах в «Дохлом кролике», не соблазнил единственную дочку угрюмого и мстительного капрала и даже не привёл под крышу «Тимьяна и Клевера» проблемных клиентов.

Дела обстояли гораздо хуже.

После случая с кербом Айвор на целый месяц присмирел и затих, ведя себя исключительно примерно. Всё чаще он проводил вечера дома, у камина, играя со старинным медальоном, на крышке которого был выгравирована тисовая веточка. Однако на все попытки докопаться, что же происходит, компаньон с истинно королевской небрежностью выгибал бровь и насмешливо интересовался, когда это Киллиан успел наняться к нему в няньки.

Но дядюшке об этом, разумеется, знать не следовало.

– Нет. Айвор тут ни при чём.

– Значит, тебя сглазили! – радостно заключил дядюшка и, подмигнув, поднял повыше свою кружку. – И за это непременно надо выпить. Эль, знаешь ли, любой сглаз снимает.

– Только до утра, – фыркнул Киллиан, однако тёмный эль наконец-то пригубил.

– Пусть бы и до утра. Всё лучше, чем день-деньской киснуть, – пожал плечами дядюшка. И вдруг искоса посмотрел с тем лукавым прищуром, который появлялся у него всегда перед очередной попыткой разрешить свои затруднения за счёт других. – Кстати, о сглазе, племянничек. Сегодня, представь себе, явилась ко мне мамаша с дочкой. Обе со странностями, – и он со значением повертел рукой у виска. – И, не поверишь, мамаша попросила заключить её ненаглядную кровиночку в самую крепкую камеру под замок. Под любым предлогом. Даже деньги мне сунуть пыталась. И не сколько-то, а цельных десять фунтов.

– Богатая дама? – удивился Киллиан.

– Скорей, наоборот. Боюсь, это все семейные сбережения и были… Да не смотри на меня так, не смотри. Это каким же безнравственным сребролюбцем надобно быть, чтобы лишить девчушку свободы, да ещё все денежки у её матушки отобрать, – смущённо уткнулся в кружку дядя О’Рейли. – Как ни крути, а я старший констебль. Моё дело – перво-наперво расспросить, как бедняжки до такой жизни дошли.

Дядя многозначительно умолк. Киллиан выждал положенное время, любуясь то на глухую темень за окном, то на служанку, флиртующую через стойку с человеком в глухом плаще до пят, то на остатки свиных рёбрышек в собственной тарелке… И только затем спросил:

– И что?

Дядя О’Рейли просиял.

– А виной всему оказался дурной глаз. У девчушки. И сглазила она не кого-то там, а сына самого владельца букмекерской конторы на ипподроме Гретна-Дилл. Единственного и любимого! – торжественно провозгласил он. – А мистер Далтон – человек суровый, и друзья у него, скажем так, не последние люди. Он погрозился, что если девчушка сглаз не снимет, то мать её прогонят с работы при пекарне, дом отберут за долги… А сама она глаз лишится. В самом буквальном, так сказать, понимании.

Киллиан ушам своим не поверил. Нет, конечно, угрозы всякие встречались, но обычно исходили они от волшебного народа, среди которого привычным делом было забрать у обидчика слух, голос или, к примеру, правую руку. Простые смертные же обычно грозились судом…

– Но это же незаконно!

– У кого в друзьях крупные шишки из парламента, тому всё законно, – вздохнул дядя О’Рейли. – Без работы и без крова это маленькое храброе семейство, кажется, вполне готово обойтись. А вот за дочкины глаза бедная женщина испугалась и попросила меня укрыть её от гнева Далтонов хоть таким способом. Ну, да он до тюрьмы всё равно дотянется… Что я вижу, ненаглядный племянничек? – хмыкнул вдруг он. – Куда тоска подевалась? Поди, интересно стало?

– Стало, – и не подумал отпираться Киллиан. Что-то в дядюшкином рассказе не сходилось… Но вот что именно – понять никак не выходило. – И куда ты отправил этих страдалиц?

– В самую уютную камеру, разумеется, – не моргнув глазом, ответил он. – Пусть отдохнут хотя бы ночь в безопасности. А потом, полагаю, надо послать их к тебе?

– Обязательно, – подтвердил Киллиан и снова приложился к кружке – уже бодрее.

Не то чтобы все его проблемы разом исчезли… Однако сложное дело как нельзя лучше отвлекает от осенней меланхолии.

А в глубине души Киллиан надеялся, что отвлечёт оно не только его.

К сожалению, эль мистера Барри оказался настолько хорош, что тем же вечером подобающе сообщить весть о новом расследовании не получилось. Лёгкий, веселящий туман, столь непохожий на густое марево над городом, наполнил голову и развеялся только после крепкого сна, а полная ясность мышления возвратилась аккурат к завтраку – в тот момент, когда Киллиан только-только развернул вчерашнюю газету, а в дверь робко постучались.

– Гм. Кажись, к нам гости пожаловали, – осторожно предположила Нив, с сожалением косясь на горку свежих, ещё дымящихся оладий. В присутствии клиентов она добросовестно исполняла роль служанки и за одним столом с «хозяевами» не сидела. – Мой батяня говаривал, что гости с утра – что похмелье, только элем их не зальёшь.

Айвор настороженно прислушался к чему-то, ведомому лишь ему, и, просияв, изящно порхнул со шкафа на пол, умудрившись не расплескать ни единой капли из чашки с кофе.

– Всё верно, только к нам пожаловали не гости, а гостьи. Причём отменно интересные. И сдаётся мне, что позавтракать им было негде. Так что, Нив, принеси-ка ещё пару кружек из кухни и, пожалуй, ветчины и сыра.

Компаньон ошибся только в одном – они не только не завтракали, но и не ужинали, похоже. И вряд ли обедали, а потому даже кисловатый сыр, отданный прижимистым фермером в уплату за мелкую услугу, ели с аппетитом, к которому примешивалась доля благоговения, и наблюдать за трапезой было слегка неловко.

Но Киллиан нет-нет, да и посматривал на посетительниц искоса.

Старшая из них, мать, носила имя Кэйти Броган. Ростом она вышла, а вот статью – не очень. Плечи были широковаты для женщины, бёдра – узковаты, и всё тело, несмотря на пышные юбки и лиф, напоминало узловатую доску. Лицо, впрочем, выглядело очень приятно – открытое и простое. А чистые голубые глаза и волосы цвета пшеницы делали из неё если и не красавицу, то хотя бы приятную особу.

Дочке повезло меньше.

На первый взгляд она едва дотягивала до четырнадцати лет, хотя на самом деле ещё зимой ей сравнялось шестнадцать. За счёт какой-то особенной, свойственной лишь юницам угловатой грации, семейные особенности фигуры смотрелись гармонично – этакий костлявый щенок, невзрачный, но шустрый и проворный. Молочно-белую кожу не портили ни веснушки, ни даже тень загара, которого так сторонились аристократки и те, кто им подражал. Золотистые волосы вились крупными красивыми кольцами. И считаться бы ей прелестницей, если б не бесцветные брови, ресницы… и глаза – до того светлые, что даже вблизи они казались пустыми бельмами с мутными чёрными пятнышками зрачков.